В предновогодние дни Городской выставочный зал порадует петрозаводчан и гостей столицы пиршеством красок. 18 декабря здесь откроется экспозиция произведений карельских художников «Поэзия пастели». В последние годы зафиксирован устойчивый интерес к этой технике.
Один из залов займут пастели Бориса Акбулатова, которому в эти дни исполнилось шестьдесят пять лет.
Никто не знает, как творился мир. Но есть предположение, что он творился из чего-то бесформенного. Чего-то такого, что похоже на тесто. Отщипнул один кусочек, другой… И вот вам – море, небо, лес, цветы… С теста (франц. pastel, от итал. pastello, уменьшительное от pasta – тесто) когда-то начинал свое общение с волнующей и загадочной техникой пастели и художник. Из мела, воды и растительного клея он творил тесто, к которому добавлял порошки разных красок. После тщательного вымешивания-выкатывания он «ваял» изящные колбаски-мелки, которыми и создавал прекраснейший из миров, где царила не жесткая решительная линия конфронтаций, а мягкая, волнистая, овальная линия согласия, плавно переводящая рисунок в живопись, а живопись – в рисунок.
В этом мире без границ происходило соединение грубой основы (наждачная или шлифовальная бумага, картон, замша) – и мягкого «теста», где суровое мужское начало смягчалось покровом бархатистых, пушистых, воздушных, мерцающих… касаний волшебного мелка или той же волшебной руки художника, втирающего пальцами или ладонью пастельные штрихи-пятна. Результатом такого соединения ян–инь становились чудесные живописные вибрации, иные из которых насчитывали сотни оттенков.
Бархатистость, воздушность и невесомость были знаком того мира, его наивысшей ценностью и тщательно охранялись от прямого воздействия окружающей среды – грубых прикосновений, прямых солнечных лучей, перепадов температур, излишней сухости или влажности.
Надо ли удивляться, что этот изысканный мир по имени «пастель», героинями которого первоначально были нимфы и пастушки, а знаками – воздушные кружева и струящийся шёлк, впервые открыли именно французы, известные своей галантностью и поклонением прекрасной даме. И произошло это аж в пятнадцатом веке.
С тех пор художники не оставляли вниманием капризную и ранимую даму своего сердца. К пастели обращались такие выдающиеся мастера как Э. Делакруа, Ж.Ф. Милле, Э. Мане, О. Ренуар, О. Редон. Э. Дега… В России – А. Орловский, А. Венецианов, О. Кипренский… К. Маковский, Л. Бакст, К. Сомов, В. Борисов-Мусатов, Б. Кустодиев, И. Левитан, В. Серов… Кто не помнит знаменитую «Шоколадницу» Ж. Лиотара и изумительную серебристо-жемчужную пастель М. Врубеля — «Жемчужина»…
Но время шло, и мерцающее, бархатистое, струящееся вытеснялось суровой реальностью. Безжалостная поступь капитала не оставляла надежды для утонченных, хрупких и нежных. Пастель удалялась на периферию искусства и, соответственно, внимания публики. И лишь в какие-то промежутки вновь вспыхивал интерес к этой утонченной технике.
Вспышка, как и положено вспышке, была обычно недолгой. А вот забвение могло длиться многие десятилетия. Но в начале двадцать первого века ученые-искусствоведы зафиксировали устойчивый интерес к пастели.
Чем он вызван? Наверное, не в последнюю очередь все возрастающим ощущением хрупкости нашего мира, чему как нельзя лучше соответствует столь же хрупкая техника пастели. А также желанием рисовальщика как можно быстрее зафиксировать импульс собственных чувств и приметы стремительно уходящего времени, буквально ускользающего сквозь пальцы художника. И, наконец, техника пастели, согласно нынешним представлениям художников и публики, соответствует современному стилю: не усталая от собственного совершенства классическая завершенность, а легкая, словно бы даже небрежная импровизационность. Не «масляный гнет» и скука привычных, однообразных мазков, а россыпь кажущегося хаоса штрихов и пятен, поражающих колористическим богатством никак не меньше, чем картина маслом.
Кто-то из критиков сказал: «Пастель богата поверхностным, но бедна внутренним…». Экспозиция пастелей карельских художников говорит об обратном: богата поверхностным и щедра внутренним.
