Новый рассказ Сергея Орлова, лауреата нашего конкурса короткого рассказа «Сестра таланта».
Диме Новикову
Было одно наблюдение насчет свечек на торте, но как объяснить, что не надо их тыкать туда. Однажды по малодушию забрел в церковь, купил свечу, спросил куда поставить. Молодой священник с редкой рыжеватого отблеска бородой отвел его к прямоугольному подсвечнику с распятием. Он сделал все как надо, но потом посмотрел вслед уходящей фигуре дьячка и увидел торчащие из-под рясы концы голубых джинсовых штанин и белые кроссовки. Перевернул свечку и вышел вон.
– А после этого, ребята, у меня рука стала сохнуть. Да и вообще, я еще в Новый год, когда куранты били, жене сказал, что этот год – год перевернутых трех шестерок.
Один из пришедших, с вьющимися волосами, назад зачесанными, и цвета охры усами, переходящими в бородку, на тонких ножках, почти что скрытых широкими длинными шортами, не раз принимавшимися любопытствующими за килт, животик спущенным мячиком, едва не сказал: «Но церковь – обитель Бога, а не человека, вы же ведь к Нему приходили».
Комары покусывали, листья березы трепали макушки тех, кто повыше.
– Кушайте тортик, – говорила Дуся, – вчера вечером испекла, Ванюшка его любил. Вот пиво, открывайте. Я «тройку» купила. Он, кажется, «тройку» больше всего любил.
Она прикурила сигарету и осторожно вкрутила ее до конца фильтра в землю.
***
На день рождения мужа Дуся испекла такой же торт и украсила свечками.
– Ты это того, свечки бы сняла, – и, увидев непонимающий взгляд, Алексан Др Сергеич сгреб своей искалеченной кистью свечи и швырнул их в жену.
– Где ты их взяла? Мне что, пять лет?
– В ящике шкафа лежали, наверно, еще от Ванюшки остались. Как раз подумала, одна свечка за десять лет.
Длинный нос крючком, голубые глаза тускнеют навыкате. Говорил он всегда тихо и медленно, с остановками. От этого мы все, дружище Петрище, Любочка выше колен юбочка и многие другие, чьих уже не вспомнить имен, видевшие его один или два раза в год, приумолкали, стоило ему только высвободить первое слово. То была сжатая тишина, сдавленное спокойствие. Обращались мы к нему по имени-отчеству с легкой звонкой дрожицей в горлышке, делая паузу после «н», чтобы заглотить воздух, как пловец перед тем как уйти с головой в воду, а затем, дырнув, на одном дыхании скатывались по усеченному отчеству. Так его имя лишалось последних двух звуков и они, осмелев от нежданно доставшейся свободы, поднимали бунт, – и выходил мятежник – отросток смысловой и безобразный.
В квартире мы рассаживались в те же самые кресла, пили из тех же больших граненых стопок и ставили их на тот же стол, что и с Ванюшей когда-то, когда Алексан Др Сергеич и Дуся уезжали на дачу. Долговязый Урусов не мог разобраться, что у Алексан Др Сергеича было с рукой: то ли одного пальца не хватало, то ли была половина его, или же один из пальцев не шевелился. При рукопожатии, всегда крепком и немного сковывавшим, Урусов чувствовал какую-то неловкость, будто держала его рука пришельца.
– Тут от Нюхи разные вещи остались. Думаю, их надо носить. А то что они так здесь лежать будут. Вот, я думаю, это тебе подойдет, – долговязый Урусов узнал футболку, которую он из Штатов привез Ване в подарок.
– Пойдем, пойдем, – зазывал Алексан Др Сергеич дружищу Петрищу. – Пойдем вот в ту комнатку, поговорим. – Дружище Петрише послушно шел, как шел на убой герой романа пражского еврея, но через какое-то время возвращался с красными от слез глазами.
– Теперь и ты, Любочка выше колен юбочка, твоя очередь, пойдем в комнатку, я тебе что-то скажу. – Любочка выше колен юбочка не теряла самообладание, царственно шла за ним. Тогда Урусов еще больше ею любовался. Потом она со слезами садилась рядом с ним.
Говорил Алексан Др Сергеич дружищу Петрищу и Любочке выше колен юбочке всякие гадости: это вы не доглядели, вы не уберегли, не любила по-настоящему ты его.
– Что? Что он вам говорил? – выспрашивал долговязый Урусов. Ему, может, тоже втайне хотелось, чтобы Алексан Др Сергеич отвел его в комнатку на разговор.
– Да ладно тебе, Урусов, – говорили ему дружище Петрище и Любочка выше колен юбочка, – щас зайдем в «Гнедую Кобылу», выпьем еще. Не парься, все хорошо.
– Нюха сначала в младших классах хилым был, а потом я ему вот эти гантели купил, и он каждый день минут по тридцать-сорок стал с ними заниматься. Быстро окреп. Через полгода на турнике уже такое выделывал.
– А здесь мои любимые писатели: Джек Лондон, Марк Твен, Пушкин, конечно. А Нюха все на английском книжки читал.
– А как там Мяточка? – спрашивала Дуся. – Что-нибудь слышно от нее? Что-то давно она нам не звонила.
– Ты – Урусов? – спросил Алексан Др Сергеич
– Да, Урусов.
– Я думал, ты – Урусов, а ты – фраер дешевый.
Он развернул туловище, занеся свою правую руку, чтобы ударить, но сделал это слишком резко, потерял равновесие, рухнул с табурета и замолк.
– С ним такое бывает, – сказала Дуся.
Алексан Др Сергеич спал тут же на полу, рядом со своим табуретом. Спустя полчаса последние гости расходились.
– Я просто хочу, чтоб вы меня полюбили, – на прощанье Алексан Др Сергеич сказал.
***
Нельзя сказать, что сын с отцом крепко мирно жили. Случались иногда разные казусы. Однажды на кухне за ножики схватились – вроде и не готовили ничего. Так, ничего серьезного, ерунда. Понимание тоже было. «Все, что я включал, отцу не нравилось: Depeche Mode, Nirvana, Suede. А тут я поставил Henry’s Dream. Целый альбом вместе прослушали. Врубился старый рокер». А про Дусю он говорил: «Я думаю, когда мы постарше станем, она с нами тоже будет тусить, за столом сидеть, выпивать. Насчет отца не знаю, не уверен, а она будет, ей с нами будет интересно».
Как-то зимой американка Мяточка через знакомых отправила родителям Ванюши подарки. Подарки оказались у дружищи Петрищи. Теперь надо было их доставить родителям. Дружище Петрище шел с долговязым Урусовым по обледеневшему насту мимо деревянной церкви, играла вьюга. Они не были пьяны, но их недавно купленные «Мартинсы», бордовые у дружищи Петрищи, зеленые у Урусова, жутко скользили, поэтому чтобы не упасть, они вращали руками и друг за друга цеплялись. У родителей пили чай в пакетиках с тортом. Когда чай в кружках закончился, Дуся предложила добавки. Они не стали отказываться. Сказали, что новые пакетики не нужны, и так сгодится. Дуся ответила, они тоже так с мужем поступают, одного пакетика хватает на две кружки.
***
Все радовались, когда приходил кумир Ванюши, пышущий здоровьем дядя Гриша, младший брат Алексан Др Сергеича. Дядя Гриша учил Ванюшу рукопашному бою и искусству соблазнения девушек. Алексан Др Сергеич называл брата «мент поганый», иногда в шутку, иногда всерьез.
– А мы все лето на даче. На рыбалку ездим, огородом занимаемся. Картошка, морковь. В этом году цветную капусту посадили, – рассказывала Дуся девушкам. – Попробуйте, – обратилась она к спутнице долговязого Урусова, протягивая огурец, – это с дачи. Вас как зовут?
Однажды долговязый Урусов после отпуска пришел не в срок, в другой день. Конечно, никого не было. Деревья стали выше и комары не кусали. Стало тесней – появилась плита с именем дяди Гриши.
***
– Ну что, – как-то сказал Алексан Др Сергеич. – Вы теперь ребята взрослые, наступило время отдать вам Нюхину библиотеку. Там много книг на английском, словари. Вам это нужнее.
Мы стали отказываться, нет-нет, пусть у вас останутся – память. Как объяснишь, что сейчас все в Интернете есть, а сами мы уже давно пользуемся электронными словарями.
– Раньше, когда молодыми были, мы с Катанандовым Сережкой часто друг к другу в гости ходили. Он раньше тоже меломаном был. Много у него хороших пластинок было. «Лэд Зеппелин», «Йюрай Хип». А сейчас вон, видите, решил я аппарат для компакт-дисков купить. Пришел в музыкальный магазин, спрашиваю у продавца, есть у вас Саймон и Гарфункель, а он даже не понял, о чем я спрашиваю. А вы, ребята, таких знаете?
Мы киваем: да, да, знаем, а долговязый Урусов еще и подлизывается: да, да, “Mrs. Robinson” – отличная песня, хоть сам и не играет ее никогда.
– Есть у меня одна идея, ребят. Давайте сделаем фонтан. Наш фонтан, понимаете? Будем там собираться. Чтобы зелени было много вокруг и птицы пели. И чтобы сильная струя била высоко вверх, а не как сейчас делают. Я уже чертежи кое-какие набросал. Надо Катанандову отнести показать. Ему должно понравиться.
***
– Ой, Урусов, здравствуй, – говорит Дуся. – А я все думаю, придет сегодня кто-нибудь еще? Меня Аллочка на машине привезла. Видишь, какой у нее уже большой. А у тебя еще нет? Это кто с тобой? Муж себя сегодня плохо чувствует, поэтому не приехал. Да, видите, какое лето в этом году дождливое.
– На дачу ездите? – спрашивает Аллочка.
– Ездим иногда, отдыхать в основном. На лодке катаемся. Посадила в этом году только цветы. У нас же ведь дача рядом с гарнизоном, у них там аэродром. Теперь опять стали летать. Раньше-то, лет как десять, совсем не летали. А теперь так низко над крышей летают, что аж страшно становится, ну и шум, конечно. А как там все?
***
Дружище Петрище живет в Ливерпуле. У него русская жена и двое сыновей. Одного почему-то зовут Стиви, а другого – Кенни. У американки Мяточки своих детей нет. Она с мужем усыновила двух русских. Прошлым летом они всей семьей приезжали. У ее подруги Танечки была большая вечеринка с целым народным ансамблем. Напитков и народу было так много, что в туалете перегорел свет. Долговязый Урусов встал на табурет и ввинчивал лампочку. Роста немного не хватало. Муж Мяточки, Дейв, обхватил Урусова за талию, чтобы тот не упал. Музыканты играли, Мяточка пела «Как хотела меня мать». На ее глазах проступали слезы. Она села на диван, обняв Урусова.
– У твоей жены очень красивые глаза, – говорила она. – Приходи завтра сюда after two. Дэйва не будет.
Вчера, за день до встречи, звонил из Веллингтона адвокат Любочка, юбочка ниже колен. С легким акцентом сказала:
– Передавай родителям привет. Пусть они простят меня.
– За что? – чуть не кричал Урусов.
– За то, что не было меня в тот день с ним меня.
На следующий день Урусов был в черной майке, подставляя комарам мускулы. Странные рисунки и непонятные надписи сползали с левого плеча все ниже и этим летом достигли запястья. Жена была беременна. Вокруг вьющихся волос, когда-то густых, но все так же рыжих, блестела лысина, такая, что можно было ее принять за тонзуру.
– Урусов, давай, угощайся, вот пиво, торт. Я сама не могу, руки дрожат, Паркинсон. Вам пиво, наверно, нельзя? Вас ведь Леночка зовут, – обращалась Дуся к жене Урусова.
– Вот видите, теперь и Александр Сергеич здесь.
Над дачей родителей низко летали.
