{hsimage|Сцена из спектакля||||}Национальный театр РК показал версию Андрея Дежонова шекспировской трагедии
В пьесе Уильяма Шекспира «Король Лир» помимо множества других не менее важных есть большой вопрос: «Почему Лир решил разделить королевство?». Драматург оставляет весь путь рассуждений старого короля за рамками повествования, показывая нам результат его размышлений. Интерес к каждой новой постановке этой пьесы продиктован в том числе и возможностью ознакомиться с еще одним мнением о решении Лира.
Идти на спектакль за тем, чтобы следить за интригой, бессмысленно: странно было бы не знать сюжет и гадать, что же произойдет в следующее мгновение, каков будет финал. Постановка «Короля Лира» вряд ли может быть сопряжена с попыткой рассказать темному зрителю вечную историю. Вполне закономерно так произошло и в спектакле «Король Лир» Национального театра РК. Режиссер Андрей Дежонов на премьерных показах лично выступал перед зрителем с обращением, что, возможно, не читавшим пьесу будет сложно понять все перипетии сюжета.
Зрителя посадили на сцену, максимально приблизив к месту действия. Одежду сцены убрали, обнажив черно-кирпичные стены, железные лестницы и галереи (художник-постановщик Ирина Пронина). Лишь на заднем плане появились части огромных колонн без вершин с вырезами проходов – минимализм с легким налетом Средневековья. Цветовое решение костюмов сконцентрировано на игре черного с белым, исключением, как всегда, стал Шут (Павел Юлку) с его фаллическим красным колпаком и лоскутным камзолом. Отсылка к полумифическому времени действия шекспировской трагедии видна, в частности, в использовании мехов в одеянии Лира (Леонид Владимиров), даже карта делимого королевства сделана из сшитых грубой бечевкой шкур. В то же время режиссер дает понять, что время в спектакле – понятие вполне условное, происходящее в полной мере соотносимо с днем сегодняшним. Условен и сам мир спектакля, он балансирует на грани двух пространств: относительно замкнутого мира короля Лира с его дочерьми и разомкнутого на зрителя мира театра.
Игра театра в самого себя сконцентрирована в действиях одного персонажа – Шута. В его руках время от времени появляются листы шекспировской трагедии, которые он, просмотрев, разбрасывает по линии поворотного круга. Этот круг служит своеобразной границей, существующей поначалу только для этого проводника, то ли человека просцениума, то ли Харона. Ему одному известны и сюжет, и характер будущих событий. Слово «трагедия» в его исполнении звучит как насмешка, он будто уверен, что все происходящее вовсе не трагедия, а просто семейная история, увы, с несчастливым концом.
В способе существования актера виден петербургский след – Павел Юлку играет в спектаклях «Такого театра», где выходы a-part являются обязательным приемом, если не сказать методом, практически любой постановки. Но общение Шута (а не актера) со зрителем носит скорее случайный характер, более органично решены сцены второго акта, когда его роль переходит в область потустороннего. Объявив себя умершим и выкрасив лицо белым гримом, он принимает души умерших героев в провал открытого посреди сценической площадки люка. Он же обозначает пусть незримую, но в итоге очевидную границу между мирами живых и мертвых – как актер пантомимы он ощупывает воздух, натыкаясь на призрачную стену, пройти сквозь которую может только он. Так образ Шута несет в себе одну из тем спектакля, связывающую мифическое пространство пьесы Шекспира с миром Театра.
Получается, что внутри этой рамки, основанной на игре с внесюжетными смыслами, развивается история семейств Лира и Глостера. И здесь на первый план выходит тема власти. Именно с получением короны действия дочерей Лира Гонерильи (Ольга Портретова) и Реганы (Элли Нярья) обретают чуть ли не демонические масштабы. В визуальном решении обоих образов – нарочито сексуальные платья, агрессивно взлохмаченные волосы, резкая пластика – диктуется понимание того, что эти женщины порочны изначально, и только Лир ничего не замечает. Но актрисы решают эти, казалось бы, однозначные образы на стыке эмоций: с одной стороны, явно наигранные речи о любви к отцу, с другой – выражение безмолвного недоумения и порой даже сочувствия в сцене изгнания Корделии (Людмила Исакова) и Кента (Анатолий Радостев).
Первая сцена раздела королевства вызывает сомнение в определении мотивов поведения всех действующих лиц. Так до конца и непонятно, почему же произошла вся эта кутерьма с переделом власти? Проверка? Проявление безграничной отцовской любви? Самодурство?
Лир крепок телом и духом, а в исполнении Леонида Владимирова обладает еще и изрядной долей иронии и саморефлексии. На протяжении всего действия в нем присутствует что-то от другого шекспировского героя – Гамлета. Лир тщетно пытается понять, где совершена ошибка. С трудом подбирая слова, постепенно выбирается из тьмы своего самодурства. Но куда приходит? Происходит постепенное размывание образа, как будто, сняв с него корону, режиссер переводит его в ранг персонажей второго плана несмотря на сохранение ключевых сцен: бури, встречи с Томом и мнимого сумасшествия.
Гораздо ярче и отчетливее прорисовывается фигура Эдмонда (Вячеслав Поляков) и его отношения со старшими дочерьми Лира. Возможно, смещение акцентов играет свою роль в выявлении предполагаемой темы власти. Не только очевидные атрибуты – кусок короны либо обрывок шкуры, олицетворяющий наследственные земли, – доказывают возможность ее осуществления, но и вещи более первобытные, например чувственность и страсть. Но итогом всего становится плавный и безмолвный жест Шута, подчиняющий себе и живых и мертвецов.
Хотелось бы сказать о музыкальном сопровождении спектакля. Формулировка программки «голоса и звуковое пространство» (Полина Руновская и композитор Олег Гуреев) очень точно отражает смысл существования звука – пространство действительно создавалось на сверхвизуальном уровне. Неясные женские голоса и металлические перезвоны были одновременно нежными и пугающими, как голоса мифических сирен.
Несмотря на вполне материальный, порой грубо физический мир, созданный в спектакле, стремление к мифологизации рассказанной истории сохранялось и культивировалось в каждом элементе. По старой традиции театр дает мало ответов, даже на необходимые, казалось бы, вопросы. И вместе с тем «Король Лир» заслуживает самого пристального внимания и, вполне очевидно, станет событием нынешнего театрального сезона.
«Лицей» № 10 2010
