Владимир Берштейн

Снимать ли удавку?

Предполагаю, что в ближайшее время в России вновь обострится дискуссия о целесообразности снятия моратория на смертную казнь. Во всяком случае, некоторые депутаты Госдумы уже заявили о необходимости её введения за педофилию.

«Объявляя мораторий на смертную казнь, забыли договориться со смертью.

  Игорь Сиволоб, малоизвестный автор афоризмов

Признаюсь честно, я для себя пока окончательно так и не определился в этой проблеме – казнить или не казнить? Запутался в лабиринтах доводов «за» и контрдоводов «против». Твёрдо знаю одно: прямолинейный либеральный подход – «казнить нельзя – и точка!» – мне не близок. Он представляется неким абстрактным гуманизмом, когда не принимаются во внимание ни характер и тяжесть преступления, ни страдания жертвы и близких, ни присущая любому нормальному человеку потребность, чтобы наказание было адекватно совершённому преступлению… Впрочем, я недавно уже выражал своё непонимание либералов и части демократов, которые, мечтая о переустройстве общества в соответствии со своими воззрениями, так мало интересуются последствиями и так небрежно их просчитывают.
Разумеется, трудно не согласиться с тем, что в наше время при вынесении судебных вердиктов противоестественно руководствоваться древним принципом талиона. Согласно ему, напомню, наказание должно воспроизводить вред, причинённый преступлением («око за око, зуб за зуб»). Провозглашённый в Ветхом Завете, этот принцип опровергается христианской моралью, к которой западные страны особенно чувствительны. Во многом, именно поэтому там запрещена смертная казнь (хотя, как известно, в Америке в некоторых штатах применяется). И именно под давлением Европейского Союза мораторий на неё введён в России.
Но ведь помимо нравственного здесь вполне отчётливо просматриваются и другие аспекты, требующие глубокого и желательно, профессионального анализа. Я могу себе позволить лишь их констатацию и самый общий комментарий.
Наиболее, на мой взгляд, значимый аспект – правовой. Ни одно криминальное расследование и ни один суд не застрахованы от ошибки, которая при вынесении смертного приговора может оказаться роковой. Вспомним дело Чикатило. Этого серийного убийцу не могли вычислить и поймать много лет. Следствие поначалу совершило массу непростительных промахов и многократно шло по ложному следу. Это привело к осуждению и расстрелу человека, не имеющего ни малейшего касательства к убийствам. Затем едва не дали «вышку» ещё нескольким подозреваемым, взявшим на себя мнимую вину, как потом выяснилось, исключительно по причине своей умственной или психической неполноценности. Можно, кстати, вспомнить ещё и советские нелепо жестокие смертные приговоры за «экономические преступления», а на самом деле – за ненавистные тогдашней власти деловую хватку и частную предприимчивость. Да, в те времена они считались противозаконными. Но разве из-за них заслуживали смерти?!
Подобные трагические повороты, если не существует гарантированных способов их избежать, – самый убедительный и неопровержимый довод в пользу отмены смертной казни раз и навсегда. Здесь вступает в силу императив, согласно которому лучше сохранить жизнь самому жестокому убийце, чем лишить её невиновного!
Но… Есть и второй аспект – социально-психологический. Надо бы прояснить, во имя чего имеет смысл сохранять жизнь, скажем, убийцам, когда их вина неопровержимо доказана. Только во имя проявления «милости к падшим»? Если так, то милость эту уже в системе цинично и расчётливо используют безжалостные преступники. Они прекрасно знают, что гуманное западное законодательство не позволит лишить их жизни, что бы они ни сотворили и скольких бы людей сами ни убили. Ну, дадут большой срок, пусть даже пожизненный… Всё равно, раньше ли, позже ли, но на свободу выпустят. А западная тюремная жизнь, как уверяют знающие люди, если и не сахар, то, как минимум, сукразит. Не зря бандиты из разных стран и континентов, угодив на скамью подсудимых, стремятся, чтобы она стояла в любом суде любого западного государства. Это принимают во внимание даже мало в чём осведомлённые сомалийские пираты.
Вряд ли хоть кто-то сомневается, что наказание имеет смысл, только когда воспринимается в качестве такового и судом, и преступником, и пострадавшими, и вообще всеми. Вот сидят в израильских тюрьмах убийцы мирных жителей. На большие сроки осуждены. Уж не буду вдаваться в детали их вполне комфортной для заключённого жизни и приличного питания, при отсутствии какой бы то ни было трудовой повинности. Помимо прочего, десятки этих преступников за время отсидки заочно получили университетское образование, а один, отбывающий несколько пожизненных сроков, даже докторскую диссертацию защитил! Ну, не тюрьма, а кузница научных кадров. Кто бы мне объяснил, в чём же заключается в данном случае адекватность наказания за кровавые преступления? Только в самом факте лишения свободы? Причём, получается, исключительно свободы передвижения – не более того.
Правда, моё недоумение не распространяется на российские тюрьмы и колонии. Знаю точно, там и условия далеки от европейских, и питание разносолами совершенно не обременено, да и университетским дипломом не разживёшься.
Я понимаю так: наказание адекватно, если побуждает хотя бы горько пожалеть о содеянном, не говоря уж об искреннем раскаянии. Судя по всему, только изоляция от общества на любой, даже самый длительный срок к подобной благотворной трансформации в сознании многих преступников особо не предрасполагает. Они неизбежно попадают в другое общество, вынуждены адаптироваться к нему, с чем подавляющее большинство справляется. Но при этом с годами в корне меняется их психология, и жить в «зоне» для таких людей становится естественней и в чём-то даже удобнее, чем на воле. Так что наказание своей цели, опять же, не достигает. Ни в коем случае не призываю превращать жизнь осуждённых в животное существование. Но какие конкретные формы следует придавать наказанию, чтобы преступник его прочувствовал, – вот чем имеет смысл озаботиться цивилизованному обществу при отмене смертной казни.
У меня же зреет мнение, что за особо тяжкие преступления (их перечень – забота законодателя) резонно либо лишать преступника жизни, либо приговаривать к пожизненному заключению и (ключевое условие!) без права на досрочное освобождение. Какой из этих двух вариантов более приемлем следует обсуждать правоведам, социологам, психологам, представителям общественных организаций… Мне же представляется, что в отсутствие третьего варианта окончательный выбор в каждом конкретном случае следовало бы оставить за самим преступником. Это будет и гуманно, и вполне «правозащитно». В таком случае в отношении отмены моратория на смертную казнь я скорее «за», чем «против». Готов придти к более определённой точке зрения и даже изменить её, когда столкнусь с иными доводами. Комплексными и потому убедительными.