Осенняя ночь. Грязные, серые тучи низко ползли над спящей деревушкой. Голые, мокрые от дождя деревья, уныло стояли возле покосившихся заборов и палисадников.
Листва, плотно прижавшись к земле, потеряла свои яркие краски, медленно и мучительно умирала. Тяжёлые дождевые капли сначала редко, а затем чаще падали с каким-то безразличием, без сожаления, как будто с человеческим надрывом, на чёрную землю. Ветер терзал ползущие по небу седые тучи, деревья и пытался оживить хоть кого-то своим воем. Но всё вокруг молчало, не желало, не хотело просыпаться. Вскоре дождь перестал плакать. Тишина… Только где-то неизвестная птица всхлипнет во сне, да в покосившейся от старости избе скрипнет половица так пронзительно и больно, что от страха тявкнет пару раз собачонка, которой никто не ответит. С кем не бывает!
Егоровна беспокойно ворочалась на скрипучей деревянной кровати. Сон не приходил. Наконец старуха встала с постели, включила ночник, надела очки и посмотрела на ходики. Стрелки показывали, что уже почти четыре часа утра. Тяжело вздохнула, перекрестилась трижды, сняла очки, выключила ночник. Села на краешек постели и задремала. От петушиного крика очнулась. Левая рука онемела и болталась, как плеть. Но Егоровну это совсем не беспокоило. Так бывало часто с нею. Рука, в который раз, возвращалась к жизни, сотни иголочек впивались в неё разом – и всё проходило. За оком темно, но крик петуха для Егоровны, как будильник, даже надёжнее будильника. Никогда не сломается и заводить не нужно… Тяжело встав на коленки в красном углу, где еле-еле теплилась лампадка, старуха пристально смотрела на иконку Божьей Матери и шёпотом: «Помилуй мя, Боже, помилуй мя… Мати Божия Пречистая, воззри на мя грешную, и от сети диавола избави мя, и на путь покаяния настави мя…» И просветлело лицо её.
Наступало трудовое утро. Егоровна открыла стайку. В дальнем углу, на соломенной подстилке, лежала её любимица, коза Анфиска. Увидев старуху, коза перестала на мгновение жевать, легко приподнялась и огрызком хвоста выразила своё удовольствие от встречи. Егоровна подошла, ласково погладила козочку по мягкой тёплой спине. «А я тебе, Анфисушка, гостинчик припасла», – пропела Егоровна и вынула из кармана старой грязной куртки чёрствую хлебную корочку. Коза вытянув шею, осторожно прикоснулась к ней губами, дёрнула на себя и захрустела, закатывая от удовольствия выразительные, по-детски наивные, козьи глаза… Пол-литра молока подарила Анфисушка своей хозяйке. А что ещё надо старушке?! Да куры, поди, дадут два, три яйца. Не жизнь, а малина. Поменяла козе подстилку, дала ей свежего сенца. Покормила кур, петуха и собаку Тихона. Налила свежего молочка коту Василию, подмела двор. И только потом, перекрестившись, прочитав молитву, села есть сама.
