Легендарному рок-музыканту Андрею Макаревичу 11 декабря сего года должно исполниться 60 лет. Если вдуматься, то дата просто чудовищная.
То есть с юбиляром-то всё как раз в полном порядке – он сочиняет, поёт и выпускает новые диски с завидной для этого возраста активностью. Но страшно подумать, сколько же лет тогда нам с вами, прожившим не одно десятилетие под его песни и помнящим его молодым? Немного меньше, но достаточно для того, чтобы новому поколению уже невозможно было объяснить, почему когда-то «Машина времени» тоже называлась «роком». За эти годы об Андрее Вадимовиче написали уже столько, что вроде бы и добавить нечего. Но «Машина» настолько крепко увязла своими колесами в истории нашего поколения, что у каждого она своя. Даже те, кто её не любят, не любят её очень по-разному, предъявляя иногда взаимно противоречащие претензии. Что ещё забавнее – одни и те же люди ненавидят её за то же самое, за что раньше боготворили или наоборот…
Я прекрасно помню, как всё начиналось. Сентябрь 1981 года, пятый класс, у нас заболел учитель пения. Сообщившая нам эту радостную весть завуч загнала всех в кабинет музыки и велела заниматься чем угодно – лишь бы по коридорам не шлялись без дела. В кабинете музыки надо слушать музыку, но в шкафу возле диковинного по тем временам агрегата, состоявшего из радиоприёмника, проигрывателя и магнитофона в виниловых залежах не обнаружилось ничего, кроме Чайковского и Глинки.
– Давайте «Машину времени» поставим! – предложил кто-то, вытаскивая бобину откуда-то из-за пазухи.
Любознательный мальчик, все каникулы с удовольствием читавший Герберта Уэллса, я решил было, что сейчас услышу радиопостановку по одному из самых знаменитых романов английского фантаста, но вместо этого сипловатый голос в динамике процитировал что-то из Антуана де Сент-Экзюпери и воскликнул: «Маэстро, музычку!» Плёнка была отвратительного качества – такого, что слова песни разобрать не получалось, люди, тащившиеся от этих песен, были моими заклятыми врагами, обманутые ожидания больно ранили – в общем, даже не знаю, как дожил до конца того урока. Должно было пройти года три, за которые я успел открыть для себя The Beatles, разочароваться во многих идеалах и не раз всерьёз задуматься о смысле жизни, прежде чем песни Андрея Макаревича стали созвучными моей душе. Однажды в час пик в автобусе я оказался прижатым толпой к стайке подростков, которые гоняли и гоняли на своём кассетнике плёнку, на которой все песни были обо мне, о том, что так хотелось высказать стихами – но не находилось нужных слов: «Есть здесь кто-нибудь? Мы – чужие среди чужих!..» Я был вынужден проехать несколько лишних остановок, поскольку ни разу не слышал, чтобы по-русски пели вот так – словно беседуют по душам со старыми друзьями!
Да, доверительная интонация, найденная для общения со слушателем – наверное, главное, чему научил Макаревич советских рокеров. Другие приписываемые ему достижения легко оспорить. Называть «машинистов» русскими битлами, например, смешно. Всё-таки величайшая заслуга ливерпульской четвёрки – то, что Англия смогла потеснить на мировом музыкальном рынке законодательницу мод – Америку. В истории отечественного шоу-бизнеса подобных прорывов не случилось, а уж попытки попеть на английском про солнечный остров не оценили даже поляки.
Даже для московской рок-сцены 70-х «Машина времени» не была самой яркой группой. «Удачное приобретение» Алексея «Уайта» Белова играло англоязычные блюзовые стандарты не хуже западных коллег, «Високосное лето» сочиняло сложные арт-роковые композиции с претензией на готику, «Цветы» Стаса Намина быстро доросли до такого уровня профессионализма, что аранжировками их ранних записей занимался сам Юрий Башмет, пусть тогда ещё и мало кому интересный студент консерватории, а милые и куда более близкие к британским корням «Оловянные солдатики» уже в 1972 году начали записывать и тиражировать свои первые подпольные магнитофонные альбомы.
От них всех осталось достаточно много аудиоматериала, по которому можно судить о том, насколько разнообразной была неофициальная музыкальная жизнь столицы. Но по большому счёту «Солдатиков» в основном запомнили благодаря участию в саундтреке мультисериала «Ну, погоди!» с песней «У попа была собака». А очень средние музыканты Андрей Макаревич, Евгений Маргулис, Сергей Кавагоэ с примкнувшей к ним совсем уж самодеятельной духовой секцией заставили всю страну петь большую часть своего репертуара во дворе под гитару. Принято считать, что секрет столь сумасшедшего успеха заключается в умных философских текстах. Однако лидер ленинградской группы «Санкт-Петербург» Владимир Рекшан начал писать гораздо раньше хорошие стихи, которые на бумаге выглядели не так беспомощно. А за пределами Питера он популярностью никогда не пользовался. Лучшим же московским рок-поэтом старой школы всегда казался Александр Градский, очень многому научившийся у мировой и отечественной литературы, но именно в этом качестве оставшийся недооценённым.
Мне кажется, что всё дело в тайном послании, которое зашифровано в текстах Макаревича. Он предлагал слушателю думать и принимать самостоятельные решения. «Каждый, право, имеет право на то, что слева и то, что справа, на белое поле и черное поле, на вольную волю и на неволю…» – трудно передать словами, как бесили эти строчки цензоров, идеологов и критиков из комсомольской прессы, возмущенно спрашивавших у читателей: «Действительно ли каждый имеет право?». Официальная эстрада советской эпохи не предполагала лирического героя, делающего сложный выбор даже между двумя девушками – что уж говорить о каких-то нравственных категориях: «Не надо печалиться, вся жизнь впереди, вся жизнь впереди – надейся и жди!..». Но к реальности это не имело никакого отношения. Кто-то должен был рассказать о предстоящих нам на каждом шагу крутых поворотах, штормах, крушениях – как, впрочем, и о том, какое это счастье – добиться цели ценой больших потерь, выдержать испытание медными трубами, славой, спокойной мирной жизнью. «От великих побед остаётся усталость, если завтрашний день не сулит ничего!» – ещё одна крамольная мысль, начисто лишённая политического подтекста, не ставящая под сомнение никакие святыни, но неизбежно появляющаяся в головах всех, кто живёт накануне эпохи больших перемен.
В русском роке вообще есть несколько человек, которые точнее других коллег рассказали о своём времени. Духовные искания интеллектуалов 80-х годов отразились в творчестве Бориса Гребенщикова, боль и страх 90-х – в мрачных откровениях Егора Летова, самодовольство и цинизм нулевых запечатлено для истории Ильёй Лагутенко. Андрей Макаревич оказался в этом ряду самым первым. Здесь его одновременно достоинство и недостаток. Как поэт он далеко не безупречен. Современных писателей, музыкантов, художников мы любим не только за то, что они сами по себе хорошие, а и за то, что они продолжают какую-то традицию, научились чему-то важному у классиков или у народного творчества, – в общем, за ту культуру, которая стоит за ними. А рассматривая наскальные рисунки первобытного человека, мы понимаем, что эти ребята, может быть, для каменного века считались сверхгениальными авангардистами, но им учиться было не у кого, до них не было ровным счётом ничего и мы не вправе требовать от дошколят полотен на уровне Рафаэля.
«Машина времени» – несомненно, каменный век нашей рок-музыки и рок-поэзии: наивный, плоский, полный условностей. Но и детским лепетом это можно назвать разве что зная, что потом придут испорченные книжностью БГ, Дмитрий Ревякин и Сергей Калугин. Разговаривать со слушателем на языке притчи, басни, аллегории, не поучая и вообще стараясь избегать глаголов в повелительном наклонении не так-то просто. Попробуйте переложить на разговорный язык и втиснуть в четыре строчки то, на что какой-нибудь Кант или Шопенгауэр потратил десятки страниц – и вы поймёте, что это такое!
В чем чаще всего упрекают «Машину» на протяжении последних тридцати лет любители «настоящего» рока? Наверное, прежде всего в том, что Андрей Вадимович с сотоварищами вышел из подполья, «продался» официальной эстраде и перестал развиваться как музыкант. Насчёт «продажи» идеологи отечественного андеграунда оказались удивительным образом солидарны с партийными идеологами, считавшими, что талантливый человек не имеет права зарабатывать на жизнь своим талантом. История всех хоть сколько-то достойных внимания западных рок-групп начинается, как правило, с того, что самые обычные парни, играющие в полупустых ночных клубах, попадаются на глаза известному продюсеру, подписывают контракт со звукозаписывающей компанией, выпускают диск и отправляются в мировое турне зарабатывать первые миллионы, у нас же многие истории этим как бы заканчивались. В СССР ночных клубов, кстати сказать, не было вовсе и реализоваться профессиональный музыкант мог лишь в трёх местах – в кабаке, на танцах и в филармонии. Кто же кого купил и использовал в результате превращения «Машины времени» в легальный вокально-инструментальный ансамбль, ещё неизвестно. По крайней мере в первой половине 80-х, видя невероятный успех у публики песен с философским подтекстом, многие и без того модные исполнители типа Юрия Антонова или Владимира Мигули стали сочинять хиты «под Макаревича» о том, что жизнь – дорога, дни летят, меняется всё в наш век перемен. Одних только вариаций на тему «Поворота» я могу припомнить не меньше пяти – правда, чаще всего попытки подражания оборачивались курьёзами, как у Игоря Саруханова:
Мир так велик, и где кончается путь
только на миг можно ресницы сомкнуть,
и стороной нам не пройти, не свернуть –
только порой можно устало вздремнуть.
Позади – крутой поворот, позади – обманчивый лёд…
Вообще-то устало сомкнуть веки за рулём на обледеневшей дороге можно только навеки, о чём свидетельствует статистика дорожно-транспортных происшествий. Но дело даже не а этом, а в гимне свободе, скорости и молодости, который не напишешь ни за что, если не чувствуешь всего этого. Таких же поворотов в творчестве «Машины» было так много, что упрекать её в самоповторах могут только завистники. Достаточно вспомнить, сколько раз группа меняла стиль: биг-бит в самом начале пути, глэм-рок – в середине 70-х, джаз-рок – в 1977-1979гг., «новая волна» — на протяжении почти всех 80-х, неожиданный крен в сторону соула и блюза – в начале 90-х – да мало ли их было, этих метаморфоз! Конечно, не все получалось — увлечение «волной», всецело опиравшейся на электронные клавишные инструменты, например, совпало с периодом работы в группе клавишника Александра Зайцева – абсолютно безликого и часто фальшивившего. Но сравните всё это с судьбой считающейся более «некоммерческой» группы «Воскресенье», вот уже тридцать лет долбящей один и тот же репертуар в наискучнейшей полуакустической аранжировке – и задайтесь вопросом, стоило ли ради этого бороться с худсоветами, садиться в тюрьму за «левые» концерты и возвращаться с помпой в середине 90-х?
Во многих своих творческих поисках Макаревич всё-таки остался первопроходцем. Например, именно ему первому из рок-звёзд на пике популярности стало тесно в рамках придуманного им же формата и захотелось самовыражения в каком-то новом жанре. Он первым начал записываться и выступать в качестве традиционного барда, перекидывая мостик от рока к Окуджаве, Галичу и Высоцкому, оказывая мощнейшее влияние на музыкантов, работающих на стыке рока и шансона – на Вячеслава Малежика, Юрия Лозу, Игоря Талькова и многих других. Проза Макаревича слишком хороша, чтобы называть её просто мемуарами – по лёгкости повествования она близка к Довлатову. Кроме того, музыкант в своих воспоминаниях откровенен и правдив.
Несколько лет назад в газете «Петрозаводский университет» была перепечатана глава из повести «Сам овца», рассказывающая о том, как в молодости «машинисты» отдыхали в заонежской деревне Великая Губа. Перед самой публикацией выяснилось, что это малая родина исполнявшей тогда обязанности корректора Светланы Захарченко, которая подтвердила, что вся обстановка и действующие лица с их речевыми особенностями описаны очень точно. Особенно это касалось образа уже давно покойного пастуха Женьки, приходившего к будущим звёздам выпрашивать водку со словами: «Вина есть?».
Какой Макаревич художник, а уж тем более архитектор, судить не берусь, однако в своём документальном фильме о Египте только ему удалось убедительно объяснить с профессиональной точки зрения все так называемые «загадки пирамид». Не назовёшь особо яркими его актёрские работы в кино – при том, что фильмы А. Стефановича «Душа» и «Начни сначала» впервые, пусть и очень мягко, поставили проблему непризнанных, загнанных в подполье талантов. Совсем другое дело телевидение, которое на долгое время сделалось для музыканта второй профессией. Сколько бы шуток ни ходило в народе в связи с программой «Смак» насчёт «повара, который ещё иногда и поёт», главной бедой её было лишь отсутствие в начале 90-х на всех каналах других кулинарных шоу. Передачу приняли на ура прежде всего домохозяйки, ждавшие, что им каждое воскресенье станут диктовать новые рецепты. Почти никто не заметил, что еда здесь – всего лишь повод для встречи и приятной беседы с интересными людьми. Именно поэтому для меня, например, самыми запоминающимися остались выпуски, содержание которых невозможно повторить на собственной кухне по эту сторону экрана. Например – познавательная лекция шансонье Александра Новикова о типичном рационе сидельца из советской исправительно-трудовой колонии или появление в кадре критика Артемия Троицкого, сразу заявившего, что готовить не умеет и проболтавшего полчаса со старым другом, не обращая никакого внимания на хлопочущую у плиты жену. Смешнее всего вышло с известным художником Борисом Красновым, который долго раскладывал и перемешивал на блюде овощи, фрукты и прочую зелень в таких сочетаниях, что ведущему оставалось лишь приговаривать: «Смело! Очень смело!..» В финале же выяснилось, что гость программы создавал не салат, пригодный только в качестве последнего средства от запора, а красочный натюрморт, который надо показать крупным планом и сфотографировать. Да, это был откровенный стёб, принятый многими за чистую монету и ныне блестяще продолжающийся уже Иваном Ургантом.
Особая статья – взаимоотношения Макаревича с властью и политикой. В разные времена они были разными. Как и всем хиппи 70-х, музыкантам «Машины времени» поначалу было глубоко по фигу, какой в стране строй – главное, чтобы не было войны. В самой, быть может, мною любимой и самой забытой их ранней песне «Посвящение Стиву Уандеру» говорилось: «Ты, наверно, прав! Чтобы просто петь, лучше ни на что вовсе не смотреть, и, закрыв глаза, свято верить в миф, будто этот мир сказочно красив…» Государство рокерам отвечало взаимностью, не давая развернуться в полную силу, но и не подвергая репрессиям.
Олимпиада-80 вообще сделалась поводом для недолговечной, но очень своевременной оттепели, когда смог пройти первый крупномасштабный рок-фестиваль в Тбилиси, а многие интересные группы получили возможность выступать и гастролировать официально. Тем болезненнее был и наступивший вместе с приходом к власти Юрия Андропова период нового закручивания гаек, когда пресса запестрела статьями-доносами наиподлейшего содержания, зачастую за подписью вполне уважаемых деятелей культуры. Опубликованное «Комсомолкой» знаменитое «Рагу из синей птицы» открыло сезон охоты на «Машину времени». Музыканты совсем не собирались идти в диссиденты – их объявила врагами впадавшая в старческий маразм система. Ну, а когда тебе объявлена война на уничтожение, остаётся только защищаться. Как раз на 80-е у Макаревича приходятся самые глубокие и пророческие сатирические песни, типа «Морского закона» – о том, как на некоем корабле по приказу боцмана истребили всех крыс и в результате вся команда пошла ко дну, прозевав опасность. Не уверен, что это очень корректно – сравнивать с крысами российскую интеллигенцию, любящую говорить неприятную начальству правду, но предсказание, к сожалению, сбылось до мельчайших деталей.
Потом «Машина» вместе со всей перестраивающейся страной будет смеяться над «героями вчерашних дней», тоскливо смотреть вслед тем, кто «мечтает свалить из СССР», предчувствовать скорое наступление то нового светлого дня, то «эпохи большой нелюбви». В 90-х группа вела себя лояльно по отношению к власти – ведь пользуясь наконец-то полученной полной свободой творчества и зная, что противники Ельцина могут предложить лишь одно – вернуться в 1984 год. Во время президентских и парламентских выборов 1999 года песня «Право» даже использовалась в рекламных роликах Союза Правых Сил, а поддерживаемый партией кандидат В.В. Путин присутствовал на концерте в честь 30-летия «Машины», о чём было торжественно объявлено со сцены.
Последующее десятилетие снова толкнуло Макаревича в ряды оппозиционеров – хотя и не самых радикальных. Дружба с Михаилом Прохоровым – пусть политиком и неоднозначным, но, быть может, самым интеллигентным и энергичным, подпись под открытым письмом в защиту «Pussy Riot», выступление на концерте «Рок-узник» в поддержку заключённых по «болотному делу» – кажется, с подобной прямотой свою гражданскую позицию рокеры старой школы не выражали даже в 91-м, когда верилось, будто музыка способна останавливать танки.
Если так себя может вести человек, внешне излучающий миролюбие и спокойствие – значит, и его достали. Но вот что ещё интересно: переслушав все его старые записи, понимаешь, что во все времена Макаревич был верен одним и тем же принципам. Просто иногда интересы художника совпадают с интересами власть имущих по чистой случайности, а иногда – нет. Сейчас мы живём в эпоху, когда вновь удивительно актуальным делается многое из спетого подпольными менестрелями из СССР – в том числе и «Морской закон», и баллада о приятеле-художнике, который умер в бедности и безвестности только потому, что «умел только то, во что верил», и сказка про сумасшедшего скворца, не захотевшего бросать родное гнёздышко в холода, и светлый, греющий надеждой «Костёр», напоминающий, что только если сжигать всего себя без остатка, жить на полную катушку, жизнь имеет смысл: «Ещё не всё дорешено, ещё не всё разрешено, ещё не все погасли краски дня, ещё не жаль огня – и Бог хранит меня!..»
Мне кажутся весьма спорными нынешние опыты Макаревича с джазовым «Оркестром креольского танго»: в России джаз с мужским вокалом вообще почему-то не очень получается. Видеозаписи выступлений «Машины времени», время от времени появляющиеся на телеэкране, лучше не смотреть – для того, чтобы разбудить в себе ностальгию по юности, достаточно старой магнитофонной плёнки или заезженного винила, где примерено то же самое, только голоса моложе и никакого ощущения машинального повторения давно надоевших слов и нот. В новых альбомах группы иногда встречаются отдельные интересные песни, но очень среднего уровня, не вызывающего никаких эмоций материала гораздо больше.
И всё-таки Макаревич – это ещё не вчерашний, а сегодняшний наш день. Есть, конечно, музыканты, играющие более модную, более совершенную с технической точки зрения музыку, но почему-то кажется нелепым у Шнура или Ромы Зверя спрашивать их мнения по каким-нибудь актуальным вопросам, а отклик Андрея Вадимовича мне лично, например, интересен, даже если с ним не соглашусь. Он вызывает уважение даже своими недостатками, творческими просчётами, заблуждениями потому, что портить свою репутацию чем бы то ни было такому человеку уже поздно.
В общем, 60 лет для классика отечественного рока – не возраст. Это – всего лишь веский повод сказать ему, пусть не лично и даже не надеясь, что мои слова будет прочитаны адресатом: «Спасибо Вам за сделанное для нашего поколения! За молодость, за правду, за надежду, за костёр, согревавший и спасавший наши души от пустоты и отчаяния…»
