Два рассказа из цикла #Бывальщина
Просто фамилия
Клава, Клавдия, Клавушка — так ласково называли ее шоферы автобазы, на которой она работала. Те, кто помоложе, величали ее Петровной. У Клавы, крупной молодой женщины, был громкий, зычный грудной голос, крепкие руки и большая грудь, круглое простое лицо, яркие зеленые глаза. Когда она смеялась заливисто и весело, на щеках появлялись ямочки. На нее заглядывались и молодые, и те, кто в отцы ей годился.
На автобазе в своей натопленной комнатке она чувствовала себя хозяйкой. Утро обычно начиналось с выдачи путевок. Ничего особенного. Она громко спрашивала фамилию шофера, записывала ее в путёвку, указывала номер рейса, ставила дату, время, и каждый отправлялся по своему маршруту.
— Иванов! — кричала она. Подходил Иванов.
— Следующий! — весело вещала Клавушка.
Подходил Петров. Расписывался и уезжал.
— Следующий! – прозвучало в комнатушке. И вот в окошечке нарисовался молодой паренек, совсем ей незнакомый. Лицо у него было в веснушках, губы тонкие и бледные, вихры в разные стороны, взгляд нерешительный. Он выглядел смущенным. «Мямля и всё тут», — — сразу определила Клава, едва взглянув ему в лицо.
Она громко и требовательно спросила: «Фамилия?»
В ответ парнишка что-то промямлил, едва различимое, но Клава ничего не услышала.
— Фамилия! — более нахраписто повторила Клавдия.
— Голопопа, — прошептал он бледными губами.
— Что? — Клавдия Петровна оторопела… — Что ты сказал? Повтори!
— Голопопа… — чуть громче пролепетал парнишка, и щёки его зарделись как помидоры. Все вокруг прыснули от смеха. Паренек еще больше смутился.
— Это просто фамилия, — еще более смутившись, защищаясь, ответил новенький шофер.
— Ты что, мужик, фамилию поменять не можешь? – пристала к нему шоферная братия.
— Взял бы фамилию матери, — вступила в обсуждение заботливая Клавушка, которой стало вдруг жаль молодого парня. — У нее-то какая фамилия?
Отступать было некуда, и смущенный парнишка прошептал:
— Поносик…
Криво дерево…
Супруги Пискуновы подъехали к просторной стоянке огромного универсама. Был конец рабочего дня, машин видимо-невидимо. Завтра какой-никакой праздник, и нужно было купить чего-нибудь съестного на выходные.
Муж втиснул машину рядом с навороченным лэнд-крузером, из которого выпрыгнул юркий, как мяч, мужчинка. Аврора открыла дверь и чуть не столкнулась с ним нос к носу. Она успела заметить, что он невысокий, плотного телосложения, в спортивных штанах и майке фирмы Nike. Таких еще качками называют. Абсолютно невыразительный, совсем не в ее вкусе. Нос приплюснутый, на голове три волосины, а гонору, гонору… Да еще от него так пахнуло одеколоном, ну ни в какие ворота! В общем, не понравился он ей с первого взгляда и всё тут. Тем более ей было с кем сравнивать этого крепыша. Ее супруг Григорий Петрович был под стать ей: и ладный, и видный мужчина, не чета таким вот. Ходят тут всякие…
Потом они с мужем долго ходили вдоль полок: то одно покупали, то другое. И вдруг Аврора вспомнила, что ей надо позвонить соседке. Та лежала дома с гриппом и просила прикупить кое-что и для нее. Аврора полезла в карман за телефоном, но его не обнаружила. Аврору пробил озноб: это был дорогущий айфон последнего поколения. Боже, куда она его положила? Судорожно стала рыться в сумочке, вывернула все карманы наизнанку. Телефона не было. Попросила мужа позвонить ей, но, увы, сигнала тоже не было. Аврора было подумала, что оставила айфон дома, но вспомнила, что, сидя в машине, набирала номер сына. Значит, телефон был при ней, и она его потеряла! Он стоил таких денег! Слезы чуть не брызнули из глаз Авроры Николаевны.
И тут вдруг она увидела в толпе того самого невыразительного крепыша из ленд-крузера. А он тоже увидел их, заулыбался и бросился к ним как к старым добрым знакомым.
— Ох, простите, — запыхаясь, выпалил он. — Я весь магазин обежал, пока вас нашел. Вы телефон обронили, когда из машины выходили. Вот он!
Отдав телефон, он повернулся и тут же исчез в толпе. Растерянная Аврора гладила свой телефон. Она даже спасибо не успела сказать и всю дорогу домой думала про себя: «А вот поди ж ты, как внешность обманчива! Век живи — век учись! Криво дерево, а яблоки сладки…»