«Маленьких ролей не бывает» — заявил насмешливо режиссер Ивакин и протянул мне текст пьесы. В списке действующих лиц и исполнителей я нашла свою роль — служанка. Зашуршали страницы и вот оно, моё счастье, подчеркнутое оранжевым фломастером. В третьей сцене служанка подаёт на подносе записку барышне со словами «Извольте» — вот и вся роль. Это был жестокий удар. Мне, выпускнице актерского отделения училища культуры, дали роль второго плана в постановке народного театра. Очень хотелось возмутиться, топнуть ногой, вскинуть гордо голову, взмахнуть длинными волосами и сказать: «Да и оставайтесь вы здесь!» и гордо удалиться. Не замечая моих терзаний, главные герои бубнили свои роль, вникая в суть пьесы, а режиссёр Ивакин бегал по сцене, взмахивая длинными руками, вскрикивая, закатывая глаза и судорожно дыша одним легким. Ивакин жил своей жизнью, играя только ему понятную трагедию, а актеры жили сами по себе, развалившись на стульях, спотыкались в каждой фразе и выдавали друг другу едкие комментарии по ходу чтения.
— Маша бросается в объятия офицера в поисках защиты, — процитировал ремарку Артур, паренёк лет семнадцати с длинными, спутанными волосами, черными глазами и редкими, но крупными прыщами на вполне симпатичном личике. — Слышь, Манька, ты того… не больно-то бросайся, я те не шашлык.
-Да пшо-ол ты, — процедила сквозь зубы нескладная высокая деваха, ярко накрашенная, с копной огненно-красных волос на голове. — Доходяга, — презрительно сплюнула она.
Отдельно от молодёжи сгруппировали свои стулья ветераны театрального движения. Им достались роли родителей, гостей и соседей. С видом знатоков они сидели тихо, осторожно перелистывая странички, вычитывая свои фразы. Крупный мужчина неопределённых лет в образе «герой-любовник» после каждой фразы закрывал глаза, просовывал кончик языка между двух валиков ярких губ, и его язык отправлялся в долгое путешествие, облизывая сначала верхнюю, а затем нижнюю губу. После этого он под томные вздохи женской половины открывал глаза и читал следующую реплику.
Отдельно от всех сидела массовка — такие же неудачники, как и я. Многим не досталось даже слов, но именно в этом месте было наиболее шумно. Мужчины резались в «козла с шамайкой», азартно щелкая картами по табуретке, представительницы прекрасного пола красились, сплетничали, листали журналы, а наиболее продвинутые сидели в наушниках и терзали «аську». На меня внимания никто не обращал, и потому я развлекалась, как умела. А это я умела! Актерский талант проснулся во мне ещё в самом раннем детстве, просто об этом никто не догадывался, так как играла я в своём воображении. Мною уже были пережиты самые трагические роли, в своих фантазиях я уже пережила и пики славы и горечь поражений. Передо мной склоняли головы самые известные актёры, а недавно я пережила свои похороны — это были самые трогательные минуты моей жизни. Меня терзала боль моих поклонников, бледный цвет моего одухотворённого лица и грустная траурная музыка, я слышала речи говоривших… и плакала почти сутки. Вот поэтому и сейчас я жила своей ролью, на своей сцене, где всегда была лучшим актером. Я стояла на возвышении, черное платье красивыми складками подчеркивало все изгибы моего аристократически худого тела и бледность лица. Я объясняла этим бездарям всю важность происходящего на сцене, весь трагизм актерской жизни, я учила их, цитировала Станиславского, призывала творить на сцене так, чтобы зритель дышал вместе с актерами, чтобы он плакал и страдал, радовался и умирал, словно это была его собственная жизнь. Я молила их, уговаривала, угрожала, просила прошения. Я превратилась в карающий меч правосудия, и каждому воздалось за его недостатки. Я любила их и ненавидела, а они стояли и молчали, ибо это была моя лучшая роль и я была лучшей актрисой. На самом пике моего вдохновения, я застыла, воздев руки к небу, и воцарилась тишина.
-Смирнова, ваша реплика, — вернул меня на сцену возмущенный голос Ивакина.
— Извольте,- ответила я, и женщина в черном рухнула с пьедестала.
