«Своих балерин лечите у врача Левиной», — сказал когда-то ленинградский профессор балетмейстеру Музыкального театра Карелии Игорю Смирнову о молодом петрозаводском враче.
Публикуем воспоминания Фаины Левиной о карельских балеринах, с которыми свела ее врачебная практика.
Мой самый ясный взор,
Мой самый лёгкий вздох.
А. Пугачёва, И. Крутой
Валентина
В начале 50-х годов прошлого века Петрозаводск ждал строительства нового монументального здания театра на месте снесённого в 1936 году Святодуховского кафедрального собора, на высоком месте на площади Кирова.
Авторы проекта – молодой архитектор, москвич Савва Григорьевич Бродский и народный скульптор, академик Сергей Конёнков под девизом «Дружба народов СССР» воздвигли театр, фронтоном напоминающий контур Большого театра в Москве и Александринского в Ленинграде. Стройка была завершена в 1955 году.
Предполагалось, что в здании будут два театра – музыкальный и драматический, две труппы и разные служебные и административные службы. В городе в то время трудились актёры, певцы, танцоры, успешно окончившие учёбу в других городах и театрах, а также питомцы карело-финского ансамбля «Кантеле». Работал театр оперетты. Появление балетного театра – особая статья, и Карелии помогали московские, питерские, пермский и другие центры балетного искусства.
К премьерному показу готовили два балета: «Лебединое озеро» П. Чайковского и новый «Сампо» молодого карельского композитора Гельмера Синисало по мотивам эпоса «Калевала». Сценарий и либретто – коллективный труд композитора, литераторов и балетмейстера, москвича Игоря Валентиновича Смирнова, тоже молодого. Моё знакомство с ним имело приятные последствия и даже через полвека привело к этим воспоминаниям.
В то время, с августа 1951 года, по распределению после окончания 1-го Ленинградского мединститута я работала врачом-травматологом в Республиканской больнице и считалась молодым специалистом. Но в 1956 году было выстроено новое здание больницы на краю города – на Древлянке. Там открылось новое отделение для больных из районов республики, и волею медицинских властей меня назначили заведовать им. Меня мало кто знал, да и, замотанная ответственностью, переселением семьи в новую квартиру на Древлянке и двумя маленькими детьми, я была очень далека от светской жизни города.
***
Однажды, кажется, в 1958 году, во время приёма в поликлинике в мой кабинет вошёл молодой интеллигентный мужчина, ведя за руку красивую девушку, без направления от врача, без номерка и без амбулаторной карты. Назвал меня по имени-отчеству и представился. Коротко поведал о 0 беде и сказал, что кто-то посоветовал ему обратиться к доктору Левиной, которая сможет им помочь.
Суть беды состояла в том, что молодая выпускница Московского хореографического училища, направленная в балетную труппу Музыкального театра в качестве солистки, будущей звезды – исполнительницы партии Одетты и Одиллии, Валентина Решетникова заболела, захромала из-за болей в стопе. Травмы не было. Врач, к которому она обратилась, сделал рентгенограмму, и был выявлен перелом одной из плюсневых костей. Уже шли репетиции к открытию сезона.
На меня с надеждой смотрели хореограф Игорь Валентинович Смирнов и балерина Валя Решетникова.
Случай был, как у нас, врачей, говорят – студенческий, и мне было совершенно ясно, что делать. У этого заболевания много названий, но суть одна – перегрузка (так называемый «ползучий перелом»). Я всё объяснила, меня поняли. Времени было мало, но около двух месяцев в запасе у них было.
Я тут же наложила на ножку Валентины гипсовый сапожок на месяц, заполнила амбулаторную карту, выписала больничный лист и написала справку для лечащего врача, велела купить костыли и назначила явку ко мне через три дня.
Каково же было моё удивление, когда через три дня я увидела перед дверью кабинета расстроенных Игоря Валентиновича и Валю… без гипса.
Оказывается, они успели съездить в Москву к маме, а справку и снимки отнесли в поликлинику, обслуживающую артистов балета Большого театра. Там врач возмутилась, лечение, назначенное мною, было признано непрофессиональным, объявлено, что «гипс ставит крест на профессии балерины» и прочее. Повязка была снята.
Ситуация была сложнейшая. С одной стороны, моё глубокое убеждение в правильности диагноза и лечения, убегающее время лечения (удлинение!), с другой – авторитет московской медицинской школы, курирующей балет.
Моя уверенность в правоте была небезосновательной. Дело в том, что в конце 1953 года я прошла трехмесячный цикл учёбы по ортопедии в клинике института усовершенствования врачей (ГИДУВ) в Ленинграде под руководством профессора Михаила Исааковича Куслика, очень известного в СССР. Он нам читал лекции, проводил операции, все показательные консультативные приёмы, и мы, курсанты, присутствовали на них.
Михаил Исаакович был страстным балетоманом, штатным консультантом-ортопедом Мариинского (Кировского) театра и хореографического училища. И, конечно, всё увиденное и услышанное крепко во мне засело.
«Что делать, как нам быть?» – звучало у меня в ушах и сквозило во взглядах Смирнова и Валентины. Я описала им ситуацию двух балетных школ – Московской и Петербургской, рассказала и о профессоре Куслике, к которому я по закону не имела права направить Валентину без предварительного запроса о записи на очередь по почте, на что ушло бы много времени.
Но я уже поняла характер балетмейстера И.В. Смирнова и что он вылечит Валентину и выпустит её в большую жизнь в балете. Игорь Валентинович взял у меня координаты клиники профессора Куслика, я написала короткое письмо профессору, мой взгляд на лечение и просьбу мудро решить спор медиков двух городов. И, чтобы не терять времени, наложила гипсовый сапожок, выдала справку и продлила больничный лист.
У происшествия был счастливый конец. К профессору Куслику мои подопечные попали быстро, я удостоилась одобрения Михаила Исааковича на фирменном его бланке, а Игорь Валентинович получил устный совет: «Своих балерин лечите у врача Левиной».
Валя лечилась у меня, не уехала к маме. Вовремя начала наступать на ногу, ходила в гипсе на репетиции, слушала музыку, «танцевала» сидя и стоя у станка и после снятия гипса легко восстановилась.
Она танцевала на премьере «Лебединого озера» свою Одетту-Одиллию, потом в балете «Сампо» Невесту, очень близкий её внешности и нежному складу души образ.
Валентина Решетникова стала прима-балериной, заслуженной артисткой КАССР.
Покидая в 1960 году Петрозаводск и переходя в труппу Московского Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко, она подарила мне свою фотографию в образе Невесты с надписью: «Милой, дорогой Фаине Моисеевне от благодарной и вечно признательной пациентки Вали Решетниковой». 9.2.1960 г.»
Маргарита Смирнова
Думаю, совет профессора М.И. Куслика, данный балетмейстеру Смирнову, был не забыт, иначе у меня не появилась бы фотография балерины Маргариты Смирновой в роли Жанны (балет «Пламя Парижа» Бориса Асафьева, Большой театр, 1960 год).
Чёрно-белое фото: сложный арабеск улыбающейся балерины и сосредоточенность статичного партнёра. Спасибо Маргарите за приложенное к снимку письмо. Вот его текст:
«Многоуважаемая Фаина Моисеевна!
Ещё и ещё раз от всей души благодарю Вас и хочу послать Вам на память свою фотографию и программку. Танцую уже давно, а 12 апреля танцевала главную роль в балете «Пламя Парижа». Очень бы хотелось, чтобы Вы увидели на сцене свою больную (теперь уже здоровую). Буду надеяться, что сбудется.
Желаю Вам всего самого лучшего в Вашем чудесном исцелении людей. Шлю самый искренний привет Вам и Вашему супругу.
С уважением и благодарностью Маргарита Смирнова.
27.04 1960 г.»
Невозможно (да и не нужно) вспоминать, чем и от чего я лечила приехавшую в Петрозаводск жену балетмейстера. Скорее всего, вводила в больной сустав лекарство, что боялись делать многие врачи из-за возможных осложнений.
Важно, что в истории русского балета сохранилась театральная программка балета «Пламя Парижа» в Большом театре.
Из программы: «Жанна – Суламифь Мессерер, Маргарита Смирнова, Екатерина Максимова».
Из интернета известно: балет прошёл 63 раза, потом был снят с репертуара.
Сейчас знаю, что Маргарита Смирнова живёт в Италии, держит балетную школу в Милане. Я часто думаю о ней, её стойкости, верности профессии, несмотря на тяжёлые утраты в её семье.
***
Теперь пора рассказать, что после работы в Музыкальном театре Карелии Игорь Валентинович Смирнов много учился, ставил балеты в театрах малых столичных городов Союза, в Японии, Румынии и в других странах, преподавал в вузах Москвы.
Пути наши разошлись, но с его лёгкой руки остался петрозаводский врач, к которому обращались балерины и танцовщики в течение двух-трех десятилетий, особенно кордебалет с его двойной нагрузкой: в балетных спектаклях и в оперетте.
Это были приятные, неназойливые люди, трудяги, добросовестно отрабатывавшие 20-летний стаж после окончания балетных училищ. Это давало совсем молодым людям (40-45 лет) право на пенсию, рождение детей, переход в другие профессии, чаще всего к преподаванию танца, к созданию коллективов, на другую интересную жизнь.
Я не жалею о потраченном времени и приобретённом опыте, и тепло вспоминаю об искренних, благодарных непрофильных пациентах. Они всегда приглашали меня на свои представления. Обычно это были приставные кресла в проходе партера, 11-12 ряд, не ближе, чтобы видеть всё.
В 70-80 годы нас, петрозаводчан, неизменно радовала премьерная пара – муж и жена Юрий Сидоров и Светлана Губина (Пермская школа). Затем их сменила Наталья Гальцина. Из рассказа Наташи в 2015 году знаю, что 1 сентября какого-то года, когда она поступила в 1 класс Пермского балетного училища, Юра Сидоров оканчивал его. И в день праздника (а в прежней жизни этот день всегда праздновали) в дефиле Наташа-малышка сидела на плече Юры.
Светлана и Юрий Сидоров у меня не лечились, они были эталоном здоровья и мастерства в балете, эталоном гармонии и соответствия во всех ролях.
Наташа обращалась ко мне со своими голеностопами, но я этого не помню. Мы были с нею хорошо знакомы, здоровались на улицах, общались в некоторых компаниях и домах, и в театре, конечно.
И я порадовалась, когда через общих земляков в Израиле наше знакомство продолжилось по телефону и через интернет. Надеюсь, к обоюдной радости.
Наташа вернула мне выпавшие из памяти и просто незаполненные провалы в истории карельского балета.
Ледовских. «Я имени её не знаю…»
Пробежали почти 30 лет. Изменилась страна, менялся так называемый социалистический лагерь. Появились города-побратимы, зарубежный туризм, мы начали выезжать в другие страны, многие заметили, как плохо мы живём.
Горбачёвская перестройка всколыхнула страну, но надежды на изменение строя не оправдались. Империя рушилась.
Образованная и успешная молодёжь уезжала в Финляндию, Германию, США, Канаду, Израиль – кто на работу, кто на ПМЖ (постоянное место жительства).
В 1981 году семья моей дочери переехала в США, что бросало тень на нашу семью и сына. Эмиграция из СССР привела к росту национализма и антисемитизма, увы. Да и возраст наш с мужем давно перешагнул пенсионный рубеж. Я продолжала работать консультантом в Республиканской поликлинике и Врачебно-физкультурном диспансере, куда приходили и балерины.
И однажды… В самом конце 80-х появился у меня в диспансере моложавый седеющий мужчина с цветами и в сопровождении молодой девушки. Преклонив колено, протянул мне букет и произнёс: «Фаина Моисеевна, вы совсем не изменились, здравствуйте. Только вы можете нам помочь». Это оказались Игорь Валентинович Смирнов с очередной восходящей звездой балета. Я была очень рада встрече и действительно хотела им помочь.
Речь шла о молодой выпускнице Воронежского хореографического училища Ледовских, имя не звучало и не запомнилось (рассказ вёл Игорь Валентинович). Солистка подавала большие надежды, вписалась в репертуар театра. Одним словом, новая Одетта-Одиллия, и Москва в ней заинтересована.
По поводу болей в спине Ледовских обратилась к врачу, была несколько дней на больничном, боли прошли, но почему-то ей сделали рентгенограмму позвоночника. Врач-рентгенолог «обнаружил» несросшийся перелом тела какого-то грудного позвонка, и дело завертелось. Ледовских направили на ВТЭК (врачебно-трудовую экспертную комиссию) для определения профессиональной пригодности! Ни больше, ни меньше!
Балерина продолжала работать и ни на что не жаловалась.
Я расспросила девушку, она мне не представилась. Осмотр не выявил никаких отклонений от нормы. Смотрю снимки и вижу дремучее невежество врача, незнание нормы и её вариантов. Поразило глубочайшее равнодушие врачей к судьбе двадцатилетней девушки, которая оказалась в руках нескольких дипломированных специалистов, не пытавшихся прибегнуть к консультации более опытных коллег. Ледовских спас Игорь Валентинович, подвижник своей профессии и просто добрый ангел, прибывший специально из Москвы.
Сейчас время вспомнить историю Клятвы Гиппократа, которую дают с древности и до наших дней все врачи, и которую давала и я в 1951 году. В прошлом веке какое-то высокое мировое сообщество медиков пыталось обновить древний текст Клятвы. В итоге удалось добавить в конце только одну фразу: «И всю жизнь учиться», ибо канонический текст Клятвы Гиппократа предусматривает поведение врача во всех ситуациях, возникающих в медицине в широком толковании.
Неожиданность медицинского результата встречи с И.В. Смирновым стёрла из памяти почти все остальные подробности.
В выданной мною консультативной справке было написано, что выявленный на рентгенограмме (дата снимка) артефакт не имеет клинического значения и является вариантом нормы развития позвоночника в подростковом возрасте. Балерина Ледовских трудоспособна в своей профессии без ограничений. Все были довольны. Надо было прощаться, за дверью ждал новый пациент.
Это была последняя встреча с И.В. Смирновым. Но тогда мы этого не знали.
До меня доходили слухи, что Ледовских танцует, и её обещают забрать в Москву. Ни лицо, ни общий облик её не запомнились.
Странно теперь вспоминать, что этот эпизод не вызвал никакого резонанса в медицинских кругах Петрозаводска. Мне даже были неинтересны фамилии врачей, причастных к этому случаю. Да и сама виновница переполоха меня не заинтересовала. Может быть, просто огорчило исчезновение И.В. Смирнова.
До отъезда в Израиль в 1994 году от балетных девочек я уже знала о переводе Ледовских в Москву, в Большой театр, к Юрию Григоровичу.
Ужель та самая? Татьяна…
В сентябре 1994 года мы с мужем переезжали на постоянное место жительства в Израиль, к сыну.
Связь с Петрозаводском не прерывалась: переписка, потом автоматическая телефонная, визиты из Петрозаводска в Израиль к своим детям и внукам стали обычным делом. Многие гости побывали у нас в Цфате и Ашкелоне. Мы с дочерью виделись регулярно. Оказалось, в таких разных странах живёт так много бывших петрозаводчан!
Многоканальное телевидение, видео, СД, ДВД сделали доступными новости и культуру со всего мира, не доходившие в своё время до нас. Начались встречи с прошлым.
Вот смотрю документальный фильм-воспоминание о Екатерине Максимовой: отрывки из балетов, фильмы-балеты, снятые и созданные для неё, рассказы её мужа и подруг. Вдруг – крупный план, на экране – приятная женщина и титр: Валентина Решетникова, подруга. Слышу её голос. Радостная встреча.
В другой раз идёт программа о Пермском театре оперы и балета. Почти половину передачи ведёт Юрий Сидоров, народный артист Карельской АССР. Рассказывает о балетной школе, называет имена современниц, известных всему балетному миру. Я вспоминаю, что видела их на экране, и поражалась их молодости и совершенству.
«На старости я сызнова живу,
Минувшее проходит предо мною…»
***
К моему 90-летию семья сочла, что я доросла до компьютера, и дочь привезла мне из США ноутбук; внук-школьник начинил мне его. Появилась Википедия, затем интернет – почта, скайп и прочая дребедень. С помощью Рони мы делаем кучу открытий и проникаем в бездонный колодец прошлого и настоящего. Многому я научилась, но пользователем осталась, к сожалению, неполноценным. Мне помогают.
Коротко о моих открытиях.
Узнала, что Наталья Гальцина, моя последняя карельская Одетта-Одиллия, теперь преподаватель с учёной степенью, много пишет о балете, живёт и работает в Петрозаводске, учит детей (в балетной школе). Мы связываемся с ней по почте, в интернете и по телефону, и она помогает мне вспоминать. Оказалось, что сменила Наташу прима Ледовских по имени Татьяна (с 1988-го по 1990 год), что Татьяну забрал в Москву в Большой театр знаменитый балетмейстер Юрий Григорович. Через пять лет она перебралась в США, в штат Алабама, и стала многолетней примой в «Алабама балете» (1995 — 2012 г.).
Мои внуки Рони и Мишель пытались найти Татьяну через интернет на английском языке, но получили ответ, что она в 2014 году покинула город Бирмингем и вернулась на родину. Никакого желания познакомиться с нею у меня не появилось.
Ледовских работает в жюри конкурсов и шоу, открывает выставки, бывает и в Америке, мелькает в интернете, но крупного плана её лица я не видела.
***
Самым печальным открытием оказался ранний уход Игоря Валентиновича Смирнова. Он скоропостижно умер 2 декабря 1989 года в возрасте 62 лет, не дожив недели до следующего дня рождения. Случилось это в Москве, за рулём, сидевшая рядом с ним Маргарита предотвратила аварию потерявшей управление машины. О таких людях говорят: сгорел. Жил ярко, многого хотел, много умел и сделал, и умер, не прощаясь. Успел уладить судьбу Татьяны Ледовских.
Хочу оставить в памяти знавших И.В. Смирнова вехи его жизни, его титулы и звания:
1967-1989 г. – зав. кафедрой хореографии Московского института культуры, профессор.
1964-1989 – главный балетмейстер Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко.
1958-1960, 1962, 1964-1967 – главный балетмейстер Музыкального театра Карельской АССР.
Заслуженный деятель искусств КАССР – 1974 г.
Государственная премия КАССР – 1974 г.
Народный артист РСФСР – 1979 г.
Государственная премия им. М.И. Глинки – 1986 г.
Всё начиналось с Московского хореографического училища, с танцовщика, солиста балета. Осталась светлая память о большом мечтателе, неугомонной творческой личности, муже, отце, ангеле-хранителе.
Послесловие
Прошу прощения за несколько легкомысленное название моих балетных воспоминаний.
А дело было так…
Моя американская внучка Рэйчел была отдана в частную балетную школу, руководимую Валентиной Козловой, бывшей солисткой Большого театра. Протанцевала Рэйчел семь лет от снежинок в «Щелкунчике» до малых солисток и вариаций на пуантах. Я видела её на сцене несколько раз. У неё остались хорошая осанка, походка, упорство и выдержка – и подруга Кирсти. Сейчас Рэйчел 23 года, она преподаёт в старших классах английский язык и литературу в Нью-Йорке. В 2003 и 2008 годах я подарила ей фотографии моих балерин и рассказала о них.
Самая младшая моя израильская внучка не избежала соблазна балета и отдала ему несколько лет, сейчас перешла в другую школу.
Моя старшая израильская внучка – врач выпуска 2015 года. Пока она непричастна к балету. Но кто знает, может быть, и ей будут чем-то интересны эти воспоминания.
Об авторе. Левина Фаина Мойсеевна — врач травматолог-ортопед. Начала свою трудовую жизнь во время Великой Отечественной войны. Фаина Мойсеевна прошла огромный путь от санитарки до главного травматолога Республики Карелия. Война — это тяжёлая дорога до Победы, это сотни пройденных километров по территории Польши и Германии. Ее труд отмечен орденами и медалями. После окончания Ленинградского медицинского института вся жизнь связана с Карелией. Фаина Мойсеевна начала работу врачом-ординатором травматологического отделения Республиканской больницы и дошла до заведующего и главного травматолога республики. За трудовые заслуги ей присвоены звания заслуженного врача Карелии и Российской Федерации.
Фаина Мойсеевна — уважаемый и любимый доктор многих тех, кого она лечила, и тех, кого учила.
Фото к публикации предоставлены Натальей Гальциной и Адольфом Островским
