Да простит меня богиня памяти Мнемозина! Законы мнемоники неисповедимы. Почему помним одно и стараемся забыть другое?
Случившееся 19 августа 1991 года сразу понималось чем-то значимым. Воспринималось как личное. «Как будто жизнь качнется вправо, качнувшись влево», — говоря языком Бродского.
В референдуме 17 марта 1991 года, вопрошавшего быть ли СССР, я не участвовал. Был в США, в Вермонте, где познавал американское школьное образование. По американскому телевидению картинка из СССР напоминала военные сводки: армия, солдаты, БТРы, нищие, толпы демонстрантов, пустые прилавки, Горбачев, Ельцин, снова нищие, снова танки…
В воскресенье 18 августа мы с женой были на даче у Виолы Мальми в поселке Матросы. Отмечали день рождения Димы Свинцова. Вообще-то у него в июле, но праздновали, как обычно, когда все соберутся после летних отпусков. За столом царил обычный застольный треп. Редактор недавно образовавшейся газеты «Петрозаводск» Юрий Шлейкин вместе с обозревателем газеты-именинником строили грандиозные планы. О политике говорили мало. Пели под гитару. Много шутили. Никто и ничего не предрекал, не пророчествовал, не предчувствовал.
Назавтра, в понедельник 19 августа, я должен был выйти на новую работу в институт повышения квалификации учителей. Проснулся по обыкновению рано. В 6 часов из репродуктора раздались слова: ГКЧП, чрезвычайное положение, временное отстранение президента Горбачева… А затем началось многократное «телешоу» «Лебединое озеро»…
Растерянность – тревога – непредсказуемость. Вот далеко не полный набор ощущений. Жена всплакнула: «Что с нами будет? Ребенок маленький…»
Прощай, свобода слова, возвращенная литература, «белые» пятна истории! Конец программам «Взгляд», «Пятое колесо». Крах надежд на обновление, веры в будущее. Здравствуй, подцензурное скучное вчера.
8.10.- звонок в дверь. Друзья — Дима с Анитой: «Куда прятать, вывозить книги?» На полном серьезе, без тени иронии. Не до шуток… Попили чайку с талонными разносолами и разбежались по рабочим местам.
Больше всего раздражало поведение людей. Казалось, что ими овладел абсолютный пофигизм. Все шло своим чередом. В гастрономе на Гоголя очередь. Дают плавленые сырки. «Вася, да как ты можешь в очереди стоять? В стране переворот, а ты!?», — это я однокурснику, которого увидел в очереди. «Да успокойся ты»,- ответил Вася.
Вечером с антресолей достал старый «ВЭФ». Много лет уже не слушал западные радиоголоса. Опять… Информационная блокада. По телевизору шедевр Чайковского и Петипа.
В 19.00 телевизионная пресс-конференция. Трясущиеся руки Янаева, нервничающий Пуго, отрешенный вид Язова. Остальные несимпатичные и неубедительные серые люди. И вдруг как брошенный снежок, уронивший лавину с горы: «Неужели вы не понимаете, что вы преступники?»,- вопрос журналистки Татьяны Малкиной. С души как гиря упала!
Вечер и ночь – у «ВЭФа», прислушиваясь к каждому слову. Как там, у Белого Дома? Где Ельцин? Что с Горбачевым?
Утром в троллейбусе листовка. Петросовет ГКЧП не подчиняется. Вечером митинг на площади Кирова. Народу собралось! Мы с отцом впервые на митинге добровольно.
По каналу «Ника» новости СNN. В Москве столкновения у Белого Дома. Есть жертвы.
Утром 21-го все было кончено. Аресты членов ГКЧП. Возвращение Горбачева. Парад суверенитетов бывших братских сестер-республик. От СССР остался фонтан на ВДНХ из 16 девушек и глубокий след в менталитете людей. Все решилось за три дня.
Жизнь разделилась на «до» и «после». Победа демократии восторжествовала. Казалось, что навсегда… Показалось… Оказалось…
Сейчас многие говорят об опереточном характере этих событий. Честно говоря, ни опереттой, ни водевилем, ни фарсом мне они не казались и не кажутся.
Двадцать лет – целое поколение. Как быстро пролетело время, жизнь! Мы прошли сложный путь. Никто тогда не думал о государстве нищих и воров. Было ощущение гордости, что народ преодолел очередной зигзаг истории. И не было чувства бездорожья. Если бы знать, если бы знать…
Михаил Гольденберг, директор Карельского государственного краеведческого музея
