Очередной корпоратив решили провести за городом. В середине мая в ресторанах не сиделось, тянуло на природу.
После зимней амнезии здесь все чирикало и пахло весной. Ящики с алкоголем выгрузили на молодую травку, и бутылки принялись передразнивать солнце.
– Красота! Травка зеленеет, солнышко блестит, че-то там весною Сеня к вам летит! – радостно улучшил цитату сисадмин Сеня. – Жалко, купаться холодно!
Он вытянул ногу в мокром носке и пошевелил пальцами.
– Ты уже что ли?
– Ага!
Офис-сапиенсы с весенним энтузиазмом набросились на шашлык и водку. И только двое новых сотрудников финансового отдела, мальчик и девочка, вели себя как больные птички – нахохлившись, жались друг к другу и к крошкам на столе.
– Чего они такие? Стесняются? – спросил я Сеню, который сидел с ними через перегородку.
– Не, они по жизни такие. Стихи пишут.
– Да ладно!
– Я тебе говорю! Я, правда, не читал.
– А что, пусть сейчас прочтут! Весна и стихи это прекрасно! Не все же водку жрать!
Мы с Сеней подошли к больным птичкам.
– Ребят, почитаете что-нибудь свое? – попросил Сеня.
Они переглянулись.
– Я не помню наизусть своих стихов, – пискнула синичка в джинсовом комбинезоне и клюнула кусок мяса.
– Чтение стихов требует особой обстановки. Концептуальной! – скривившись, как обиженный удод, пояснил юноша.
– А может, у вас просто стихи плохие? – простодушно спросил я.
– Я печатаюсь, вообще-то, – гордо отвернулся поэт-мальчик, а поэт-девочка обиженно поджала губы.
– Так, так! Активнее, креативнее! – выкрикивала наша замша, похожая на праздничную крякву. – Наливаем! Закусываем!
Мы с Сеней слетелись к кормушкам.
– Думаю, они даже не знают, кто это за чувак такой, Пушкин, – сказал Сеня с укропом во рту.
– Кто не знает? – не понял я.
– Поэты эти.
– Не, не может быть! Они ж с высшим образованием! У нас в кадрах такие звери сидят, и потом, их же печатают! Там тоже не из тундры люди!
– А я уверен, что не знают! – настаивал Сеня.
– Не, я еще согласен, что Фета с Тютчевым каких-нибудь не знают, но Пушкина-то? Не может быть!
– Спорнем? Кто проиграет – идет купаться. Сухие носки – победителю!
– Так я и так в сухих носках! Мне-то какой смысл спорить?
– Вот все-таки хитрожопые вы все, в отделе продаж! Везде вы выгоду ищете! А из любви к искусству слабо? – мотивировал меня Сеня.
– Не! Искусство передо мной в большом долгу, а бытие в сухих носках определяет сознание! – набивал я цену.
– Ладно, – махнул рукой Сеня, – если проиграю, с меня бутылка ирландского виски.
– Вот это другое дело! Но стих выбираю я!
Мы ударили по рукам и снова подошли к пернатым, сидящим на прежнем месте.
– Ребят, а можно я вам прочту свои стихи? Как профессионалам, – спросил я.
– А вы тоже пишете? – удивилась синичка в комбинезоне. Симпатичная, кстати.
– Только начинаю.
– Ну, прочтите, – позволила она.
Я вдохнул, чтобы справиться с приступом смеха, и продекламировал:
Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку занемог,
Он уважать себя заставил
И лучше выдумать не мог.
Его пример другим наука;
Но, боже мой, какая скука
С больным сидеть и день и ночь,
Не отходя ни шагу прочь.
Какое низкое коварство
Полуживого забавлять,
Ему подушки поправлять,
Печально подносить лекарство,
Вздыхать и думать про себя:
Когда же черт возьмет тебя!
Я остановился, но реакции не было.
– Там еще дальше есть, я просто не помню своих стихов наизусть.
– Вполне неплохо, есть ритм, насыщенность, но нужно поработать над плеоназмами, – прокомментировал удод.
– Даже очень неплохо, – похвалила добрая синичка, взмахнув ресницами.
– А вы не пробовали печататься? – тоном бывалого поэта спросил удод.
– Не, не пробовал.
– Почему?
– Я не могу.
– Почему же?
– Да потому что я сейчас, блин, купаться иду!
Подлый Сеня, гогоча как раненый гусь, расшнуровывал кроссовки.