«Иллюзионисты» Бенгта Альфорса в Национальном театре. Режиссер Андрей Дежонов.
{hsimage|Сцена из спектакля||||}Бенгт Альфорс, финский драматург и режиссер, пишущий на шведском языке, уже знаком петрозаводским зрителям. Пьеса Б. Альфорса и Ю. Баргума «А в Конго есть тигры?» еще недавно была в репертуаре Национального театра.
На мой взгляд, спектакль по «Иллюзионистам» получился намного ярче, трогательнее и ироничнее, нежели текст пьесы. Но в этом и состоит особенность театра – из хороших пьес не всегда получаются отличные спектакли, а достаточно средний драматургический материал иногда находит режиссера, увидевшего в пьесе глубоко спрятанную изюминку, и становится отличным спектаклем, где славу делят поровну и режиссер, и драматург.
Здесь именно такой случай. Мысли автора о том, что есть актерская игра – простое владение ремеслом, или полное физическое и эмоциональное вживание в образ, вместе с автором разделяет и режиссер Андрей Дежонов. Он же, очевидно, задумывается и о том, что актерское ремесло может быть и точной наукой, возводящей лицедейство в некую систему. Отсюда такие уважение и любовь героя спектакля пожилого актера Казимира Канта (Леонид Владимиров) к создателям систем: Станиславскому, Бруку, Крэгу, Штайну, фотографии которых украшают его однокомнатную квартирку.
Содержание пьесы можно пересказать в нескольких словах, но это не передает впечатления от спектакля, от того, что делают на сцене актеры. В данном случае гораздо важнее не что (содержание), а как. Что – это все-таки выше среднего, а как – это блестяще, ярко, тонко, филигранно и временами забавно.
Талантливый пожилой артист принимает у себя дома молодую, не слишком талантливую драматургессу (Элли Нярья). Он устал жить и играть, а она своей пьесой пытается отомстить бросившему ее любовнику. На какое-то время в их отношения встревает доктор (Сергей Лавренов), но без всякой врачебной помощи они поймут, что жить стоит, а несчастье надо побеждать счастьем, которого ты можешь добиться.
Жизнь Казимира Канта – это театр, в котором он считает себя иллюзионистом, работающим на чистой технике: «Актер, который плачет на сцене настоящими слезами, это непрофессионально. Когда я держу на руках мертвую дочь (в «Короле Лире». – Б.Г.), я думаю о том, что спектакль скоро кончится, я смогу принять душ и успею на последний трамвай». А зрители в это время, в том числе Шарлотта, искренне верят Лиру и плачут над его страданиями.
И все-таки… Казимир явно лукавит, говоря: «Если бы театр мог менять мир, мы бы давно жили в лучшем из миров… Мы – иллюзионисты. Мы врем честно и открыто, и зрители знают об этом». Да, мы знаем об этом, и тем не менее отличные актеры заставляют нас плакать и смеяться, и если мы не можем переделать мир благодаря театру, то добрые человеческие чувства мы испытываем благодаря вам, называющим себя иллюзионистами.
Главная мысль пьесы и спектакля звучит, как это ни странно, из уст Шарлотты: «Чтобы покончить с кошмаром, нужны силы, которые противостояли бы глубокомысленному рационализму… Воображение важнее чем знание. Это утверждал еще Эйнштейн». Не уверен насчет Эйнштейна, но с Шарлоттой полностью согласен. Ее слова заставляют вспомнить демонстрации антиглобалистов.
{hsimage|Сцена из спектакля||||}На сцене мастерство Леонида Владимирова превращают пустоту в бокале в пылающее рубиновое вино «Шато Петрю». В монологе о последнем спектакле Мольера «Мнимый больной» Л. Владимиров демонстрирует высший пилотаж актерской игры. Вроде бы ни с того ни с сего начинается спокойный рассказ о последних днях Мольера, и постепенно у нас на глазах, ничего вроде бы не меняя внешне, актер перевоплощается в драматурга. Мы верим, что перед нами великий Мольер, и сердце замирает, предчувствуя его кончину. Элли Нярья говорит, что точно такую же реакцию испытывают и коллеги по сцене на каждом спектакле, видя, как это делает большой артист Леонид Владимиров.
Шарлотта Элли Нярья некоторых зрителей, привыкших к лирическим героиням актрисы, удивила своими характерностью, напористостью, стремлением добиться цели любой ценой. Меня эта разноплановая актриса не удивила, а покорила такой трактовкой образа писательницы-графоманки. Обаяние Элли Нярья обогатило образ далеко не всегда приятной героини.
Если Кант и Шарлотта по своему восприятию жизни иллюзионисты, то врач, конечно же, прагматик и фактолог. Тем не менее чувства и эмоции ему не чужды. Доктор, наверное, хороший специалист, но к искусству относится обывательски. Автор, а вслед за ним режиссер и актеры не видят в этом ничего страшного. Кант говорит: «Не следует презирать простых людей, ведь мы играем для них. Мы что-то делаем на сцене, и это заставляет их отчетливее разглядеть их действительность. Мы называем это искусством. Им это необходимо. Нашему доктору тоже, хотя сам он об этом не догадывается. Но, кроме того, мы делаем что-то такое, что заставляет их забыть о своей действительности, мы называем это развлечением. Это им тоже иногда нужно».
Дополнила это развлечение, которым побаловали нас артисты, сценограф Ирина Пронина, обставившая актерскую квартиру так, что каждый предмет в ней играет и вписывается в ансамбль спектакля.
«Лицей» № 2 2010
