Ирина Ларионова, продолжая знакомство с мастерскими художников, побывала у одного из самых известных карельских мастеров.
Не так уж много в Карелии художников, чьи произведения попали в коллекцию Государственной Третьяковской галереи. Если быть более точной — всего четверо, и среди них народный художник России Валентин Сергеевич Чекмасов. Две его картины: «Портрет Тайсто Сумманена» и «Автопортрет» — находятся в коллекции ГТГ.
Прежде мне не приходилось бывать в мастерской у Чекмасова, а потому не стала отказываться от приглашения. Находится она в известном всем доме на проспекте Ленина, где в течение многих лет верхние этажи занимают мастерские художников. Валентин Сергеевич Чекмасов работает здесь уже сорок лет. По нему часы проверять можно: каждый раз вижу его долговязую фигуру, чем-то напоминающую Дон-Кихота, спешащую в мастерскую в одно и то же время. За чашкой чая мы беседовали о многом, время текло незаметно.
Разглядываю картину, посвященную памяти матери. Конечно, я уже видела ее раньше на выставке. Художник считает эту свою работу шедевром. Он вспоминает военное детство в эвакуации, голод и снимок, на котором запечатлена мама с двумя сыновьями. Этот снимок и стал центром композиции в картине «Воспоминание». Евдокия Ивановна, между прочим заонежанка, специально ездила из деревни в райцентр, чтобы сделать этот снимок на память, если вдруг ее маленький Валя не выживет, уж слишком хил он был с детства. Худенький был паренек, но характером всегда отличался сильным, напористым.
– Мой брат мог срисовать любую картинку запросто, а у меня не получалось, – рассказывает художник. – Но я так хотел научиться! Поступил в кружок, потом в училище, но еще не окончив его, решил поступать в Институт живописи, скульптуры и архитектуры имени Репина – по-нынешнему академия. Узнал от одного парнишки одесского, что лучше всего устроиться в институт на какую-нибудь работу и целый год ходить на уроки вольнослушателем. Вот я и устроился в пожарную часть. Общежитие мне дали. Но тут кончилась прописка. Я пошел по инстанциям. Куда ни приду – везде отказ, нет основания и все тут. И вот в последней инстанции принимает меня какой-то важный генерал и выносит свой вердикт: «Отказать!». Я в слезы, сам от себя не ожидал, говорю, дескать, художником хочу стать. Дайте мне один только год! И тот неожиданно смилостивился и написал на бумаге: «Прописать временно на год!» Выбора не было: либо пан либо пропал, и Чекмасов в первый же год поступил в институт.
На стенах мастерской вижу небольшую картину, от которой просто не могу оторвать глаз в течение всего разговора. Она чем-то напоминает иконопись. Оказывается, это эскиз к картине «Орленок», которая была написана по заказу фонда и потом уехала по назначению в какой-то совхоз.
Валентин Сергеевич считает, что художникам при советской власти жилось намного лучше, чем в нынешнее время. Как у Христа за пазухой! Один тюбик белил тогда стоил 10 копеек, теперь — более 100 рублей! Подорожали краски в 1000 раз. А между прочим, Третьяковка в советское время заплатила художнику за портрет 3000 рублей. Это было неплохо, если вспомнить, каков был, например оклад инженера – 120 рублей.
– Мне так жалко молодых! У нас хоть фонд был, в котором у нас лежали трудовые книжки, благодаря чему мы имеем теперь, хоть и небольшую, но пенсию, – продолжает Валентин Сергеевич. – Фонд давал нам коммерческие заказы на портрет или пейзаж, но кого или что писать фонд не диктовал. Делали заказную работу по вечерам, а днем занимались творчеством. Получали аванс и зарплату за работу. Однажды, помню, писал портрет семьи Ульяновых для кого-то колхоза.
– И вам это было интересно?
– Конечно! Мы писали искренне, поверьте! Идеи коммунизма мне и сейчас близки, они человеческие, что ли… Другое дело, как ее воплотить, эту идею. И потом… Я всегда писал свои работы для людей, для общества. Сейчас многие художники говорят: «Я работаю для себя». Я называю это онанизмом в искусстве. Как это работать для себя?
– Профессия художника некоторым кажется не работой, а развлечением. Попил чаю, полежал, поработал за мольбертом, снова чаю попил…
– Для меня это моя профессия, моя работа. Сейчас чувствуется упрощение во всем, снижение профессионализма. У меня работа должна год-два отлежаться, прежде чем я ее показываю на выставке. А иногда по двадцать лет переделываю что-то в уже созданной картине. Вот этот семейный портрет, многие его видели в музее, я впервые собираюсь показать на крупной региональной выставке.
– Вы прямо как бессмертный Леонардо, который возил свою Джоконду всегда с собой и всякий раз пытался ее изменить. А что для вас источник вдохновения?
– Любовь. Любовь к жизни! К людям! – восклицает Валентин Сергеевич. И ему веришь!
Валентин Сергеевич достает одну картину за другой. И неожиданно, сама того не замечая, я попадаю под их теплую и очень добрую энергетику. Вот дивная современная мадонна с младенцем. Все пространство картины, кажется, воздушно, даже чувствуешь свежесть, как будто за окном весна, май, цветет сирень. Или два серьезных портрета, выполненных когда-то с ангиной в одном из творческих домов отдыха. Тогда это тоже было возможно: жить месяц-два в каком-то красивом месте, общаться с творческой братией, работать в свое удовольствие, а тебя еще и кормили при этом. Вот семейный портрет, посвященный 25-летию совместной жизни. На одной из картин замечаю трогательную такую надпись «Жена моя – моя судьба». Одна из многих картин, посвященных музе художника – его супруге Светлане. Я и не знала, но, оказывается, у художника Чекмасова три взрослых сына – всеми можно гордиться.
Правда, признаюсь, портреты чиновников мне не очень-то понравились, какие-то они вроде как и неживые, засушенные. А может, художник сумел ухватить самую главную их черту, и в этом все дело?
Валентин Сергеевич, живой классик по определению одного искусствоведа, всегда держит руку на пульсе. Его можно увидеть на вернисажах новых выставок. Искушаю художника и спрашиваю его об актуальном искусстве:
– Некоторые специалисты считают, что в современном искусстве главное идея, а не умение, профессионализм. Есть такой знаменитый американский художник Роберт Райман, который первым показал публике совершенно белый и чистый холст…
– Это вообще не относится к искусству! В 90-е годы я как-то пришел в Третьяковку на Крымском валу и в постоянной экспозиции вдруг увидел холст, а на нем углем написано что-то вроде: «Я в творческом упадке» и роспись. Если бы это был гениальный Репин, скажем, я бы еще понял этот прикол. Искусство, по-моему, ценно тогда, когда оно отражает свое время. И для этого тоже нужно, чтобы прошло определенное время. Новому поколению будет интересно, чем и как жили поколения людей до них, инсталляции об этом не расскажут. Для меня цель искусства – воспитание лучших человеческих качеств, воспевание красоты, природы, предметного мира.
– А у вас бывают периоды, когда вам не хочется работать, апатия, скажем..
– Нет, такого у меня никогда не бывает. Другое дело, если работа не идет и что-то не получается. Оставишь ее на какое-то время и снова к ней возвращаешься. Но опускать руки нельзя. Художник не должен работать урывками. Это как в спорте, если руки опустишь и не будешь тренироваться, все пойдет прахом, ничего не добьешься. Я не жду вдохновения, я работаю. Но для меня важно придерживаться традиции. Меня греет мысль, что у нас много способных ребят в стране, это я вижу, когда посещаю выставки в Академии художеств в дни открытых дверей. Правда, куда они потом деваются, не пойму. Вот у нас замечательный талантливый художник Павел Поляков. Пришел после академии, ему бы мастерскую дать да договор на какую-нибудь важную работу. Художник бы рос в своем мастерстве и людям служил.
Вся мастерская Чекмасова заполнена полотнами. Здесь около 250 живописных картин и около 100 графических листов. Один финн предложил Чекмасову купить все работы разом и устроить у себя в городе его картинную галерею. Но Валентин Сергеевич, добрая душа, хочет подарить свои работы Петрозаводску:
– Я бы хотел, чтобы в городе, где я живу, была такая галерея или музей.
Фото Ирины Ларионовой
