Петрозаводским любителям поэзии повезло. В читальном зале Научной библиотеки ПетрГУ состоялся вечер Александра Кушнера. Автор более 20 стихотворных сборников, лауреат множества престижных литературных премий, настоящий классик встретился со своими читателями и почитателями. И пообщался – спокойно и просто, без пафоса и суеты.
Взявший на себя обязанности ведущего, председатель карельского Союза писателей Марат Тарасов в кратком вступительном слове рассказал о своей первой встрече с представителями большой литературы. В 1950 году, когда он был студентом университетского историко-филологического факультета, в Карелию на празднование 30-летия республики приезжала целая делегация столичных знаменитостей. В том числе прозаик Леонид Леонов и комсомольский лирик Степан Щипачёв, которых сейчас уже даже филологи вспоминают без особого удовольствия, а тогда знали все. Воспоминание об их выступлении Марат Васильевич пронес через всю жизнь как одно из самых дорогих:
— Это было ничем не передаваемое чувство! Я хотел бы, чтобы это чувство сохранилось и у вас!
Александр Кушнер прочитал свои стихи разных лет. Негромкий, чуть сипловатый, печальный голос плохо передавал все многообразие заложенных в тексте чувств. Но живое слово делало свое дело — зал радостно откликался аплодисментами на каждое стихотворение. Потом Александр Семенович отвечал на читательские вопросы, которые заранее попросил задавать письменно, посетовав на проблемы со слухом. Отвечал прямо, не задумываясь, не пытаясь выглядеть лучше, чем есть.
— Расскажите о своих родителях…
— Мне повезло в том смысле, что отец вернулся живым и невредимым с фронта. Он был морским офицером, строителем-инженером и в Таллинне потом служил, а мать была секретарем-машинисткой. Семья была интеллигентная. Во всяком случае, когда отец увидел, что мне нравятся стихи, стал мне читать Пушкина, Лермонтова и Гомера — «Илиаду» в переводе Гнедича и «Одиссею» в переводе Жуковского, хотя к литературе не имел никакого отношения. И я ему на всю жизнь за это благодарен.
— Как вы считаете – можно ли научить любить и понимать поэзию? И как это сделать?
— Вообще говоря, читательский дар, дар понимания стихов — это врожденный дар, так же, как и дар авторский, дар музыкальный. Это – талант особый, который не зависит ни от среды, ни от семьи, ни от чего. Но все равно детей, я считаю, надо приучать к стихам. Они будут счастливы от того, что у них все это есть, и в тяжелую минуту они могут Тютчева почитать. Абсолютно тупых, ничего не понимающих я не знаю. Человек может не отличать ямба от хорея – ну и не надо! Но он может восхититься Баратынским, ему может быть близок Пастернак. И здесь все прежде всего зависит от папы и мамы, бабушки, дедушки, тети. У нас прелестная поэзия для детей – один Чуковский чего стоит! Как можно детям в 3-4 года не прочесть его?! Прочтешь – и он услышит на всю жизнь и полюбит стихи так, что в 5– 6 лет ему уже можно Пушкина читать…
— Как вы относитесь к социально-политической актуальной поэзии?
— Я не против публицистики в поэзии, особенно в определенные времена. Я понимаю, зачем Пушкин писал оду “Вольность”, я понимаю, что Некрасов правильно делал, когда писал гражданские стихи. Это необходимо в ту эпоху, когда отсутствует свободное публицистическое газетное и журнальное слово. Я застал это время в конце 50-х годов, когда казалось, что прочтет сегодня Евтушенко новое стихотворение, а завтра будет заседание Политбюро, кого-то снимут, а кого-то назначат. Но сегодня совсем другое дело. Сегодня с большим интересом я прочту в “Новой газете” какую-нибудь статью или радио послушаю, и мне совсем не нужно, чтобы поэты об этом писали. Мне кажется, у поэта появилась возможность вернуться к специфике стихового слова. Что это такое? Это интимный разговор с читателем о жизни, о смерти, о Боге, о смысле жизни о природе, о любви и так далее. А рассказывать в стихах про наших олигархов, про парламент или про властную вертикаль мне совершенно неинтересно. Тем более, что я об этом знаю еще меньше, чем читатель.
— На многих стихах, в особенности у молодых поэтов, заметен религиозный налет. Такое ощущение, что из нации безбожников мы превращаемся в нацию поголовно верующих. Не видите ли вы здесь метание из одной крайности в другую?
— Вижу! Меня что в этом особенно печалит – люди самостоятельно мыслить перестали. Подумай что-нибудь, найди оправдание кошмарам двадцатого века, Освенцим вспомни или Колыму – и потом говори! При этом я считаю, что вера – это интимное дело. Священное, интимное дело каждого, и никто не вправе в него вмешиваться. Нельзя подключаться к большинству, нужно сохранить свои мысли, свои чувства. И, конечно, обрядовая сторона религии меня отталкивает. Я хочу сам с Ним говорить, без посредников. Может быть, я не прав, но это мое личное дело. А людей неверующих я уважаю так же, как и верующих. Надо иметь большое мужество, чтобы сказать: “Нет!”
Тем не менее, формулируя свое творческое кредо, Александр Семенович не удержался от религиозных мотивов и сам:
— Я считаю, что искусство – это утешение, что поэт, художник, композитор, музыкант – это те же священники, только светские. Они говорят с человекои наедине. Ведь что такое лирика? Это – интимный разговор с глазу на глаз. Стихи, даже самые мрачные – это подзарядка счастьем потому, что в них заложена энергия.
Желающих подзарядиться от кушнеровской поэзии оказалось очень много. Организаторы вечера планировали совместить выступление Александра Семёновича с продажей его последнего сборника, но большая часть книг была расхватана еще на пути в библиотеку. На следующий день поэт встречался с кондопожанами, а 1 апреля, вернувшись в Петрозаводск, пообщался с членами Союза писателей, возглавляемого М.В. Тарасовым. И снова было чтение новых стихов и ответы на записки.
А он продолжал делиться своими мыслями о жизни и искусстве. Судя по всему, своим визитом в Карелию классик остался доволен.
— В последние годы редко приходится выезжать в провинцию, — признался поэт. — И, вспоминая советские годы, видишь, что и в нем были какие-то преимущества. Личное общение налаживалось в любом месте, в любом месте России можно было встретить одного или нескольких людей, которые как-то тебе нужны и родственны по духу. Здесь я второй раз, благодаря стараниям Марата Васильевича. И города мне нравятся – и Кондопога, и Петрозаводск, и встречи с читателями. К провинции вообще нет никакого пренебрежения к моей стороны, а есть только высокое уважение. Я вообще считаю, что российская литература в значительной степени провинциальна. Где жил Фет? А где Толстой? Лермонтов на Кавказе лучшие свои стихи написал. Вовсе не обязательно жить в Москве или Петербурге. В провинции у человека еще есть возможность думать самостоятельно.
По-моему, нет ничего хуже этих тусовок, где вырабатывается какое-то общее дурное мнение. Я знаю, что делается в Москве. Человек очень часто, приезжая туда из провинции, погибает, начинает писать плохо, разучивается думать, подключается к общему среднему мнению. Как сказано у Баратынского, «вещатель пошлых дум»!.. И дело не только в думах, а и в устройстве стиха. Он попадает под влияние моды, и это очень скучно. Кроме того, Москва это тоже провинция, но только в худшем смысле, поскольку Москву не интересует, что делается в других городах. И книготорговля ужасно себя ведет потому, что она издает книги, которые оседают в Москве и Питере, в провинцию не поступают, а провинциальные книги не проступают к нам. Мы разъединены…
Карельские провинциалы тоже прекрасно понимали значимость происходящего и, как могли, поддерживали мысль о необходимости укрепления более тесных связей с деятелями столичной культуры. Поэт Николай Абрамов даже выразил желание перевести кушнеровские произведения на вепсский язык. Александр Семенович сказал, что не против подобных переводов, и хотя с национальной поэзией не знаком, но уверен, что именно благодаря поэтам языки малых народов продолжают жить.
А благодаря таким людям, как Кушнер, продолжает жить даже в наше время правильный русский язык и качественная поэзия, уходящая корнями в позапрошлый век. Было интересно увидеть живьем частицу этой большой литературы, услышать из первых уст строки, на которых вырос, и ощутить себя в чем-то причастным ко всему этому. Ну, хотя бы в качестве читателя, учившегося когда-то на книгах Кушнера понимать и писать стихи.
«Лицей» № 5 2009
