10 апреля отметил своеобразный юбилей – ровно четверть века назад я обратился к тогдашнему руководителю Республики Карелия В.Н. Степанову с инициативой создать музей на основе моих коллекций.
Воз и ныне там. Никаких перспектив нет. Да и могут ли они быть при нынешнем положении дел в стране?
Совсем забыл об этой дате.
Напомнила о ней фотография, посланная друзьями сегодня.
Вот она:
Этот ошеломительный артефакт возвышается среди аравийской пустыни.
Необузданная стихия камня – и чёткий геометризм обработки: сочетание альтернативных качеств философично. Сколь выразительно природа и культура вступили здесь в творческое состязание!
Сооружение, известное как Каср аль-Фарид, было возведено в I веке нашей эры.
Строители – набатеи.
Было такое семитское племя.
Они вырубали в скалах целые города.
Такова их знаменитая столица Петра.
Находящийся там храм Эль-Хазне – шедевр позднего эллинизма. Можно сказать, его последний отзвук. Известна гипотеза, что это усыпальница Арета IV Филопатра, почившего в 40 г. н. э. Как имя набатейского царя, так и стилистика храма отсылают нас к Александрии с её Мусейоном.
Почему я вспомнил о набатеях в контексте своей незадавшейся инициативы?
Включились ассоциации.
В начале 90-х годов тогдашний министр культуры Карелии О.А. Белонучкин привёл ко мне группу финнов – они прослышали о моём предложении создать музей в Сортавале, заинтересовались.
Среди гостей был архитектор Тимо Суомалайнен.
Вместе со своим братом Туомо они построили в Хельсинки знаменитую церковь Темппелиаукио (Temppeliaukion kirkko). Вырубленная внутри скалы, сверху она покрыта огромным медным куполом.
Как если бы инопланетный корабль опустился на ледниковую морену! Парадоксальность впечатления усиливается плотным городским окружением.
У братьев было два источника вдохновения.
– Это скальная архитектура набатеев.
– И это их родина – остров Гогланд: могучее каприччио камня, в котором звучит и нота цивилизации – впечатляющие фортификационные сооружения.
Остров Гогланд. Он же – Суурсаари. Финский дот. Рядом легко представить играющих мальчишек – будущих зодчих. Свою карьеру они начнут как архитекторы-фортификаторы. На этой стезе получат опыт работы со скальной породой. Сегодня оборонительные структуры Суоми, оказавшиеся на нашей территории, заслуженно имеют статус охраняемых памятников.
Вход в Темппелиаукио. Сравнивая две фотографии, мы невольно подумаем о том, что в хельсинском шедевре сказалась память детства его строителей – унисоны очевидны.
Уместно вспомнить, что замысел Темппелиаукио принадлежит гениальному Паули Бломстедту (1900–1935) – за три года до своей смерти он проектировал церковь на этом месте, но не внутри скалы, а впритык к ней. Если замысел братьев Суомалайнен пантеистичен – храм сливается с природой, растворяется в ней, то решение П. Бломстедта напоминало скорее контроверзу: природное и культурное ведут напряжённый диалог друг с другом.
Будем благодарны Паули Бломстедту за дачу Яскеляйнена. Она же Дом композиторов. Это рядом с Сортавалой – залив Кирьявалахти. Поздняя песня финского романтизма.
Тимо Суомалайнен был изумлён картинами «Амаравеллы».
Великого зодчего осенило: – Ваш Музей должен быть похож на Темппелиаукио! Подыщите скалу – я сделаю проект.
Мечты, мечты!
Невольно вспоминается строчка Бориса Пастернака:
– Не тот это город, и полночь не та.
Быть может, я успею написать и издать книгу, посвящённую моим музейным планам.
Интерьер Темппелиаукио.
Здесь установлено четыре органа.
И. Бах прекрасно звучал бы и в моём Полимусейоне.
Сколько сил было потрачено всуе!
Сколько унижений пришлось пережить!
Последняя попытка реализовать идею «Полимусейона» относится к прошлому году.
Губернатор Карелии вручил мне премию журнала «Север».
Приятный человек!
Я дерзнул пригласить его в гости – показать коллекции, поговорить о культуре нашего края.
Приглашение было принято.
Визит назначили на 1 апреля.
Видать, в этом дне и впрямь заложена шутейная сила – высокого гостя я так и не дождался.
Русский Север – и Русский Космизм: это приоритетное – и это соединилось в моём Полимусейоне.
Какой очаг культуры можно было создать в Петрозаводске!
Все мои старания пошли прахом.
Без всякой иронии – и лишь с малой толикой гиперболизации: ничего другого в сегодняшних условиях я и не мог заслужить – иррациональное и бездумное всё чаще берут верх над софийными началами культуры.
Но прав Диоген, мой любимый философ: «Надежда – последнее, что умирает в человеке».
Тимо Суомалайнена восхитила эта картина Александра Сардана «Поэма изобилия» (1930). Он увидел в ней нечто созвучное своему Темппелиаукио. И правда!
