Стихотворный цикл известного карельского поэта Дмитрия Свинцова.
Первый трамвай
Разнообразен путь трамвая,
хоть и не очень:
бежать, маршрут не выбирая,
и дни, и ночи,
звенеть на каждой остановке,
на стыке каждом,
бросаясь грубо и неловко
в объятья граждан,
к ботинкам туфли прижимая,
а к ним – кроссовки.
Бежит трамвай, напоминая
собой тусовку,
где мы толпою все по кругу
бесцельно бродим,
и — равнодушные друг к другу.
А жизнь проходит…
Проходит жизнь — не ложка соли,
но – бочка дегтя.
А хочется душевной боли
И чувства локтя.
А хочется, как птице, крошек
из рук соседних.
И хочется любви хорошей,
пусть и последней.
Чтоб светофор горел, как в сказке,
одним зеленым.
Березы желтым, ну а красным
горели б клены.
Чтоб утром, отправляясь в рейсы
до пассажиров,
бежать вперед по гулким рельсам
со звоном в жилах.
Когда ж маршрут пойдет на убыль,
пусть будет лето.
И солнцу подставляешь губы
хотя б за это.
Еще один день
Мы лежим в тени травы.
А над нами и травой
шмель гудит из синевы.
Лес качает головой.
Пахнет хвоей и смолой.
Будто кто заветный ларь
распахнул, и что ни слой,
что ни камешек – янтарь.
Между пальцами, как стон,
воздух солнечный течет.
И соскальзывает в сон
целовать твое плечо,
твои волосы и грудь…
От дремоты и жары
тянут воду из запруд
серебристые шары
одуванчиков…
Но зной
не желает отступать.
Распластавшись над сосной,
он приказывает спать
лесу, птицам и траве,
одуванчикам, шмелям.
И в протяжной синеве
сны летят на крыльях к нам.
Лето в Лиепая
Какие липы в Лиепая!
В прозрачном воздухе купая
листву веселую свою,
ни зла не ведая, ни горя,
они волнуются у моря,
сливаясь в дружную семью!
Какие кошки в Лиепая!
Рассыпана цветная стая
по улицам и во дворах:
тот рыж, а этот бел, а эта –
не кошка, а мечта поэта –
в обворожительных усах!
Какие музы в Лиепая!
Вы, Даце, Анита и Айя,
совсем меня лишили сна.
Меня вы любите отважно,
чтобы легли на лист бумажный
латышских женщин имена.
Какие храмы в Лиепая!
Встает история седая
под колокольный перезвон.
Встает солдатская Либава.
Но скучно жить все время, право,
без лип, без кошек, без имен.
…Кричат вороны над карнизом.
Ночной туман крадется низом,
с опаской огибая дом.
Собаки лают, завывая.
И это тоже Лиепая…
Но липы, липы за окном!
Когда бы я был…
При экскурсионном голоде,
при масштабе небольшом,
стану гидом в старом городе.
где я знаю каждый дом,
где со мной любая улица
в старом городе на ты:
та — смеется, эта – хмурится.
третья – продает зонты,
а о том, какие именно,
знает утренний туман.
Ну а с пятой, с женским именем,
третий год у нас роман.
Кем друг другу с ней приходимся,
я ответа не найду.
Мы с ней сходимся, расходимся.
Слава богу, раз в году.
(Слава богу, лишь полмесяца:
360 часов).
А шестая ночью лестницы
запирает на засов.
У четвертой много схожего
с жизнью улицы седьмой:
обе пляшут под прохожими
каменистой мостовой.
На восьмой дома со скрипами,
На девятой льют елей.
А десятая под липами
вся в жужжании шмелей.
Вот какие в этом городе
улицы,
но я бы врос
в землю, где в жару и в холоде
полыхает площадь роз.
Ты б на ней меня увидела.
Принесла к себе бы в дом.
Стал бы я известным, видимо,
в этом городе чужом.
Был любого факта б в курсе я,
и в любое время дня
приходили бы экскурсии,
чтобы глянуть на меня.
Взгляд из окна
Что мне судьбы большого мира?
Что мне вечное «быть — не быть»?
Сковородку скребя от жира,
я поэтизирую быт.
Получается, что без быта
не рождается бытие —
если птицей гнездо не свито,
обрывается песнь ее.
Пташки, ташки, оборки, кружки,
карты, с трюфелем пироги –
появился из быта Пушкин,
чтоб из горней испить строки
и в конце быть убитым бытом,
пистолетный взведя курок.
Должен гвоздь быть по шляпку вбитым
в шитый деревом потолок,
и должны так сиять кастрюли,
чтобы в них было видно дно,
как в колодце,
и, как в июле,
быть промыто дождем окно.
Вот тогда из своей квартиры,
может, сможешь увидеть сам,
как там дышится в этом мире
и как плачется горько там.
Вместе с Райнисом
Вей, ветерок,
обнимай облака.
Их покачай на дорогу слегка.
С берегом, как лебединая стая,
небо листая,
простится строка.
Вей, ветерок,
поднимай якоря.
Парусом гордым над морем паря,
снасть выбирая,
в волны ныряя,
с ними прощаясь до сентября.
Вей, ветерок,
не жалея себя.
В кронах столетних сосен трубя
то под сурдинку,
а то басовито.
Пой, ветерок,
свою песню,
любя
тех, кому, может, уже не дано
вместе с тобой пить за встречу вино.
Так наливай, ветерок, на прощанье
без обещанья
свидеться.
Но,
перебирая янтарный песок,
с западом соединяя восток,
вей над родною
своей стороною,
каждое утро,
вей, ветерок.
Вместо постскриптума
Люби меня.
Люби любого.
Непостоянного, хмельного,
Люби всем сплетням вопреки.
Не опускайся до упреков,
не назначай прощальных сроков
и хлеб в дорогу не пеки.
Люби меня.
Люби, как прежде,
смешного, глупого.
В надежде,
что у любви пороков нет.
Люби без страха, без оглядки.
Люби, разбросив в беспорядке
цветами в комнате рассвет.
Люби меня.
Пусть и не добыл
тебе я с неба звезд.
До гроба
люби, за слезы не виня.
Люби за то еще, быть может,
что этот день тобой не прожит
без непутевого меня.
