Мариуш Вильк говорит, что здесь, на берегу Онего, он наконец заново обрел дом своего детства.
Дорога к дому нашего польского писателя Мариуша Вилька долгая: сперва автобусом до Медгоры, потом другим автобусом до Великой Губы, а дальше пешком километра четыре проселочной дорогой через лес до деревни Кондобережская. Если повезет — подберет попутка, причем добровольно, даже голосовать не надо. Меня подобрал местный бандит: «До Конды? Давай довезу до Конды!» — в промысле своем он признался уже по дороге, перекрикивая долбежную музыку: «Меня тут все боятся!», однако к дому доставил без приключений.
Там, в доме Мариуша Вилька можно очень хорошо укрыться от жизни. Если отключить мобильник, тебя никто уже никогда не найдет, такая там нынче глухомань. Летом пять-шесть человек соседей, промышляющих рыболовством, зимой и того меньше. Основное занятие выживание, а в свободную минуту чистое созерцание, последнее весьма полезно для писательского труда, поскольку, освободившись от суеты, внутренний мир начинает вещать на полную мощность.
Мариуш говорит, что здесь, на берегу Онего, он наконец заново обрел дом своего детства. Ведь он вырос в Польше в таком же большом доме, густо населенном родственниками, а потом семья распалась, кто-то умер, кто-то уехал… И вот теперь, когда у него подрастает дочь Марта, вместе с ней переживается будто второе детство в этом большом доме, возрожденном почти из руин, которых в округе немало.
Для Марты Заонежье родной край, а по соседству в семье ожидают четвертого ребенка, так что еще остается надежда… Впрочем, ой ли. Соседская семья — адвентисты, муж там по городской профессии физик, а в деревне печник, человек просвещенный, но, очевидно, так же сбежавший от цивилизации. В том-то и дело, что Заонежье — уже не крестьянский мир, а скорее оседлое место беглой интеллигенции. Случается так, что в один момент открывается абсурд нашего интеллигентного бытия, просиживания штанов и юбок в государственных учреждениях, службы, которая не дает никакого ощутимого результата, кроме зарплаты. Да и та ощутима весьма недолгое время.
Жизнь в Конде напоминает вечность, опять-таки по определению Мариуша. Там уже давно ничего не меняется, все как бы застыло, и новый день равен предыдущему. Вряд ли в Европе найдутся сейчас такие заброшенные уголки. Однако вместе с тем в доме Мариуша случается очень многое. Французский славист Жорж Нива, гостивший в Конде прежде меня, оставил в гостевой книге следующую запись: «Этот дом — перекрестье России, Польши и вообще Европы». Вероятно, действительно так, потому что только там происходят встречи, невозможные на «большой земле». Так, однажды Конду пожелал посетить польский консул. Местная администрация, естественно, перепугалась: как такую разруху консулу показать (на Смутное время кивать несерьезно, слишком уж давно это было, хотя поляки и в Заонежье разбойничали)? Но, в общем, приехал консул к Мариушу. Прием готовил один местный бич, помогавший раскочегарить самовар и баню. А потом этот бич с консулом вроде еще и подружился, и консул остался весьма доволен. Потому что в нормальной жизни он просто не может пообщаться с русским бичом…
А вместе с тем на небольшом огородике возле дома стараниями Наташи Вильк растет картошка, в теплице зреют огурцы… О трудностях ведения сельского хозяйства в Заонежье много распространяться не буду. Они обусловлены не природными условиями, а переменами в большом мире. Молочных коров уже никто не держит — нерентабельно, молоко у частников государство теперь не покупает, ну и куда его девать?.. Пейзаны теперь покупают в магазине пакетированное молоко Медвежьегорского молокозавода (не об этом ли мечтал Хрущев, воюя с подсобными хозяйствами?). Однако не будем больше об этом. Жизнь все равно продолжается, и каждый день Заонежья равен и не равен предыдущему, то есть перемены случаются более на внутреннем плане бытия. Там именно понимаешь, что невзгоды рано или поздно оседают песком на дно реки нашей жизни…
Из окна дома Мариуша виден пейзаж со старинной часовенкой. Неподалеку пугало с чайником вместо головы охраняет частные огороды. Светлым вечером издалека это пугало выглядит настоящим человеком. Беглым интеллигентом, предавшимся созерцанию, как и я, собственно. С чайником вместо головы. (В черновом варианте статьи было написано: «с головой вместо чайника». И в этом тоже есть смысл: в Конде голова возвращается на положенное место). «Не бери до сердца!» — любит повторять Мариуш. И действительно: все проходит…
* * *
Все перемелется, заснежит
Мукой порожних обещаний.
Возьму уеду в Заонежье
Без церемоний и прощаний.
Луна зависнет тусклым блюдцем,
В углу почтовый штампель тиснет,
И бабочки в окно забьются,
Как неотправленные письма
Оборванной на полуфразе
Любви восторженной и нежной…
Но я прерву все это разом.
Возьму уеду в Заонежье.
(Это написано в Заонежье, в гостевой комнате, отведенной для беглых интеллигентов).
Фото Яны Жемойтелите
