Таня смотрела на лицо отца. Оно было, как всегда, спокойным, волевым и очень красивым. Разве что чуть бледнее, чуть резче складки у губ и на переносице. И глаза закрыты. Только теперь Таня осознала, какая прекрасная синяя и сильная, манящая и в тот же момент пугающая глубина страдала в этих глазах.
Когда девушка выбрасывала отцовскую вещь, которой тот дорожил, не хотела слышать и не услышала звона медалей. Не хотела чувствовать и не почувствовала тяжести орденов. На его вопрос: «Где мой китель?», — ответила легко и просто:
— Выбросила. Кому он нужен?
Родители враждовали из-за Таниной матери, из-за её скорее всего необоснованных упрёков об Афгане (якобы, там у него могли быть женщины), из-за укоров в адрес его ослепительной красоты мужчины-Аполлона, из-за материнского раздражения по поводу выпивки, без повода и каких бы то ни было оснований. Вернее, враждовала мать, а отец тихо и, на первый взгляд, спокойно сносил её истерики. А Таня почему-то сразу приняла сторону мамы. Может, потому что росла несколько лет без мужчины в доме, может, из-за того, что поверила матери, будто бы он «алкоголик», и её душил непомерный стыд — она не может быть дочерью алкоголика! Боялась, а может, ленилась понять: Афганистан, потеря друзей, кровь, смерть, бомбежки, страх, ночные кошмары, которые не отпускали его никогда, до самых последних дней жизни — всё это очень тяготило сильного, волевого мужчину, прошедшего через горнило огня и потому умеющего ценить и беречь семью…
Зачем Таня выбросила китель? В отместку за мать? За себя? За что? Вопрос отца её даже обрадовал, но она гнала от себя мысль, что сама озлоблённо-радостно хотела скандала и победы над взрослым человеком, хотела превосходства над отцом даже таким способом. Она страшилась мысли о своей виновности, именно эта мысль ожесточала и заливала её краской гнева. Она упрекнула его деньгами — небольшой зарплатой и низкой должностью, а он, как всегда, промолчал, только ссутулился и ушёл в свою комнату.
Таня продолжала кричать ему вслед, стоя уже у закрытой перед её лицом двери: разве не сам президент сказал, что мы должны избавиться от старых символов*, разве не президентскую идею она воплотила в этом акте выбрасывания?!
Ночью отца увезла скорая, как выяснилось, навсегда.
Оставшись вдвоём с матерью, девушка поняла, что именно отец был самым нужным человеком в её жизни. Всё световое пространство детских воспоминаний было заполнено его фигурой. Подкинул, поцеловал, посадил на плечи, повёл в парк, в лес, на рыбалку, научил разжигать костёр, скакать на коне, кружил в её первом прекрасном вальсе, оторвав от паркета…
Когда отец уезжал, она не понимала, что на войну. Об этом не говорилось дома. Позже из телепередач, разговоров со сверстниками и взрослыми она поняла, что с её отцом происходит что-то неординарное, может быть, даже опасное; подумалось, может, отец её служит в Афганистане? Гнала от себя эти страшные взрослые мысли и лишь однажды, отчётливо и ясно увидела его во сне среди свиста пуль и осколков снарядов. И стала ждать. А когда он возвратился, отвернулась, почти так же быстро, как мать.
Сейчас мама стояла, вытирая неудержимо льющиеся слёзы, глотала невыплаканные. Дочь, молча прощаясь, страстно вбирала в себя его дорогие черты. Она поняла теперь, что не только для неё, но и для её непутёвой матери этот человек был главным на всём белом свете. Она ужаснулась мысли, что в шкафу нет больше кителя с боевыми наградами. Таня бы уткнулась в него распухшим от слёз лицом, вдохнула родной терпкий мужской запах сигарет, закуренных ещё на войне, и завыла бы, заламывая руки:
— Папочка, на кого ты меня покинул?!
*По сообщению УНИАН, Президент Украины Виктор Ющенко призвал украинцев избавиться от коммунистических символов, октябрь 2009 г.
