(рассказ в электричке случайной старушки-попутчицы незнакомому человеку)
…и чёрт ли меня дёрнул копаться в старых бумагах? Желтели бы себе и дальше в ящике допотопного бабушкиного буфета документы, фотографии давно уже ушедших, но таких любимых моих людей: бабушки с дедушкой, мамы, тёти, чьи-то письма к ним, открытки… Я малодушно боялась, что эта дорога в прошлое оборвётся в пропасть какой-то страшной истины, куда я полечу кувырком. Почему вдруг на 6-м десятке своих лет я решилась на это? Уфф…Начала и – провалилась во времени… Я нашла пожелтевшее письмо отца к маме, полное любви к ней и к нам с моим братом-близнецом, написанное отцом за два месяца до смерти, когда ему было 28, маме 27, а нам с братом по пять месяцев от роду. Мама это письмо не показывала ни разу. И как осколок вонзилось в мозг «а ведь мы с братом сволочи…»
Отец наш был кадровым офицером, погиб во время учений и был похоронен на окраине города – нынче столицы другого государства. Остались похоронка и его фотографии с документов. Мама замуж больше не вышла, работала как проклятая, а нас с братом растили дедушка с бабушкой. Брата же своего я любила до полного самозабвения, и его счастья и горести переживала так остро-болезненно, как никогда не переживала свои собственные. И он отвечал мне тем же, странная вещь – близнецы…
Но увидев это письмо отца к маме, я вдруг ощутила чёрную пустоту внутри – сердца как будто не было. И накрыла смертная лавина: почему мы с братом ни разу в жизни не съездили на могилу отца? А ведь я собиралась, собиралась…Почему мама ни разу туда не съездила и нас не свозила?! Почему на вопросы об отце, мы всегда слышали одно и то же: кадровый офицер, погиб на учениях, человек был весёлый – всё! Никто не рассказывал нам о нём так, как обычно рассказывают о человеке, вспоминая его: какие-то привычки, случаи, кусочки из его жизни…А мы с братом почему не настаивали упрямо, по-че-му? «… сволочи мы оба – я и брат, и нет нам ни оправдания, ни прощения!»
Не знаю, сколько часов, веков я плакала, но когда слёзы омертвели, а лик распух как шар, я точно знала, что сделаю дальше.
Среди бумаг я не нашла документа о месте захоронения отца, и я направила запрос в архив Минобороны. Информация оказалась закрытой, но я сделала то, что они мне указали, и через три месяца получила ответ: «командир огневого взвода (наш отец)…исключен из списков части как покончивший жизнь самоубийством (такого-то числа). Похоронен…могила…».
Я не поняла. Перечитала. Опять не поняла. Опять перечитала – поняла…Причина самоубийства «не отражена». Было ощущение, что я оказалась на линии разлома земной коры, ещё секунду назад незыблемой и надёжной, а теперь разрывающейся прямо под моими ногами, и я срываюсь и лечу вглубь, в пылающий ад, но мне уже всё равно.
Оказалось, что брат узнал об этом лет 25 назад – от одного родственника, уже покойного, который долго работал в военной разведке. Брат не выпытывал подробности, не сделал даже малой попытки поговорить с мамой, найти хоть кого-то из однополчан отца. Он просто поставил на отце клеймо «Предатель!» и ехать искать могилу «предателя» даже в мыслях не держал. Мне ничего не сказал – вроде пощадил, чтобы я до конца жизни знала только то, что знала. И сейчас брат ни о чём не сожалел, ни в чём не раскаивался, он и сейчас точно знал, что «предателю нет оправданий, не нужны ни объяснения, ни поиски». У каждого человека есть право на личное мнение. Есть. Но брата у меня после этого больше нет.
Значит, они все об этом знали…Не могли не знать! Мои самые любимые и самые родные люди…
Ненависти во мне не было. Но там, где раньше в душе жила Любовь к ним, теперь дымилась воронка с кусками мертвечины – разорванной в клочья Любви.
Дальше я действовала как киборг, чётко выполняющий заложенную в него программу. Искать сослуживцев отца я не стала: мне было почти 60, а им сколько, если кто-то из них ещё жив? Но одно частное детективное агентство согласилось раздобыть мне копию закрытого расследования по делу о самоубийстве отца. Я много им заплатила, мне было всё равно, как они это сделают, и в итоге они представили мне копию, но в руки не отдали. И я окончательно всё поняла.
Накануне крупных военных учений у отца – командира взвода – пропали какие-то важные документы. Как, что – в расследовании не сообщалось. Был март 1955 года, ещё очень свежи были истории про «врагов народа», ещё очень весомы были слова «честь офицера». А грозило ему – так уж грозило! Выстрелом в себя он спас от клейма бесчестия своих сослуживцев и всё наше семейство. Но я-то знаю, что он не был бесчестен!
Я поехала в тот город. Я нашла заброшенную, заросшую могилу отца – пирамидку с облупившейся краской, с потерявшейся с вершины звёздочкой, ни фамилии-имени, ни фотографии… Я нашла её по номеру жетона на пирамидке, номеру, указанному в письме из архива Минобороны…
…Я езжу туда каждой весной и осенью. У меня такое чувство, что отец у меня есть. Брат ничего не спрашивает, он не меняет своих решений и на могилу к «предателю» не поедет ни-ког-да!
