Большой Каменный театр был разрушен пожаром, и император Александр выделил миллион рублей на его восстановление. Работы велись много лет, и вот наконец наступило время открытия…
Что за призраки прелестны,
Легки, светлы существа,
Сонм эфирный, сонм небесный,
Тени, лица божества,
В неописанном восторге
Мой лелеют, нежат дух?
Не богов ли я в чертоге? —
Прав ты, прав ты, Шведенбург!
Г. Державин. «На балет «Зефир и Флора»
Франциска Амелунг, моя двоюродная четыре раза прабабушка, обладала чудесной способностью оказываться в нужное время в нужном месте. Так случилось и 3 февраля 1818 года: в Петербурге спустя семь лет после пожара вновь открылся Большой Каменный театр.
Он был построен в 1783 году архитектором Антонио Ринальди, вмещал две тысячи человек (!) и был действительно первым каменным театром Петербурга, а его размеры закрепились в самом названии – Большой. Через два десятка лет был перестроен Тома де Томоном, а после пожара 1811 года реконструирован Карлом Модюи, который, кроме всего прочего, к трём прежним ярусам добавил два новых!
Вот что рассказывает в своих «Воспоминаниях» Франциска (в ту пору, конечно, не бабушка, а 28-летняя молодая женщина):
Муж моей сестры Эрнестины Маркус Тильгер любил спокойную семейную жизнь, но когда в Петербурге выступали известные певцы и актеры, он вывозил нас на концерты.
Большой Каменный театр был разрушен пожаром, и император Александр выделил миллион рублей на его восстановление. Работы велись много лет, и вот наконец наступило время открытия. При строительстве было сделано всё, чтобы отразить в его убранстве великолепие Российской империи. Разумеется, мы очень хотели присутствовать на этом представлении. Билеты раскупались загодя, за несколько месяцев. Ярусов теперь стало пять. Считалось, что с верхнего пение будет слышно лучше всего. Все ложи были обиты темно-зеленым бархатом, перед каждой установлены канделябры с тремя очень толстыми восковыми свечами. Благодаря усилиям Э. Паули за 100 рублей мы получили такую на самом верху. В толпе и сутолоке было не так-то просто добраться до своих мест. Поднялись наверх, да не туда. Пришлось снова спуститься, и, наконец, к нашему счастью, мы всё-таки попали в свою ложу.
Бесполезно пытаться описать вам словами тот открывшийся ослепительный вид, который подчёркивал славу великой Империи. Казалось, что с высокой башни я смотрю вниз на излучающие великолепие роскошные туалеты, на ярчайший блеск дамских драгоценностей.
Зазвучала музыка, открылся занавес, и перед нами предстали парящие на гирляндах из роз живые ангелы! Самые красивые дети (из воспитательных домов) были украшены крыльями, одеты в трико и так спрятаны в розах, что видны были только их многочисленные головки, плывущие в небесах. Благодаря балетному представлению, мы увидели Олимп, борьбу Венеры с Марсом, увенчавшуюся после долгих усилий её победой, и поклонение богов. Венера, лучшая танцовщица, исполнила свою роль необыкновенно, за что была награждена самыми бурными аплодисментами. Затем настал черед «Ромео и Джульетты». Звук был настолько ярким и чистым, что, казалось, ангелы поют, а актёры выглядели такими крошечными, что походили на фигурки кукольного театра.
В зале стояла ужасная жара выше тридцати градусов, но зато, искупавшись в поту, мы не заметили двадцатичетырехградусного мороза при выходе на улицу. В Петербурге приходится быть выносливым — ради удовольствия стоит вытерпеть невозможное.
Сохранила ли память бабушки Франциски спустя 45 лет все детали этого дня? По большей части да. Историки театра пишут, что обивка кресел была голубой, а не тёмно-зелёной, что в этот день на сцене показывали пролог «Аполлон и Паллада на Севере» и хотя не «Ромео и Джульетту», а «Зефира и Флору», но тоже постановку о вечной любви. Да и само открытие состоялось не накануне рождества, как ей казалось, а в начале февраля. Но были и пять ярусов, и балет, и Венера, и Олимп на сцене. Зато я нигде не нашла рассказов очевидцев о дополнивших картину ангелочках в цветочных гирляндах, необыкновенном успехе одной из танцовщиц и свечах в канделябрах. Ещё важнее для меня, что Франциска смогла передать атмосферу этого праздника. Кажется, я и сейчас стою рядом с ней и с огромной высоты гляжу на сияющий зал, нарядных актёров и разодетую публику, даже щеки раскраснелись от необыкновенного зрелища!
В этом рассказе два главных героя.
Что стало с театром? Ещё не раз перестроенный, он был признан небезопасным и в 1891 году снесён. Через пять лет на этом месте появилось здание Санкт-Петербургской консерватории, внутри которой сохранилась часть старых театральных стен.
Что стало с Франциской, ведь мы оставили её на морозной площади у театра?
Мы уехали домой чуть раньше, чтобы переодеться, а затем вместе с невесткой Эмилией Амелунг и ее дочерьми отправились в дорогу, на фабрику Катарина-Лизетт. Ночь была страшно холодная, снег падал большими хлопьями, и ветер гнал его перед нами. Совершенно измученная, я закрыла глаза, и образы, которые мы только что видели в театре, поплыли перед моей душой. Я проснулась от крика невестки — исчезло большое медвежье одеяло, которым мы были укрыты. Кучеру пришлось поскорее развернуться, потому что оно было для нас бесценно: муж Эмили, мой недавно умерший брат Карл сам убил этого медведя в смертельной схватке. Во время поисков мы совершенно сбились с пути, — ни дерева, ни кустика, и некому было подсказать нам дорогу…
Впереди ещё много новых приключений, но всё закончится хорошо. Думала ли Франциска, что через 155 лет её записки будут читать её потомки? Желаю и я себе такой же судьбы!
Перевод воспоминаний Франциски Амелунг при незнании языка по мере умения и большого старания сделан автором.
P.S. В строке « Совершенно измученная, я закрыла глаза, и образы, которые мы только что видели в театре, поплыли перед моей душой» хотелось заменить конец фразы на более привычное «поплыли перед глазами», но в оригинале сказано именно так. За эти годы мы так изменились? У них перед душой, у нас всего лишь перед глазами.
Сравните со словами Александра Сергеевича Пушкина о балерине Истоминой: «Узрю ли русской Терпсихоры д у ш о й исполненный полёт».
