Что происходит с МХАТом имени Горького? Каким руководителем была прославленная Татьяна Доронина и чем силен был ее театр? Об этом Галина Акбулатова беседует с ведущей актрисой театра Лидией Матасовой, хорошо известной и петрозаводским зрителям, — в в Русском театре драмы она играла семь лет.
В последнее время МХАТ имени Горького, художественным руководителем которого в течение тридцати лет была народная артистка СССР Татьяна Доронина, оказался в эпицентре скандала. Татьяна Доронина уволена, она считает, что ее предали. Скандал связан они во многом с назначением на пост худрука МХАТа известного продюсера Эдуарда Боякова, который, по мнению ряда ведущих актеров театра, том числе и заслуженной артистки России и Карелии Лидии Матасовой, непорядочно поступил по отношению к Татьяне Васильевне Дорониной. Об этом 28 ноября шла речь в телепередаче Андрея Малахова «Куда пропала народная артистка СССР Татьяна Доронина?»
Разговор вышел за рамки обсуждения сегодняшнего положения во МХАТе и продолжится 3 декабря в актовом зале Российской академии живописи, ваяния и зодчества (Москва) на тему «Судьба русского реалистического театра».
Беседа Галины Акбулатовой с Лидией Матасово состоялась не сейчас, но несмотря на то что с тех пор прошло время, нынешняя ситуация во МХАТе зеркально повторяет ситуации с тем же театром в 20-е и 80-е годы прошлого века.
В новом здании МХАТ, на Тверской, я была впервые. Здесь всё поражает, и прежде всего само здание – своими размерами, авангардистским решением внешнего образа – театра-глыбы, театра-ледокола – и дизайна. По лестнице, устланной мягким покрытием, поднимаешься с этажа на этаж и будто попадаешь из одного века в другой – с суперсовременной капиталистической Тверской с ее потоками роскошных машин, агрессивной рекламой, элитными магазинами и ресторанами для богатых в демократический театр Станиславского и Немировича-Данченко, где вот-вот, кажется, оживут манекены в старинных костюмах и пройдут в зал героини пьес Островского, Гончарова, Горького, Чехова…
На стенах фотографии сцен из спектаклей, принесших славу МХАТу, и того, самого первого, – «Чайки», положившей начало знаменитому театру… Чайка с распростертыми крыльями является эмблемой МХАТа. Портреты актеров-легенд – Качалова, Книппер-Чеховой, Пашенной, Грибова, Степановой, Тарасовой, Яншина, Прудкина… – заставляют вспоминать об эпохе истинно русского психологического театра – театра со-переживания и со-страдания.
Но вот мелодичный звон колокольчиков возвестил о скором начале спектакля. В огромном зале более 1300 зрительских кресел, оснащенная по последнему слову техники сцена (высота 31 метр, диаметр сценического круга 17 метров, 68 подъемников и мощных лифтов…), благодаря которой за считанные минуты происходит смена декораций. Между тем публика – в основном это студенты и школьники – шумно, весело переговариваясь, рассаживается. Свободных мест нет. Занавес поднимается, и начинается чудо по имени театр…
Наш разговор с Лидией Матасовой, работавшей в Петрозаводском театре Русской драмы в конце 70-х – начале 80-х, проходил в скромной гримуборной МХАТа (зеркало, тахта, тумбочка, свежая роза в вазочке) и начался с только что закончившегося спектакля «Дверь в смежную комнату» по пьесе современного английского драматурга Алана Эйкбурна, в котором Лидия сыграла главную роль.
– Герои спектакля попеременно оказываются то в мае 1974-го, то в октябре 1994-го, то в июле 2014-го – стоит им только открыть дверь в смежную комнату. Судя по тому, что и как происходило на сцене, вам было легко представить себя в этой фантастической ситуации…
– Для меня это не столько фантастическая, сколько психологическая ситуация, в которой главное – как человек может повлиять на свою судьбу. Решение спектакля однозначно: да, может, если будет следовать тому хорошему, что в нем заложено. Если будет чувствовать ответственность за других и за всякий свой поступок.
– И это, судя по преимущественно классическому репертуару, соответствует этике того театра, который мы с невольным придыханием называем – МХАТ. По МХАТу можно изучать историю России, ведь театр, как и все наше общество, время от времени сотрясали муждоусобицы, революции, расколы. В середине 20-х от Художественного отпочковалась группа актеров, назвавшая себя МХАТ-Второй. В свою очередь, в нем тоже начались процессы брожения, закончившиеся крахом МХАТа-Второго. В 1934 году МХАТ снова стал единым, точнее, единственным. И вот новый раскол – конца 80-х. И новое разделение – на МХАТ имени Горького и МХАТ имени Чехова…
– Ситуация была сложная. Тогдашний художественный руководитель МХАТа Олег Ефремов решил произвести своеобразную чистку и избавиться от тех, кого он считал «балластом» для театра. Но это живые люди, конкретные судьбы и решать, кто талант, а кто нет… История театра знает немало примеров, когда тот, кого режиссер считал бездарным, вдруг… Да нет, не вдруг, а закономерно, если в один прекрасный момент у актера сходится всё – его роль, его режиссер, его собственное самочувствие и готовность к работе… И тогда он раскрывался во всем своем блеске. Поэтому Татьяна Васильевна Доронина не согласилась с таким решением Ефремова: для нее театр – это прежде всего Актер. И МХАТ разделился. Доронина возглавила МХАТ имени Горького, который находится на Тверской. А МХАТ имени Чехова вернулся в отреставрированное здание в Камергерском переулке.
– Удивительно то, что оба – и Ефремов, и Доронина – питомцы одной школы, школы-студии МХАТ…
– Говорят, время развело.
– А вас? Что вас развело с Петрозаводском, где вы проработали семь лет и все семь лет – главные роли, любовь зрителей…
– Петрозаводский период для меня один из самых насыщенных и памятных, поскольку здесь начиналась моя актерская биография. Но была потребность двигаться дальше…
– То есть было предопределено, что рано или поздно вы окажетесь во МХАТе?
– Не всё так просто. Сначала были Горький и Волгоград… К тому времени я знала, что мой театр – театр переживания. В театре формы я должна действовать в рамках, жестко заданных режиссером. Это не моё. Поиск своего театра и привел меня в Москву. Когда я приехала в Москву, мне было сорок.
– На что вы надеялись?
– Наверно, на чудо… Все-таки я здесь училась.
– И оно случилось?
– Выходит, да, раз я в таком театре, как МХАТ, где сама размышляю над ролью, реализую свои профессиональные качества, свой жизненный опыт… Для театра Татьяны Васильевны Дорониной важен процесс самораскрытия актера, упор делается на его личность, индивидуальность.
– Можно сказать, тогда, в 1996 году, вы попали в самое пекло, в один из самых затравленных критиками театров: МХАТ Дорониной «демократическая» пресса в то время густо мазала красно-коричневой краской…
– Этих критиков страшно раздражало, что у Дорониной самостоятельная линия в творчестве, что у нее есть свои пристрастия, что она может позволить себе жить так, как чувствует. Им не приходило в голову, что это ее право, право великой актрисы…
– О ее театре и о вас, восходящей звезде, писали только газеты «патриотического» направления. Собственно, из газеты «День литературы» я и узнала о вашем успешном дебюте в Москве. Но похвала таких газет была, пожалуй, и чревата. Она невольно делала вас заложницей политических распрей, раскола в обществе, как говорится: «кто не с нами, тот против нас…»
– Такова была тенденция отношений в то время. Сейчас, слава богу, она смягчается, и уже на недавний творческий вечер Татьяны Васильевны Дорониной приехали многие другие театральные деятели, которые недавно числились по другому лагерю.
– На мой взгляд, сегодня в вашей профессии что-то сильно пошло на понижение. Уже не его величество Актер, как в былые времена, а просто более-менее успешный лицедей.
– Профессия актера, как и вообще художника предполагает еще и генеральную линию поведения, некую надвременность, чему в нашем более суетливом, более поверхностном времени трудно соответствовать. Здесь важна традиция, связь поколений. Народную артистку России Любовь Васильевну Пушкареву, с которой мне посчастливилось играть в одних спектаклях, на работу принимал сам Владимир Иванович Немирович-Данченко! Зрители и, конечно, мы, актеры, восхищались глубиной ее проникновения в роль, духоподъемностью…
– То есть традиции МХАТа передаются, так сказать, из рук в руки…
– Это как раз и есть то надвременное, о чем я говорила.
– Вы сыграли Веру в «Обрыве», создали образ идеальной русской девушки, имя которой ее суть. Что для вас вера?
– Я много размышляла над этим, удивлялась людям, которые заявляют, что не верят в Бога, когда явлено так много свидетельств Его присутствия в нашей жизни. Однажды я прочитала, что на Руси нет и не может быть неверующих, потому что в нашем национальном коде заложена вера. И пусть кто-то твердит, что он – неверующий, в его душе живет то, что у нас называется Совестью.
–В журнале «Север» была опубликована повесть Натальи Асенковой «Исчисление личности». Это своеобразный протест против засилья театра пошлости, театра откровенного лицедейства. Верите ли вы в то, что русский театр, который сейчас находится почти что в изгнании, возродится, займет прежние позиции?
– Я в этом не сомневаюсь, ведь этот театр многие из нас носят в своей душе.
