Дмитрий Новиков

Космогония Дмитрия Новикова

Дмитрий Новиков. Фото Ирины Ларионовой
Дмитрий Новиков на презентации книги

О книге Новикова «В сетях Твоих», удостоенной премии «Сампо» и включенной на днях в лонг-лист премии «Ясная Поляна».

 

Вышел четвёртый сборник рассказов карельского писателя Дмитрия Новикова «В сетях Твоих». Прошли презентации, творческие встречи, вручение премий, книга начала свою самостоятельную жизнь. Я глубоко убеждена, что судьбу любого художественного произведения определяет не пиар, не грамотный маркетинг и даже не премии, всё это только помогает запустить книгу в жизнь, объявить о её рождении. А дальше начинает работать сарафанное радио, «вирусное» распространение информации, идёт независимый от авторов и издателей процесс вхождения книги в культурное пространство читателей.

Или не идёт. Тогда никакая премия не спасёт произведение от забвения. На библиотечных полках достаточно таких с помпой выпущенных книг с девственно чистыми формулярами. С этой точки зрения, кажется, можно уже утверждать, что книга Дмитрия Новикова оказалась вполне жизнеспособным ребёнком. Мнения и отзывы читателей неоднозначны. И это главное свидетельство того, что книга живёт, что она не стала безжизненным глянцевым идолом официальной местной культуры. Это особенно удивляет, если учесть, что рассказы в книге посвящены таким, казалось бы, немодным темам: деревня, природа Русского Севера, национальный характер. Произнеси эти слова в молодёжной аудитории и увидишь, как скучнеют лица, уходит в себя взгляд. Однако есть что-то в рассказах автора (может быть, пронзительная и беззащитная искренность?), что цепляет, вызывает живые чувства и эмоции, будь то восхищение или возмущение, и уже не отпускает, не позволяет вернуть себе отстранённо безучастное восприятие.

Мне не удалось постичь, по какому принципу выстроены рассказы в сборнике, однако примерно с третьего-четвёртого рассказа возникло ощущение целостности книги, глубокой внутренней обусловленности места каждого рассказа. Будто читаешь беспрерывную историю человеческой души, периодически испытывая что-то вроде прикосновения к глубочайшим её опорным точкам – архетипам: путешествие, возращение, дом. Это ощущение целостности странно, поскольку книга содержит некоторые ранее уже опубликованные рассказы. Но, видимо, не случайно автор отобрал их для нового сборника, вплёл в новые сети.

Предваряют сборник выдержки из интервью корреспонденту «Независимой газеты» Михаилу Бойко. Это нечто вроде предисловия или даже эпиграфа, который отражает основные темы: идеальный русский характер, выкованный Севером, память земли, энергия и сила предков, мистика природы. Здесь же частично сформулировано писательское кредо: «ложь в деталях влечёт за собою ложь в смыслах», «чем больше боли, тем лучше стиль», «пишу […] для обычных читателей».

Первый рассказ «Глаза леса» – начало пути, путешествия в глубь Севера, в неизведанное. Как определяет этот путь сам автор: русский путь. «Мы просто идём обычным русским путём […] Предки наши шли в неведомое, поморы и ушкуйники. Ну и что – лопари колдуны и шаманы были сплошь. Ну и что – Куйва на скале и сейды вокруг. У наших – крест на шее и топор в руках. Крестили же лопарей, последних, но крестили. А бесы все – внутри. Нет ничего снаружи, всё – внутри». Русский путь – это и путь вглубь себя. С крестом и топором – против собственных бесов. И решаются вступить на этот путь только сильные духом люди. А природа смотрит пристально глазами леса, глазами странной бабы Лены, невидимой в темноте, глазами жестокой и любимой женщины, только что выпившей водки с твоей кровью пополам, наблюдает за твоей борьбой и за твоим путём.

А после, во втором рассказе, Север оказывается зоной мистического пограничья: «грань между жизнью и смертью, добром и злом, та, которую постоянно ищешь, иногда натыкаешься, но никогда не можешь устоять, удержаться на ней». Здесь можно наблюдать прилив и отлив моря, дающего жизнь. И в морской пене, вместе с возрождающейся жизнью, появляется (возвращается) женщина по имени Вера, оборачивающаяся Евой.

Север для автора – это и модель мира в его чистом виде, без шелухи, без наносного городов, и особая местность, край, место инициации мужчины: «Север – это очень важно для любого, я уверен […] На севере очищается душа, сначала грубо, с тёркой и наждачкой, потом всё мягче – с разговорами и плачем, потом опять грубо. И так – бесконечный процесс».

С началом третьего рассказа начинаешь ощущать, что погружаешься в субъективный мужской мир, безыскусный и откровенный, лишённый какой-либо литературной причёсанности, несмотря на исконно мужское желание чётко разграничить добро и зло, выстроить жизнь по понятиям. Здесь рай полон змей, а «правильное» убийство прекрасно и благородно. Потому что не может быть счастья без борьбы. И убивая, нужно любить и уважать жертву. Когда жертва имеет возможность борьбы, сама представляет опасность для охотника, будь то дикий зверь, змея, рыба или даже гриб, убийство её становится утверждением жизни.

В соединении с ощущаемой за строчками глубоко индивидуальной картиной мира, почти собственной космогонией, эта субъективность заставляет буквально поверить в то, что первым человеком был Адам. Что именно мужчина предстоит миру и призван решать важные вопросы, которые мир ставит перед человечеством. Женщина в рассказах Дмитрия Новикова как будто сама вплетена в ткань жизни. Она и жизнь, и смерть, и вода, и река, и пойманная убитая рыба. И отношения между мужчиной и женщиной, как всё самое ценное в мире, порой напоминают смертельную битву. Так человек в борьбе вырывает у мира собственную жизнь. А потеря любви равнозначна хаосу: «Ты всё говоришь правильно. Так и должно быть, я предчувствовал. Но только нет ли чувства, что мы будем делать разумные, положенные, принятые вещи, и тем самым шаг за шагом будем приближаться к трагедии. Нет, скажу, как есть – к хаосу. Полному и для всех». Космогония в действии.

 

Об авторе. Анастасия Боденчук — библиотекарь Научной библиотеки ПетрГУ, соискатель ученой степени кандидата наук

 

«В сетях Твоих» Дмитрия Новикова в нашем интернет-магазине