В Коктебеле прошел Международный Волошинский фестиваль
Страна Синих Гор
Коктебель – небольшой крымский городок на берегу Черного моря. В переводе название это означает «Страна Синих Гор». Гор там действительно хватает. Справа морскую бухту замыкает акулья зубастая челюсть потухшего вулкана – Кара-Дага (Черной Дыры). Слева – выгоревшие киммерийские холмы и мыс Хамелеон, по которому бродят прозрачные тени облаков. Древняя земля, в которой попадаются и наконечники скифских стрел, и осколки греческих амфор.
Но Коктебель не просто лежбище отдыхающих, и не только «Страна Коньяков» (как многообещающе подмигивает арка на въезде).
Коктебель – это легендарное место Серебряного века русской поэзии, место, где был построен и доныне стоит Дом Поэта (именно так, с большой буквы) Максимилиана Волошина.
«Я принял жизнь и этот дом, как дар
Нечаянный – мне вверенный судьбою,
Как знак, что я усыновлен землею.
Всей грудью к морю, прямо на восток,
Обращена, как церковь, мастерская,
И снова человеческий поток
Сквозь дверь её течет не иссякая».
Нечаянный – мне вверенный судьбою,
Как знак, что я усыновлен землею.
Всей грудью к морю, прямо на восток,
Обращена, как церковь, мастерская,
И снова человеческий поток
Сквозь дверь её течет не иссякая».
Максимилиан Волошин, знаменитый Макс – поэт, художник и философ – закрутил в начале XX века в безвестном татарском поселке такой творческий водоворот, что нас и через сотню лет втягивает в его круги. Неудивительно, что именно в Коктебеле проводится ныне творческий симпозиум «Волошинский сентябрь», в рамках которого проходит Международный Волошинский литературный фестиваль.
Дом Макса
— А где тут у вас дом Волошина?
— Какого такого Волошина?
— Ну, дом Макса!
— Да разве ж тут всех упомнишь! Не знаю вашего Макса, спросите дальше.
— Какого такого Волошина?
— Ну, дом Макса!
— Да разве ж тут всех упомнишь! Не знаю вашего Макса, спросите дальше.
Мне казалось, что в Коктебеле Дом Волошина каждая собака знает. И даже каждая блоха на этой собаке. Но, увы. Современный Коктебель – это приморский курорт, со всеми вытекающими отсюда прелестями. Жующая и танцующая набережная, заставленная сувенирными палатками. Прожаренные солнцем аборигены, лениво горланящие вслед: «Эй, белоснежки!», менялы, интимно шепчущие: «Рубчик, доллар», неистребимое хохляцкое: «Шо-о?!», стая таксистов, хватающих за руки: «Умчимся в Феодосию!»А еще – татарские чайханы с пыльными коврами, где можно по-восточному развалиться на подушках, неистребимый шашлычный дух, вялый ручеек из которого несет отборными «какунами» и который вползает в море прямо в середине пляжа. И Планерная гора, где стайкой кружат дельтапланеристы, и новые отели с хлорными бассейнами, и доисторические пыльные дороги, и знаменитый нудистский пляж.
«Когда-то здесь ушли в песок монголы,
теперь – мангалы, кладбище столов…
Похолодало. Пляж нудистский — голый.
Над пляжем реет музыка — без слов»
Александр Кабанов, Киев
теперь – мангалы, кладбище столов…
Похолодало. Пляж нудистский — голый.
Над пляжем реет музыка — без слов»
Александр Кабанов, Киев
Нудистский пляж, кстати, просматривается с верхней площадки Дома Волошина. Он, собственно, и зародился в те серебряные времена. Гости к Волошину съезжались все больше творческие, озорные, да и сам Макс любил розыгрыши и всякие невинные (ну и винные, конечно) безобразия.
Из воспоминаний Лидии Аренс:
«Когда приезжие рассказывали ему о том, что они слышали… о том, что он ходит голый в венке из роз, что все живущие в доме одеваются в «полпижамы», кто в нижнюю часть, а кто в верхнюю… Максимилиан Александрович все это слушал с явным удовольствием и никогда ни слова не возражал, как будто все так и было».
Жаль, современные поэты голыми в розовых венках не ходят. При мне во всяком случае не ходили. А вот стихи, как водится, читали в больших количествах, благосклонно смешивая их с продукцией местных винных заводов. На нынешнем, шестом по счету, фестивале выступили Алексей Цветков, Михаил Айзенберг, Евгений Рейн, Константин Кедров, Борис Херсонский, Кирилл Ковальджи, Юрий Кублановский – можно еще полчаса загибать пальцы, все равно всех не перечислишь. Главное, что стихи крымского разлива не кончаются никогда.
«Горевать в безделии не велено,
лучше, распахнув окошком сад,
спой мне, можжевельник, коктебельную
под высоковольтный гул цикад.
Выбив барабанку перепонную,
Пусть прибой, шурша сухим вином,
Пленку номер шесть магнитофонную
Зажует у мыса Меганом».
Алексей Остудин, Казань
Хочу воссоединиться с Бирюковым!
На второй день фестиваля мы полезли на могилу Волошина, на вершину горы Енишар. Там, наверху, всегда дует ветер, и открываются бесконечные горбы киммерийских холмов, которые Макс всю жизнь рисовал на своих прозрачных акварельках.Земля в киммерийских холмах воистину безвидна и пуста. Сплошные сухие жесткие колючки, среди которых перепархивают гигантские кузнечики (саранча? акриды?), величиной с мою ладонь. Говорят, именно акридами питались в пустыне святые старцы. Скажу честно – эдакая тварь вполне способна унести в шипастых лапах какого-нибудь высохшего пустынника прямо на небо.
До могилы идти далеко. И высоко. Однако навстречу попадаются такие измученные похмельем люди, что поневоле спрашиваешь себя – как их сюда занесло? На крыльях любви, что ли? И зачем? Неужели, гм, во имя великой и могучей русской литературы?
Разгадка ждала нас наверху. Оказалось, что в нынешнем Коктебеле Макс – это бог. Не самый верховный, конечно, не главный. Небольшой такой божок. Местного значения.
Зато добрый. Хотите, чтобы ваше желание исполнилось? Ступайте к Максу! Макс все сделает! Только подберите на берегу гальку побольше, и напишите на ней маркером, кристально честно: «Хочу…», а дальше – чего душа требует.
Гальки с пожеланиями валяются везде – и вокруг могилы, и на самой могильной плите. «Хочу успешный бизнес», «Хочу удачно выйти замуж», «Всем народам желаем мира», «Волошин ты не брошен, мы тебя помним» и даже: «Хочу воссоединиться с Бирюковым!»
О, неведомый Бирюков, прогрызший железными челюстями чье-то яблочное сердце! Явился ли тебе Макс безлунной мускатной ночью, отволок ли тебя за шиворот к той, которая любит и желает воссоединиться? Неведомо. Киммерийская тьма накрывает твою судьбу.
Мы еще постояли, глядя, как плавится в цикадных сумерках закатное солнце. Сверху видна была вся коктебельская бухта и зубцы Кара-Дага. Снизу ползли люди – народная тропа к Максу не зарастала даже в ночи.
«Бень-трава» и зирочки коньячные в глазах
Раньше символом Коктебеля был каменный профиль Волошина, образованный кара-дагской осыпью. О чем сам поэт, с присущей поэтам скромностью, писал:
«…И Коктебеля каменная грива:
Его полынь хмельна моей тоской,
Мой стих поет в волнах его прилива,
И на скале, замкнувшей зыбь залива,
Судьбой и ветрами изваян профиль мой».
Его полынь хмельна моей тоской,
Мой стих поет в волнах его прилива,
И на скале, замкнувшей зыбь залива,
Судьбой и ветрами изваян профиль мой».
Профиль и сейчас на месте. Может, пока он не рассыпался в прах, Максу и суждено служить местным божеством, обеспечивающим народу личное счастье и успешный бизнес.
Но встретился нам в Коктебеле и другой символ, менее вечный. На набережной тут и там мелькали люди с пучками сухой травы в руках, и раздавался волнующий клич — «бень-трава!» (это коротко, а длинное название гораздо неприличней). Траву раздает могучая бабушка в лохматом венке из этой самой «бени». Аццкая бабка, похоже, не пропускает ни одного приезжего. Сначала она машет «бенью» над всякими мужскими достоинствами (типа головы и прочего), а потом машет руками и читает рифмованные «беньские» заклинания. После чего клиент нервно курит, платит 10 гривен и уходит, осененный «беньской» благодатью пить местный коньяк для поддержания расшатанных нервов.
Местный коньяк украшен не звездочками, а «зирочками». Соответственно, самый продвинутый коньяк гордо несет на себе «пять зирочек». И народ потребляет его с невиданным энтузиазмом, пока эти самые «зирочки» не начинают кружиться в глазах. Недаром все-таки Коктебель именуется «Страной Коньяка».
Как мы фестивалили
Но не только подсчетом «зирочек» занимались съехавшиеся из разных стран литераторы. Шесть дней проходили творческие вечера во дворе Дома Волошина и в кафе «Богема», мастер-классы и презентации поэтических журналов. Впервые была вручена Международная литературная Волошинская премия, лауреатом которой стали поэты Андрей Поляков (Симферополь) и Ирина Евса (Харьков).
Наша Ирина Мамаева умчалась-таки в соседнюю Феодосию читать стихи в гостях у фестиваля «Встречи в Зурбагане», посвященного творчеству А. Грина. Помимо этого мы с ней вышли в финал поэтического турнира, и организатор фестиваля – замечательный Андрей Коровин – поведал мне лично, что никогда отныне не забудет это чудесное, а главное, такое легко произносимое название: «поэтическая Пят (Пет? Пит?!) кя-ранта!»
Довелось мне принять участие и в заплыве поэтов на приз журнала «Октябрь». К тому времени в Коктебеле здорово похолодало. Поэты пришли к пирсу, закутанные в свитера и куртки, пугливо косясь в бодрящую морскую пучину. Героев, согласных в нее кануть, набралось только пятеро – все мужского пола. Ну и я (скромно).
Вот если бы устроить заплыв на приз журнала «Север» — в январе, к примеру, в Онежском озере, в проруби, темной безлунной ночью – тогда я бы еще подумала. А так, плавать в Черном море в середине сентября, гораздо теплее, чем в Ладоге в разгар июля.
Печально, конечно, что, несмотря на ежегодный приток литературных сил, Коктебель теряет свою магию, превращается в обыкновенный курорт. Закрыли для посещения бухты Кара-Дага, чуть не срыли огромный камень, известный как «могила Юнга», на пляж насыпали привозную скучную гальку, вместо прежней, в которой попадались окатанные морем волшебные самоцветы. А уедут поэты – и вовсе не увидишь на набережной человека в венке из роз, останется только сплошная «бень-трава». Но все-таки всё тут прошито рифмами, и куда ни ткни пальцем – попадешь в поэтическую цитату.
— Не могу теперь есть персики, — жаловалась Ира Мамаева, — Откусишь персик – а там Ромео!
Это из стихотворения «Небесные персики» Андрея Коровина.— Ты, главное, голову ему не откуси.
Хочется, чтобы серебряный, магический Коктебель жил. Пока стоит на набережной Дом Макса. Пока дуют ветра на горе Енишар. Пока поэты сидят на берегу в обнимку с бутылкой портвейна, и швыряют камушки в проплывающих мимо русалок. Пока хозяйка виллы «BASSO» элегантная Алла Басаргина разрешает поэтам обрывать спелые гроздья прямо с лозы. Пока луна висит над каменным профилем Волошина. «Пока растет виноград, пока нудист обнажает свой белый зад», «и Кара-Даг – бульдог, неандерталец, показывает морю Чертов Палец».
Коктебель, 9-14 сентября
