Беседа Олега Гальченко с Дашей Староверовой о детстве поколения «два-ноль» — 2000-х годов
«Когда мы с бабушкой смотрели телесериалы и мультики, где люди жили совсем в других условиях и ели всякие штуки, о которых я даже не слышала, я не думала, что отсутствие всего этого делает мою семью более несчастной».
Существует такая банальная, тысячу раз всеми повторенная фраза, которую тем не менее невозможно опровергнуть: все мы родом из детства. Да, у каждого из нас в жизни был такой период, когда всё было впервые, когда каждый день давал больше, чем иное десятилетие в зрелом возрасте и о невозможности вернуться в который нет-нет да и вздохнёшь, испытывая ностальгию. Это время запомнится ярче всего, даже если ты не был современником никаких важных событий и жил в своем тихом уютном мирке, не особенно часто оглядываясь по сторонам. Лишь с годами, вспоминая свои первые годы существования на этой земле, вдруг понимаешь, что в них всё равно отразилась целая эпоха – причудливо, наивно, в чём-то даже карикатурно.
То есть для того, чтобы понять то или иное поколение, иногда достаточно расспросить его представителей, во что они играли лет эдак в шесть и что они видели тогда во сне. Именно об этом мы сегодня и побеседуем с нашей гостьей из будущего — Дашей Староверовой – благо, со времён её детства прошло ещё не так много времени, чтобы успело подзабыться всё самое интересное.
– О детстве существует много разных мнений: одни считают его самым светлым и беззаботным временем, другие – самым трудным. Которая из позиций вам ближе?
– Если честно, ни с тем, ни с другим не согласна. Трудно назвать детство «золотым временем», поскольку в любой период жизни человек сталкивается с проблемами, с которыми надо как-то справляться, с задачами, которые надо решать, и детство не исключение. К тому же мне кажется, что когда люди говорят о детстве, как о каком-то «золотом» периоде, они имеют в виду идеализированное детство, когда у ребёнка есть всё, что ему нужно, родители его любят и всё вокруг замечательно. Хотя так бывает не у всех, а только у единиц, которым крупно повезло.
С другой стороны, не назову этот период и трудным. Да, понятно, что тебе и решать ничего толком не дают, и учиться надо всему, и со многими трудностями справляться, но как раз то, что тебе приходится открывать для себя огромное количество вещей, делает жизнь интересной. Ты знакомишься с этим миром, начинаешь все больше узнавать о нём, и, по-моему, это здорово.
– У вас было счастливое детство?
– Как мне кажется, мне с детством повезло – оно было довольно-таки счастливым, пусть и далеко не беззаботным.
– Тем не менее оно выпало на довольно сложный период в истории нашей страны. Вы, конечно, не можете помнить экономическую катастрофу 1998 года, когда в один день вся финансовая система просто перестала существовать и денег не осталось даже у звёзд шоу-бизнеса, когда в магазинах людей встречали либо пустые полки, либо невообразимо высокие цены на всё — даже на то, что ещё недавно казалось сущей мелочью.
– Мама и бабушка иногда рассказывали, на какое время пришлось мое рождение. Моей маме очень помогло то, что она работала в столовой и им, как своим, кое-какие продукты всё-таки доставались. Конечно, не так, чтобы можно было шиковать, но на жизнь хватало, да еще и родственникам помогали.
– А в телевизоре тем временем постоянно показывали рекламные ролики, герои которых наслаждались жизнью – отдыхали в экзотических странах, красиво одевались, испытывали наслаждение от еды… Неужели вы не чувствовали обиду от того, что это всё вам недоступно? Неужели не закатывали в магазине истерики, требуя немедленно что-то купить?
– В детстве мой взгляд на деньги мало отличался от нынешнего. Я понимала, что они открывают дополнительные возможности и вообще являются полезной штукой, но особого счастья не несут. Когда мы с бабушкой смотрели телесериалы и мультики, где люди жили совсем в других условиях и ели всякие штуки, о которых я даже не слышала, я не думала, что отсутствие всего этого делает мою семью более несчастной. Вообще, я была спокойным ребенком и если закатывала истерики – то только тогда, когда у меня резались зубы. Мой максимум – это обидеться, что меня гулять не пустили. То же касается и финансового вопроса, если я даже спрашивала о чём-то и узнавала, что мне этого купить не могут, для меня вопрос был закрыт.
– Каковы были самые любимые игрушки? У меня, например, было всё банально: машинки, солдатики разных эпох, пробуждавшие во мне интерес к военной истории, сабли, пистолеты, автоматы – имелся даже пластмассовый пулемет, из которого было так классно расстреливать из окна прохожих! Был ещё период сильного увлечения мягкими игрушками, к которым я относился с большой нежностью, хотя одного пёсика – живодёр проклятый, всё же однажды расковырял, чтобы посмотреть, что у него внутри…
– Мне очень нравились маленькие игрушечки из Kinderа, у меня их, помнится, целый мешок был, подаренный кем-то с маминой работы. Из всех имевшихся фигурок более всего запомнилась коллекция пингвинов-официантов. Еще я обожала всякие конструкторы, какие только можно было достать. У меня был конструктор, типа Lego — только с большими блоками, и для меня не было большей радости, чем его собирать. И отечественный аналог Lego с маленькими частями у меня тоже был, так что бедные мама с бабушкой в полной мере познали весь спектр удовольствия от наступания голой стопой на забытую детальку.
– Как вы относитесь к культу Барби? Когда я читаю об очередной фанатке, путём пластических операций делающей себя похожей на любимую куклу, мне начинает казаться, что у части человечества уже давно и мозги кукольные…
– В самих куклах нет ничего страшного, особенно в наши дни, когда на полках можно увидеть не только привычных Барби и Кена, но и множество их вариаций с разной внешностью, профессиями и прочими деталями. Помнится, где-то даже видела Кена в роли отца-одиночки, раньше в таком амплуа можно было только Барби увидеть.
Другое дело, что сама идея куклы как самой подходящей игрушки для девочки не слишком хороша. В конце концов, все девочки разные и могут любить разные вещи. Что же касается операций ради того, чтобы быть похожей на любимую куклы… Думаю, тут проблема в стандартах красоты, навязываемым обществом.
– Какие игры были наиболее популярны в вашем дворе?
– Самыми популярными были «московские прятки». От обычных пряток они отличаются тем, что, во-первых, определяется место, где стоит ведущий, во-вторых, мало просто найти человека, нужно добежать до места ведущего и сказать“Бак-балибак”, назвав при этом имя человека. Кстати, тот, кого нашли, мог обогнать ведущего и “забакаться”, тогда в следующий раз водить предстояло не ему. Классики и скакалки у нас как-то не особенно прижились, хотя и в то, и в другое мы изредка играли. Ещё у нас была игра, название которой сейчас уже не помню, но там выбирается ведущий, все остальные от него разбегаются, а он их ловит, и пойманный уже бегает вместе с ним, помогая ловить других. Или ещё была вариация, когда тот, кого ляпнули, шёл в «тюрьму» и там сидел, пока его не освободят. Иногда в лапту играли, в волейбол, в перестрелку, бадминтон, пионербол…
– Азартные игры имели место?
– В дурака играли, но не на деньги – просто так, ради удовольствия. Хотя однажды взрослые из-за наших карточных игр полицию вызвали. Дяденьки полицейские пришли, поинтересовались, не на деньги ли мы играем, узнали, что нет, посмеялись и ушли. Такая вот история.
– В интернате для слепых во что мы только в 80-е не играли! Некоторые вещи даже вспомнить неловко. Скажем, по весне на школьном дворе, на котором под окном у директорского кабинета самосвал вываливал кучи навоза, начиналась игра «в говночиста». Выбирался ведущий – он же «говночист», который втыкал палку в кучу и затем гонялся за остальными, пытаясь их измазать с ног до головы. Придумать такое можно было только от большой скуки. Двор вообще – это целый мир, где в первые годы жизни человек совершает много открытий. Помните ли вы какие-то дворовые приключения, связанные с этим?
– Почему-то всякий раз, когда упоминают мой двор, я вспоминаю, как нас из окна кипятком поливали только за то, что мы вообще там играли. Нашей соседке из третьего подъезда мы очень не нравились – это она и полицию вызывала, и, несмотря на возраст, бегала за нами с крапивой, а за матерью подруги, решившей нас защитить, однажды с табуреткой гонялась. А ныне покойная соседка с четвертого этажа постоянно ворошила клумбы, которые мы с моими друзьями делали. Мы пытались двор облагородить, чтобы клумбочки красивые были, цветочки росли, а нас за это ещё и ругали!
– Драки случались?
– Очень редко, хотя в нашей компании были и те, кому вполне нравилось лица других людей со своими кулаками знакомить. А так у нас в дворовой компании было относительно спокойно. Разве что некоторые парни употребляли всякое.
– Ну, да – некоторые именно во дворе впервые узнают и запах табачного дыма, и вкус первого глотка алкоголя. Некоторые даже лет в восемь-девять…
– У нас были случаи и когда лет с шести. Вообще у нас во дворе и пили, и курили, но основная часть компании таким вот радостям жизни не предавалась. Однако, когда мне было лет двенадцать уже, курить мы все же решили попробовать, надо же было как-то для себя этот вопрос решить. Кто-то приволок сигареты, но, признаться, самым интересным во всей этой затее было прятаться в кустах и вести себя максимально тихо, чтобы нас с сигаретами никто не поймал. Так что курение меня, можно сказать, не впечатлило.
– У многих понятие «советское детство» ассоциируется с ощущением абсолютной защищённости, хотя это было абсолютно не так. Несмотря на то, что в 70-х не существовало такого жанра, как телевизионная криминальная хроника, какие-то смутные слухи о знаменитом «витебском деле», о других маньяках в народе ходили. И меня уже лет с шести инструктировали насчет того, что на улице с незнакомцами разговаривать не надо, уходить со двора ни с кем нельзя, когда один дома, дверь никому открывать нельзя. Как у вас обстояли дела в этом плане?
– Я почти никогда не оставалась одна дома, но правилам поведения с незнакомыми меня тоже учили. Ведь нельзя сказать, чтобы жители двора были сплошь мирными. И алкоголики на грани белой горячки ходили, и пятна крови возле подъезда иногда можно было увидеть. Плюс в новостях постоянно появлялись сообщения, что у нас по району где-то маньяк бродит. Но мы с дворовой компанией вместо того, чтобы бояться, пытались этих маньяков ловить.
У нас же рядом 26-я школа находится, которую сейчас снова открыли как учебное заведение для детишек, а для нас в те времена это было что-то вроде места, где живёт и всякая нечисть, и маньяки – а где же им ещё прятаться? И мы туда отправляли целые экспедиции поисковые. Помнится, однажды кто-то сказал, будто маньяка можно узнать по жёлтому пакету в руках, с которым он не расстается никогда. Мы пошли к 26-й школе, проделали уже часть пути и в довольно глухом месте повстречали мужчину с жёлтым пакетом. Мы хором закричали и рванули к выходу с территории. Представляю, в каком шоке был мужчина!
– Насколько я знаю, вы ходили в детский сад. Как оцениваете этот опыт? Одна моя знакомая лет десять назад рассказывала, что самое яркое впечатление для неё – тихий час. Нянечка им почему-то перед сном ставила эстонские мультики, в которых творилось такое, что потом заснуть было невозможно…
– У меня в детском саду до такого не доходило, но была нянечка, которая меня постоянно ругала за то, что я не могу заснуть во время тихого часа. Ещё она придиралась к тому, что я спала в неправильной позе. Я спала просто на спине, а ей это не нравилось и она говорила: «Что ты спишь как покойник?!» Но в остальном у меня был хороший детский сад и с группой мне тоже повезло. Возможно, сказывалось то, что я ходила в логопедическую группу и проблемы с речью всех детей немного, но уравнивали: сложно смеяться над другими, когда ты не все буквы выговариваешь.
Конфликты с ровесниками порой случались, но они были не такими, как в школе. Хотя у нас не обошлось и без появления так называемых детей-звёздочек, стремившихся быть в центре внимания и образующих вокруг себя группы из остальных детей. Для меня же самым главным было найти ребят, с которыми можно было бы и про динозавров поговорить, и в футбол поиграть, и из конструктора построить что-нибудь. И такие ребята нашлись, так что нужно ли еще что-то для счастья?
Вообще, из детсадовского периода мне отчётливее всего запомнилось то, как нам делали страшный логопедический массаж с помощью специальных инструментов, как мы учились считать дроби и как однажды у нас спросили, какой орган у человека самый главный, все сказали, что сердце, а я что мозг!
– Каждое поколение воспитывается на каких-то идеалах, героях, которых всем ставят в пример. У нас таких образцовых исторических личностей было много: революционеры, герои гражданской войны, пионеры-герои, молодогвардейцы, ну и, конечно, самый лучший на свете человек – Владимир Ильич. А мне лично больше Котовский нравился, матрос Железняк и Камо – то есть самые крутые разбойники-беспредельщики… Как обстояло у вас?
– Нам, кажется, вообще никого в пример не ставили ни в детском саду, ни в школе. Может, конечно, мне никто не запомнился. Дома же мне советовали равняться на маму, поскольку она и училась на «отлично», и спортсменкой была.
– Может быть, персонажи любимых книг оказывали какое-то влияние?
– Поскольку моими любимыми книгами были энциклопедии, интерес к динозаврам породил во мне желание стать археологом. Поэтому иногда, копаясь во дворе в песочнице, я представляла, что ищу останки древних существ. Еще мне нравились мультфильмы про Людей Икс, и я хотела стать такой, как Джин Грей, поскольку она была очень умной и обладала крутыми суперспособностями — телепатией и телекинезом. А в одиннадцать лет меня настигла волна фанатизма по “Сумеркам”, и мне захотелось стать вампиром. Мама и до сих пор называет меня «вампирюгой» из-за того, что у меня руки холодные. Я понимаю, что вопрос был не совсем об этом, но с другим влиянием у меня как-то не сложилось.
– Ну стать вампиром никогда не поздно – было бы у кого кровушку попить! А были ли в детстве моменты, когда ощущали абсолютное счастье?
– Не знаю, можно ли это назвать абсолютным счастьем, но вполне хватало маленьких радостей, делавших меня достаточно счастливой. Например, когда мы с мамой ходили в парк аттракционов, где раньше стояли деревянные качели-лодочки, на которых надо самим раскачиваться. И качание на этих качелях приносило очень много положительных эмоций. А ещё однажды мама надолго засиделась во дворе, болтая со своими знакомыми. Я с ней задержалась на улице не до семи часов вечера, как обычно, а до десяти – и это было так здорово! Совсем другие ощущения, казалось, что я открыла для себя совсем другой двор, которого не видела прежде. К тому же я чувствовала себя такой взрослой, что могу прийти домой поздно — и меня никто не ругает за это. Даже воздух казался другим..
– Помните момент, когда почувствовали, что детство уже прошло?
– Если честно, то нет. Возможно, это связано с тем, что в тот период, когда такое осознание должно было произойти, меня больше интересовало, насколько сильно я отличаюсь от других людей. Так уж вышло, что среди тех ребят, с которыми я общалась, не было тех, кому нравились бы книги, которые я читала, или кто бы думал таким же образом, как и я. И вот эти вот различия между мной и всеми остальными занимали меня куда больше, чем то, как я отличаюсь сама от себя в разные периоды своего развития.
Не было такого момента, чтобы в голове что-то щёлкнуло, и я поняла: «Нет больше детства!». Хотя со многими моими знакомыми такое было, и одна моя подруга во времена нашей ещё бумажной переписки мне написала: “Пятнадцать лет – это не тот возраст, когда тебе всё прощается. Это тот возраст, когда ты понимаешь, что детство осталось далеко позади, и всё, что у тебя есть, — это твое мрачное будущее, полное страданий…”. Оптимистично, не правда? Но, знаете, я не думаю, что детство на самом деле уходит. Мне кажется, оно живет глубоко внутри нас и просто ждет момента, чтобы напомнить о себе. И каждый раз, когда я вижу взрослых, катающихся с горки вместе с детьми, играющих в снежки и искренне смеющихся на мультиках, я лишь сильнее убеждаюсь в этом.
