О концерте «Три века камерной музыки» в Петрозаводской консерватории.
«Для меня человек – удивительное существо, воплощение непостижимой идеи. В нем есть все, от самого возвышенного до низменного. Человек подобен Богу, а в Боге заключено все. Им сотворены люди, но Им же сотворены и демоны, художники, разрушители, и это все нераздельно существует бок о бок, перемешивается, переходит одно в другое, непрестанно меняется… И поэтому существует бесконечное множество иных реальностей. Наш притупленный рассудок и чувства не в силах их воспринять. А между тем они есть: эти миры рушатся, переплетаются, и вне нас и в нас самих. Косность и страх – вот что воздвигает границы. Нет никаких границ! Ни для мыслей, ни для чувств. Когда ты исполняешь медленную часть бетховенской сонаты для хаммерклавира (прим. ред. – соната для фортепиано №29), ты разве не чувствуешь, что живешь в мире удивительной беспредельности, непостижимого движения и глубины?!» — с такими размышлениями обращалась к своей матери Эва, героиня кинокартины Ингмара Бергмана «Осенняя соната».
Этот драгоценный монолог многое дает понять о человеке, жизни и о музыке, которая часто является единственным проводником в эти самые беспредельные «иные реальности», куда наш «притупленный рассудок» все-таки может приоткрыть дверь. Музыка как путь от существования реального к ирреальному, от сознания к подсознанию. Подлинно интеллектуальные творения, как например упомянутая выше поздняя соната Бетховена (к моменту создания которой композитор уже совершенно не способен был слышать какие-либо звуки окружающего мира вследствие глухоты), или же, к примеру, сонаты Моцарта или Шостаковича, способны проецировать свои собственные «иные реальности» на наше сознание.
Но какой разной может быть музыка! Эмоциональная палитра искусства звуков безгранична – от неописуемого восторга, всеобъемлющего экстаза, полета до горестных страданий, раздавленности, полного саморазрушения. Все эти грани были ощутимы особенно остро во время исполнения скрипичных сонат трех непохожих друг на друга композиторов в Большом концертном зале Петрозаводской консерватории им. А. К. Глазунова.
«Три века камерной музыки» — так озаглавили свою концертную программу Климентий Векслер (профессор Петрозаводской консерватории по классу скрипки, заслуженный артист России и Карелии) и Сергей Осадчук (профессор консерватории Тромсё по классу фортепиано). Музыканты, чей преподавательский труд особо значим и почитаем, объединились в исполнительском процессе, что конечно было очень важным для их учеников. Интересная камерная программа открыла фестиваль «Онежская музыкальная зима — 2012», приуроченный 45-летнему юбилею Петрозаводской консерватории.
В этом концерте сошлось многое: высокий профессионализм исполнителей, истинно благоговейное отношение студентов к своим профессорам, благодарная и понимающая публика, характерная для камерных концертов уютная атмосфера и мудрый выбор репертуара.
В концерте были исполнены сонаты для скрипки и фортепиано Дмитрия Шостаковича, Вольфганга Амадея Моцарта и Эдварда Грига. Каждый из них – это космос, полное откровений бытия пространство художника. Музыка их непохожа, как три настроения или три аффекта. Нечто потустороннее, запредельное в сферах Шостаковича, отчетливо-ясное и приятное – у Моцарта, неистово-страстное и фантастическое – в музыке Грига. Каждый композитор, как подчеркивает заглавие программы, еще и представитель своего века, воплощающий определенный тип мышления, мировосприятия и понятие о музыкальном стиле.
Посвящение концертного времени всего первого отделения музыке Шостаковича, безусловно, было психологически верным. Эта Соната требует от аудитории наибольшей концентрации слушательского внимания, напряжения духовных сил, настроенности на философскую рефлексию. Можно представить, сколько сил она требует от исполнителей, ее создающих! Порой музыка проносилась как страшный вихрь, уносящий в запределье, «съедающий» положительные эмоции и оставляющий чувство апокалипсической безысходности. Казалось невероятным происхождение этих грозных звуков из инструмента профессора Векслера. Его скромная, вовсе не величественная фигура, слитая воедино со скрипкой, с каждым новым разделом Сонаты обретала какое-то новое могучее качество, обрушивая поток звуковой энергии. Наслоение густой вязкой акустической массы напоминало плетение плотного кокона из тончайшей паутины. Три части Сонаты Шостаковича – это пронзительный «хоррор», пробирающий до дрожи и мурашек. Последние звуки Сонаты в высоком регистре словно звездочки, мерцающие в открытом, но пустынном космосе… Исполнение и прослушивание этой музыки — интеллектуальный труд, преодоление самого себя, которое не может в итоге остаться не вознагражденным. Пост-ощущения от Сонаты напоминают выход за грань реальности, перемещение в такие пространства, что не остается сомнений в существовании сверх-миров. Нечто «сверх-» накрывает, окутывает зал, вводит в состояние транса. Выводить из него музыканты решили во втором отделении с помощью «моцарто-терапии». Соната К 378 си-бемоль мажор подошла для этого как нельзя лучше. Ясно-кристальный мир музыки Моцарта открыл нам иную параллельную реальность, где царят изящество и грация. Некоторые не столь «прозрачные» интонационные моменты в исполнении компенсировались восхитительными эмоциональными взлетами, когда, оставаясь на своем кресле, можно было парить душой под сводом концертного зала. Одним примечательным фактом, касающимся этой сонаты Моцарта, поделилась ведущая концерта заслуженный деятель искусств Карелии Ольга Белова. Как известно, знаменитый физик Альберт Эйнштейн неплохо играл на скрипке, так вот на единственно сохранившейся любительской записи он исполняет как раз вторую часть этой самой Сонаты си-бемоль мажор Моцарта!
Не менее популярна в скрипичном репертуаре и соната Грига c-moll. Творения норвежского композитора звучали особенно символично в связи с объединением на концертной площадке представителей двух самых северных консерваторий России и Норвегии. Но страсти в этой Сонате разгораются далеко не северные! Бурлящее движение затянуло в тугой узел скрипичную и фортепианную партию, то разрывающих друг друга, то сливающихся в едином порыве. Музыку Грига очень легко представить в картинках, визуально-сюжетных образах. Напевы национального колорита поют нам о восхищении красотой северной земли – вторая часть Сонаты словно гимн природе, любви и всему живому набирает силу как восходящее солнце или распускающийся цветок. Может быть это легенда и о двух влюбленных, упивающихся жизнью в ее расцвете – настолько по-романтически откровенна эта музыка, «на разрыв сердца».
Количество цветов, оказавшихся после этого на реальной сцене, очень радовало. Слушатели с искренней благодарностью подносили дар в знак глубочайшего уважения музыкантам. Так, в хмурый осенний день ворвались яркие краски живых цветов, превратив один день нашей жизни в праздник.
