Одет был неизменно более чем скромно (он всегда нуждался в деньгах), лицо озабоченное, слегка помятое (иногда с похмелья), вроде бы не особо выразительное. Фирсов не привлекал к себе внимания. Но если человек хоть на чуточку останавливал свой взгляд на его лице, он ощущал в, казалось бы, безучастном взгляде тепло доброты к окружающему миру.
В России всегда были люди, наделенные вселенской добротой, причем мучительно стесняющиеся именно этой доброты. Застенчивость, незлобивость – главные черты характера подобных людей — очень часто мало помогали им в общении с жестким обществом. А если к тому же человек был талантлив! Я знал и любил нескольких человек такого типа, к которому принадлежал Василий Фирсов.
Мучительная стеснительность таланта подобных людей иногда толкают их к полному пренебрежению тем, что мы называем «обустроенный быт». Отсюда тяга к алкоголю, который якобы может облегчать безбытовую жизнь, делать их смелее, раскованнее. Может, это и получалось у Есенина с Рубцовым… Хотя вряд ли доставляло радость окружающим.
Фирсов всегда старался угостить друзей на последние копейки, да и друзья в отношении алкоголя не обижали Василия. К сожалению, выпив, он становился достаточно зануден. Не помню сейчас, когда познакомился с ним, но помню где. Это было за бутылкой водки в мастерской скульптора, писателя, искусствоведа Григория Салтупа. К счастью, мне сразу же попали несколько сказок нового знакомого.
Я был в восторге. Чудесные, литературные, придуманные сказки. Читая их, нельзя было не восхититься гармоничным соединением двух культур: русской высокой культуры и сказочной глубинной народности. Оказалось, у Фирсова есть уже и небольшой сборник прозы «Поздравленье» и повесть «Суточники» в коллективном сборнике. Повесть, разумеется, о тех, кто был посажен на 15 суток. Конечно, все эти сюжеты были из жизни автора. Рассказы и повести в сборнике все были на производственные темы. Этакая производственная «бытовуха» в стиле 1950-х годов до появления В. Белова, В. Шукшина, В. Распутина. Честно говоря, я не осилил ни одного из этих васиных опусов. Как мне сейчас хочется ошибиться и услышать в свой адрес плохие слова по этому поводу. Что я, мол, недооценил другую сторону творчества Василия Фирсова.
Но как мне кажется, автор больше никогда и не претендовал на соцреализм. За сказки Василия хвалили все. Моя жена, прочитав их, сказала: «Это гений». Сам же «гений» смущенно говорил про себя: «Да у меня ведь ничего нет в сказках. Только подлежащее и сказуемое». А вот поди ж ты! Ни у одного из писателей, кроме Василия Фирсова, сочетание подлежащего и сказуемого не вызывало, да и не вызовет такой восхищенной читательской реакции. Неслучайно В. Фирсова иногда ставят в один ряд с Б. Шергиным и С. Писаховым. Конечно же, они разные. Но ряд един.
Человеческие черты характера Василия Фирсова – доброта, мучительная стеснительность, бессребреничество. И чистая душевная наивность.
Как-то Вася поехал в Вытегру на научную конференцию, посвященную его любимому Николаю Клюеву и в пути впервые услышал от коллеги о некой нетрадиционности наследника древних традиций. Василий начал драку. На конференцию не поехал и вернулся в Петрозаводск с фингалом под глазом. Григорий Салтуп сказал по этому поводу: «Каков оппонент, таков и аргумент».
Скромность и стеснительность Василия не имела пределов. Как-то я пригласил его на свой день рождения в ресторане. Он почему-то не пришел, хотя все мы ждали его, собралась компания людей, любящих сказочника. Позже он преподнес мне подарок, извинился и сказал, что ему просто нечего было надеть.
А его почти бескорыстная помощь писателям и художникам какой-то своей физической работой… Всегда за очень небольшую плату.
Непарадный внешне, мучительно стеснительный, незаметный своей скромностью, часто под хмельком он и при жизни был уникальным писателем. После смерти творчество Василия Фирсова заняло свое достойное место в истории русской литературы.
