Моё медицинское начало неожиданно оказалось в Германии восемнадцатого века.
Жизнь человека умещается в несколько десятков строк,
но иногда память о нём не исчерпывается сотнями лет и сердец.
Часть первая
Где моё начало? В день зачатия, в день рождения или с первым сказанным словом?
Моё медицинское начало неожиданно оказалось в Германии восемнадцатого века. Всё, что я знала ещё совсем недавно, это легенда о моём предке немецком враче Майере, приехавшем в Россию чуть ли не при Петре Первом. Больше двадцати лет не открывалась мне эта тайна, а вот что известно теперь. Итак…
Антон Эмануилович Майер.
«Отпусками не пользовался»
Мой прапрапрапрадедушка Иоганн Антон Майер родился в Бреслау в 1761 году и курс медицинских наук проходил в Берлинской медико-хирургической академии. Двадцать три года жил и работал он оператором и акушером в славном городе Брауншвейге, писал статьи о местных источниках целебной воды, о бешенстве и чуме. Его заметка о прививках коровьей оспы была опубликована в 1801 году, всего лишь через пять лет после первой вакцинации, сделанной Дженнером, а это значит, доктор Майер шагал в ногу со временем. Председательствовал в местном медико-хирургическом обществе, был почётным членом общества повивального искусства Геттингена. Искусства! Умели же красиво и уважительно в те времена относиться к врачеванию. В 1804 году в Геттингенском университете получил степень доктора медицины. И никогда не сказать бы мне своё первое слово, если бы в 1808 году доктор Майер не отправился «по вызову для продолжения службы» в Россию. Было ему в ту пору, окружённому семейством из жены, трёх сыновей и трёх дочерей, 47 лет.
Их принял городок Купянск, что в Харьковской губернии, и дед мой, умудрённый знанием и опытом, был назначен доктором 2-го класса на невеликую вакантную должность уездного врача. Обстановка в момент приезда была неспокойной, и первым поручением доктора Майера было «прекратить свирепствовавшую во владениях генерал-майора Бекарюкова в Волчанском уезде…повальную нервную горячку», с чем он благополучно справился. Несколько лет за неимением кадров служил сразу по двум уездам. Январь 1813 года двести лет назад мог поставить точку в моём будущем рождении – дедушку Антона Эмануиловича, как он теперь именовался на русский лад, приказом из столицы отправили на вспышку чумы в Одессу, но и это испытание он преодолел. Снова, как школяр, сдавал строгие экзамены на звание акушера и врача и «удостоен был в звании инспектора врачебной управы» летом 1815 года.
Несмотря на это больных так и продолжал лечить и в Харьковской «городовой гражданской больнице», и в Харьковском гарнизонном батальоне, и в военно-сиротском отделении. Как инспектор «принял в своё ведение и пользование» больницы, воспитательный дом, венерический лазарет, дом сумасшедших и богадельню». В богоугодных этих заведениях отсутствовала аптека, что было неудобно для больных и невыгодно для приказа общественного призрения. А потому Антон Эмануилович пожертвовал для них «собственную свою аптеку, снабжённую разными доброго качества медикаментами и материалами» стоимостью 3806 рублей 16 копеек. Тем самым неудобства от отсутствия аптеки были «уничтожены и больные начали пользоваться сими лекарствами».
А вот ещё интересная подробность. Прадед мой пожертвовал 300 рублей, «чтобы из получаемых из сего капитала процентов» каждый год 18 сентября в память посещения государем императором Александром Павловичем больничных заведений общественного призрения 4 рубля платили священнику за молебен за здравие императорского дома, а «за остальные 14 рублей доставляемо было больным сверх получаемой пищи жаркое и вино». И ещё завещал, чтобы за исполнением этого неукоснительно следили.
Добросовестное, с полной отдачей отношение доктора Майера к службе было замечено, неоднократно жалован он был орденами Анны и Владимира и чинами, а «за действия по пресечению свирепствовавшей в здешней губернии в 1830 году эпидемической болезни холеры Всемилостивейше пожалован подарком в 1200 рублей». Формулярный список о его службе составлялся в 1833 году, когда Антону Эмануиловичу было уже 72 года.
Двадцать пять лет прослужил он России к этому времени, а в одной из граф сказано: «отпусками не пользовался»! Зато, кроме своей лечебной и организаторской деятельности, ещё и книги писал! Издал на «российском языке» сочинения «Об опасности наружного употребления мышьяка от водобоязни» в 1819 году и «О способе употребления лекарских банок» в 1831-м. Медицинский Совет признал последний «полезным и достойным обнародования». Знаю, что издавались и другие его статьи совместно с сыном Карлом.
В 1833 году доктор Майер был уже вдов, жил с дочерьми в городе Харькове в своём деревянном доме и имел 8 душ дворовых людей. Как часто вспоминал он свою родину, привык ли к новой? В 1833-м принял он с сыновьями российское подданство навечно, получил дворянство, а в 1834 году пожалован был гербом. «На его верхнем голубом поле на зелёной траве лежит Лев, над которым сияет золотая звезда, а в правой львиной лапе не привычный теперь символ врачевания – чаша, а как указано в описании «Эскулапов жезл с обвившейся круг онаго змеёю». Нижняя часть герба разделена надвое, там чугунная пушка на лафете на золоте и золотая граната на серебре. Кстати, лев мог быть напоминанием о Брауншвейге, символом которого он до сих пор является.
Почти тридцать лет работаю врачом и я, последние два десятилетия в военном госпитале, а потому и от моей судьбы медицина и пушки с гранатами неотделимы, но до меня ещё так много лет и зим! До меня и сын Антона Эмануиловича Карл, и внук Карл Карлович, и правнучки Шарлотта и Евгения, и моя мама, приходящаяся ему трижды правнучкой. Все они врачи, и все несут в себе капли его крови, его ответственности и милосердия.
Не сохранилась могила доктора Майера и его жены, с водобоязнью давно не борются мышьяком, и вряд ли в больницах Харькова каждый год 18 сентября больным за его счёт подают вино. Но упомянули о нём в своих томах Брокгауз и Ефрон, а теперь и Википедия, и очень важным кажется мне, что заново обрели его и мы, прямые потомки. А раз так, то есть всё-таки бессмертие, и кто знает, не берём ли мы руку больного, щупая пульс, тренированным годами движением нашего дедушки Иоганна.
Карл Антонович Майер.
«Способен и достоин»
С бесконечного тёмно-синего неба, кружа, опускался и опускался снег. Морозный воздух полнился ощущением новизны и праздника первых дней 1793 года.
Начиналась новая жизнь. В этот день, 5 января, в городе Брауншвейге родился мальчик, и имя ему было Карл Вильгельм Кристоф Майер. Кажется, это был первенец у врача Иоганна Антона Майера и его жены Софии Августы Катарины.
1808 год, Карлу уже пятнадцать. Рядом младшие братья и сёстры – пятеро. Колёса кареты крутятся всё быстрее и быстрее. Бегут назад улицы городка Брауншвейга, его дома и уютные садики, зовёт вперёд неизвестная далёкая загадочная Россия.
Город Харьков. 1811 год. Университет, медицинский факультет, лекции по анатомии и хирургии, попытки постижения непостижимого – тайны человеческого тела. И этот трудный русский язык…
В 1815-м он лекарь, в 1817-м выдержан первый экзамен на звание акушера в Императорской Медико-Хирургической академии, а в 1818-м произведён ею в хирурги. Первые больные, первые успехи, первые потери и неудачи. Служба рядом с отцом в Слободско-Украинской врачебной управе. Первые наблюдения, первые статьи, одна из них, о кавказских минеральных водах, написана вместе с отцом. А ещё 7791 младенец, привитый им от оспы, дети, которых он «предохранил от предстоящей им заразы и самой смерти».
С 1822 года определён ко Двору в гоф-медики окружным врачом, в 1823-м получены звание доктора медицины и хирургии и первый орден, через три года пожалован в лейб-хирурги к Высочайшему Двору – «за усердную и ревностную службу», а через год назначен старшим врачом Градской Обуховской больницы. И снова ордена – Владимира, Анны и Станислава, и ещё раз Анны и Владимира. С 1834-го он ещё и директор первой в России «школы для образования фельдшеров» при Обуховской. Так же, как и отец, аттестуется «способным и достойным». А это впечатляющий перечень обществ и академий, членом которых он был: Медико-филантропического комитета Императорского человеколюбивого, Петербургского фармацевтического, Минералогического, Вольного экономического обществ, Московской и Виленской медико-хирургических и Варшавской медицинской академий, Московского общества естествоиспытателей, Королевской академии наук (Берлин), Академии общеполезных наук (Эрфурт), шести медицинских обществ (Берлинского, Дрезденского, Гамбургского, Стокгольмского, Лейпцигского), семи обществ естествоиспытателей (Батавского, Швейцарского, Лейпцигского, Боннского, Марбургского), Йенского минералогического общества, а ещё почетным членом Медицинского совета МВД и действительным членом Военно-медицинского ученого комитета при главном военно-медицинском управлении министерства. И особенно приятный штрих к портрету придаёт мне его членство в Курляндском обществе словесности и художеств в Митаве!
В сферу деятельности Медико-филантропического Комитета, членом и президентом которого он был много лет, входило «домовое призрение бедных больных», «амбулаторный прием в разных частях города», «помощь подвергшимся несчастным случайностям на улице», «призрение искаженных природою или несчастными случайностями», «воспитание глухонемых», прививка «предохранительной оспы», распространение «полезных сведений» «в целях охранения народнаго здравия». Также Комитет занимался устройством инвалидных домов, больниц и других медицинских учреждений, богаделен, учебных заведений.
Доктор Майер не раз хлопочет о беспошлинном провозе товаров на благотворительные цели, например, в 1860 году о 50 дюжинах очков из Нюрнберга «для бесплатной раздачи бедным жителям Петербурга со слабым зрением».
Лечение больных, борьба с холерной эпидемией 1831 года, выступления на заседаниях врачебного Общества, публикации статей, а с 1840 года и до конца своих дней забота о государственных детских приютах, в которых был и директором, и попечителем, и членом Совета. Карл Антонович был также одним из учредителей и попечителей Мариинского капитала, который предназначался для помощи как самим врачам, так и для пенсионного обеспечения их вдов и сирот в случае тяжелой болезни или смерти кормильца.
Знаком был с выдающимися врачами своего времени, например, Николаем Ивановичем Пироговым, а с Н.Ф. Арендтом, бывшем у постели умирающего Пушкина, не только работал вместе, но и ездил в 1840 году в Германию для закупки хирургического инструмента для больницы. Интересно, был ли у них во время долгих часов и дней пути разговор об Александре Сергеевиче?
Во время Крымской войны доктор Майер находился в военных госпиталях Гельсингфорса, являлся помощником главного хирурга русских войск. Известно об ампутациях, которые были им там сделаны, но, кажется, ему ближе была борьба с «прилипчивыми болезнями», впитанная благодаря отцу ещё с детства. А потому в ноябре 1855 года К.А. Майер издал в Гельсингфорсе брошюру, «посвящённую храбрым русским солдатам войск, в Финляндии расположенных». Это было «Наставление как предупреждать развитие холеры» с копией рецепта «холерных капель» доктора de Mayer.
Женат Карл Антонович был на Софье Ивановне Мейер, мать которой – моя четырежды прабабушка Юлия Амелунг. А продолжили семейную линию сыновья Карл и Василий (мой прапрадед) и дочери Мария, София, Анна и Александра.
Примечательно, что много доброго и полезного Карл Антонович делал совместно со старшим сыном, врачом Карлом Карловичем Майером. Так же когда-то он сам сотрудничал со своим отцом Антоном Эмануиловичем, таковы были важные для устойчивости мироздания традиции этой семьи.
Все эти подробности хранятся в архивах и, казалось, никого не интересуют, кроме меня. Думалось, всё это предания давних дней и лет, и этот человек накрепко забыт страной, которой честно и хорошо служил. Потому большим потрясением было узнать из Интернета о сделанном весной 2011 года на конференции о российских немцах докладе, посвящённом доктору Майеру!
Письмо в Русско-немецкий центр Петербурга с просьбой помочь связаться с автором сообщения, историком, доцентом кафедры социальных наук СПБИГО Владимиром Ивановичем Ходановичем. Томительное ожидание, и вот подарок – его ответ. А в нём такие строки: «С волнением прочел Ваше письмо. Такое бывает очень редко, когда знакомишься с потомками тех, о ком написал, биографии которых изучал. Сразу скажу: я предоставлю Вам все найденные мной в архивах и прессе 1830-50-х годов материалы, касающиеся К. Майера».
«Продолжаю внимательно и – с волнением! – изучать всё присланное Вами», – писал мой собеседник о начавшемся между нами общеполезном обмене сведениями из разных источников. Эти же чувства переживала и я. Так, например, узнала о существовании десяти писем моего деда к князю Владимиру Фёдоровичу Одоевскому по вопросам благотворительности и детским приютам, писанных по-французски.
А я передаю точное место расположения могилы и надгробия доктора Майера на Волковом кладбище. Его случайно сфотографировала неизвестная мне Галина, занимающаяся поиском погибших на Отечественной войне. По имени на заинтересовавшем её памятнике она вышла на сайт о гдовских усадьбах, куда я сообщала сведения о моих предках, и уже от автора сайта эти бесценные фотографии пришли ко мне электронной почтой. Так многие люди часто и совершенно бескорыстно помогают мне в поисках.
В 2011 году вышла книга Владимира Ивановича с большой главой о докторе Майере, экземпляр которой с дарственной надписью теперь не только у меня, но и в нашей Национальной библиотеке. Им упомянуто имя Карла Антоновича по ТВ, есть надежда на отдельную экспозицию о нём в музее предприятия «Советская звезда», на территории которого в Екатерингофе в Петербурге была его дача. На моих глазах и при моём участии возрождается память о незаслуженно забытом враче.
Прошло почти два года, и вот недавняя находка – статья историка-краеведа Андрея Дмитриевича Лукашова о моём прапрапрадеде в четырёх номерах сланцевской газеты «Знамя труда». Подробное изложение его служебных и личных дел, о которых многое уже известно. Есть и новое о венчании в церкви св. Иоанна в Нарве. И ожидаемая характеристика – аккуратный, честный – в рассказе об опеке над детьми-сиротами соседа по имению.
И в этой же газете очередной очень долгожданный подарок – завещание моего предка! Упоминание о нём было найдено в описях архива моей подругой Ириной Олеговной Заленской. Надежды прочитать заветы пращура были перечёркнуты маленькой печатью – «выбыло», что означало «уничтожено». Но много раз убеждаюсь – не горят такие бумаги, если не нашли они своего адресата. Если кому-то очень нужны, они, кажется, восстают даже из пепла. И вот его содержание: Карл Антонович всё своё имущество – дом, имение, книги – отказывает «любезнейшей жене» своей Софье Ивановне, которой поручает наделить им в своё время дочерей. Сыновьям не оставлено ничего – они служат и в состоянии обеспечить себя сами, да ещё могут получить приданое жён. Так вот почему нет у меня ни книг прадеда, ни его бриллиантовых перстней, которыми был жалован, ни дарёной табакерки. Зато спустя почти 150 лет благословил меня мой дорогой далёкий дедушка, ведь эти строки обращены к его потомкам, а, значит, и ко мне, и всем будущим продолжателям семейства Майер. «За сим благословляю всех моих детей на мирную христианскую жизнь во взаимной друг к другу любви и беспредельной почтительности к их доброй матери, к общему их земному счастию».
С бесконечно чёрного неба медленно падал на землю снег. Заканчивался 1865 год, истекали его последние минуты. В этот день, 31 декабря, в городе Санкт-Петербурге окончилась славная жизнь немецкого врача, русского доктора Карла Антоновича Майера, несколько дней не дожившего до своего 73-летия. Даже в этом есть сходство с судьбой его отца, Антона Эмануиловича Майера, умершего 30 декабря 1838 года.
Уходить всегда надо вовремя, уступая место будущему. Какому-то новому мальчику, который завтрашним рождением в празднично-торжественный день нового года начнёт свою неповторимую историю, новую жизнь на пользу людям.
