19 августа я уезжала в командировку в Москву. О произошедшем там узнала не сразу, так как в то время не было привычки по утрам включать телевизор, хотя переживали интересное и многообещающее время и с верой и надеждой смотрели в предстоящее будущее: наконец-то будем жить не ради идеи, а человека! Не случилось…
На работе (я только начинала осваивать профессию методиста по литературе в называвшемся тогда «Институте усовершенствования учителей») мне советовала отказаться от командировки уважаемая всеми историк Тамара Павловна Прокопенко (светлая ей память). Ее мнение многое значило для меня, но как отказаться: я ехала на первые для всего института хозрасчетные курсы (за мое обучение заплатили 100 рублей!) по новой программе по литературе. Как мы о ней мечтали!!! Никаких стихов и рассказов о партии, только самые лучшие образцы классической и современной, и обязательно зарубежной литературы. Авторы программы А.Г. Кутузов и его коллеги – молодые, энергичные, произносившие то, отчего дух захватывало, – виделись просто революционерами в лучшем понимании этого слова! И я, естественно, не смогла отказаться.
Москва встретила проливным дождем, занятия проходили в одной из школ на Третьяковке. Выйдя из метро, пытаясь спастись от дождя под зонтиком, неся за плечами рюкзачок с книгами для московских друзей, обожающих мои подарки от издательства «Карелия» (светлая и ему память), видя перед собой только дорогу, я вдруг наткнулась глазами на гусеницы. «Трактор?!» — о чем еще может подумать филолог? Подняв зонтик, я встретилась взглядом с направленным на меня дулом настоящего танка. От шока мелькнул наивный вопрос: «Вы что будете в меня стрелять?» — так и не сорвавшийся с уст, потому что вовремя увидела глаза сидевшего на танке солдата и моментально поняла: «Будет!». Сейчас вспоминаю, как очень быстро, почти бегом, зашагала прочь, не обходя лужи, лихорадочно вцепившись в зонтик, как будто не спасающий от дождя мог спасти от чего-то посерьезнее. И тщательно старалась ни о чем не думать.
Нас собрали в спортивном зале школы, где были расставлены стулья, скамейки, поставлены школьные доски. Собралось довольно много интересующихся новой программой и учителей, и методистов со всей страны. Все быстро переключились на тему семинара, и как-то забылось, что творится за пределами школы. Те, кто любит книги и чтение, знаете ли, очень счастливые люди: причем тут танки, когда поставлен вопрос о царевне: почему Пушкин назвал ее «мертвой», если она спящая? И что при этом делали богатыри да еще в количестве семи? В чем логика: после веселого рассказа Чехова идет трагический рассказ Достоевского? И так далее…
{hsimage|Надежда Ровенко. Фото с сайта edu.petrsu.ru ||||} Все это мы обсуждали и с авторами, и в гостинице с коллегами. Никаких театров и вечерних гуляний, так как был объявлен комендантский час, и мы до 20.00 были уже в номере и с сочувствием наблюдали, как одинокий мужчина на совершенно пустынной улице торопился, как мы решили, домой. Картина из фантастического фильма: нет никого – ты один со своим страхом: свои-чужие могут забрать… На следующий день мы отдирали листовки и подбирали газеты так, чтобы никто не видел, и, конечно, были на митинге в поддержку демократии, удачно выйдя из метро и пристроившись сбоку к первому ряду огромной колонны, двигающейся от Лубянки к Манежной площади. Я с любопытством разглядывала идущего неподалеку от меня В. Познера, затем нас толпа разъединила, пробраться ближе к трибуне я не сумела, но вместе со всеми кричала «ура!» демократии, а когда устали голосовые связки и стало совсем плохо видно и слышно выступающих, начала оглядываться. Рядом уже пили водку из горла, что-то пели, кто-то пустился в пляс – толпа веселилась… Моя эйфория прошла.
Когда-то я очень любила Москву, всегда считала ее своим городом, но с того августа во мне поселилось сомнение ко всему, что идет из столицы нашей родины. Авторы той литературной программы перессорились друг с другом, из энергичных превратились в вальяжно-сытых, вовремя захвативших свою нефтяную вышку. От их революционной программы страдают многие учителя и ученики, и я в том числе, много сделавшая для ее популяризации в Карелии и наказанная тем, что безропотно делала домашние задания своим знакомым деткам.
Став свидетелем августа 1991 года, я видела последствия осенних событий 1993-го: черный Белый дом, баррикады на московских улочках из бетонных плит, проволоки и чего-то еще. Позже я попала на митинг памяти о жертвах Беслана, меня просили не ходить, потому что могут быть провокации, но как иначе я могла выразить сочувствие и гнев? Только тем, что я на митинге. Провокаций, к счастью, не было. Я уезжала из Москвы в тот день, когда случился теракт в театральном центре на Дубровке, мои близкие решили, что я там, потому что мюзикл «Норд-Ост» поставлен по «Двум капитанам» В. Каверина, творчество которого было темой моей диссертации. Но мне, вероятно опять к счастью, негде было ночевать: мои друзья после того августа уехали в Австралию, не взяв с собою книг из рюкзачка. Подобранные печатные материалы я в конце концов отдала знакомому историку, пусть он разбирается, мне хватило эмоций. Сейчас я не хочу в Москву, мне спокойнее слушать П. Маккартни в Стокгольме, смотреть выставку П. Пикассо в Хельсинки, а книги читать дома.
Надежда Ровенко, кандидат филологических наук, ПетрГУ
