В 1990 году Светлана Артемьева стала самым молодым директором школы в Петрозаводске. Несмотря на все трудности это было время надежд. Хочется верить, что уникальный опыт 45-й школы еще будет востребован в нашем городе.
1 июня 1990 года меня назначили директором еще строящейся школы.
Помню, как в 1991 году мы выпускали первых девятиклассников. Когда получали бланки свидетельств в гороно, инспектор строго наказывала: «Бланки строгой отчетности, по каждому испорченному будете отчитываться лично вы». Берегла я их очень. Мы ни одного не испортили, всем выдали. Радовалась недолго, на следующее утро в мой кабинет вошла Снежана. Она была очень расстроена:
– Светлана Станиславовна, у меня нет свидетельства, выдайте мне, пожалуйста, новое.
– Я же тебе его лично вручила вчера!
– Вручали, но я вчера перед сном долго его рассматривала и положила на стул возле кровати.
– И что?
– Моя собака его съела.
– Как это съела?!
Мое настроение упало до нуля. Стала звонить в гороно, рассказывать о ситуации. На другом конце провода инспектор потребовала:
– Принесите доказательства.
Я была в замешательстве. Как добыть эти самые доказательства, когда собака их съела?
Выручила Снежана:
– Светлана Станиславовна, огрызки остались, я могу их принести!
На другом конце провода огрызки принять за доказательства согласились.
Снежана принесла мелкие клочки от когда-то красивого свидетельства, и я поехала в гороно. Инспектор выслушала, выдала новый бланк и возвратила мне эти самые огрызки, 19 лет они бережно хранились в нашем музее. Эту почти детективную историю мы передавали из поколения в поколение.
Да, есть что вспомнить, неординарных ситуаций было много.
Рассказ первый. О моих учителях
1 июня 2010 года, уже уволенная, я встречала свой 20-й директорский июнь. За неделю до такой красивой даты и за день до последнего звонка в школе.
Когда начинала, мне было 33 года, была самым молодым директором школы в Петрозаводске. Это сейчас могут назначить и в таком возрасте, а тогда все было сложно.
Коллектив подбирала сама. Опыт форпостовской работы подсказывал, что он должен состоять примерно из трех равных частей: молодежи, людей среднего возраста и опыта и педагогов, знающих толк в учительском деле. Так оно и получилось, и, как показало время, изначально все было сделано верно. Такая традиция подбора кадров сохранялась у нас в школе всегда.
По сути, за 20 лет сформировалось и работало три разных коллектива, каждый из которых являлся продолжателем предыдущего. Каждому можно было бы посвятить отдельный рассказ.
Первые 6-7 лет были годами становления школы в целом, с ее растущими традициями, опытом педагогов, воплощением программы развития школы как культурно-образовательного комплекса.
16 учителей – форпостовцы с большим опытом коллективной внеурочной творческой деятельности и малым или совсем отсутствующим опытом преподавания в школе.
В коллектив влилась большая группа опытных учителей-переселенцев, волею судьбы оказавшихся на Древлянке. Костяк составлял «летный состав», потому как мужья моих учительниц были переведены на службу в гарнизон Бесовец.
Это было здорово, так как эти педагоги не работали в школах Петрозаводска. Почему? Опытные педагоги, много лет отработавшие в родной школе, даже при получении новой квартиры рядом с какой-нибудь школой, не будут переводиться в нее. И сами не пойдут, и директора опытных хороших учителей не отпустят.
Поэтому была опасность принять учителей с негативным опытом сотрудничества в какой-нибудь школе. А я этого не хотела, интуитивно понимала, что для начинающей молодежи необходимы были рядом мудрые, успешные педагоги, здоровая среда становления, чтобы потом, окрепнув, они могли бы работать в сотрудничестве с любыми учителями.
Нам повезло, опытных учителей у нас было ровно столько, сколько необходимо для нашей воспитательной системы. Конечно, коллектив подобрать на все 100% мне не удавалось ни разу. Попадались и гастролеры, и артисты, и ораторы, но они у нас долго не задерживались, черновая работа проверяла и выверяла всех.
Сама система работы в школе и отсеивала, и привлекала в коллектив интересные свежие силы. Поэтому, когда ко второму десятилетию многие форпостовцы вышли замуж, в декретные отпуска, переехали в другие города, поменяли профессии, они уже сделали главное великое дело – передали остающимся свой опыт коллективного сотрудничества и творчества.
Помимо «летного состава» и форпостовцев была еще одна категория педагогов – управленцы высшего педагогического звена. Представляете, среди моих неоперившихся форпостовцев работали истинные асы: четыре бывших директора школы с огромным стажем работы, три инспектора районного, городского, краевого управления образования.
Этих людей, ставших рядовыми учителями, надо было включить в управление, сделать своими помощниками и соратниками. Так у меня появился неофициальный Совет аксакалов, мудрых, много повидавших и много умеющих в этой жизни людей. У Совета аксакалов не было определенного дня сбора, но всякий раз, когда я попадала в сложную ситуацию и понимала, что нужен совет опытных людей, я звала их на чашечку чая в свой кабинет.
Бесконечно благодарна Тамаре Николаевне Каневцевой, Лидии Борисовне Гребневой, Людмиле Леонидовне Горбачевой, Валентине Фоминичне Кононенко, Анатолию Ивановичу Чудному, Олегу Михайловичу Гольдшеру и многим другим, с кем прошла я свои школьные управленческие годы.
Как мастерски, тактично, не нарушая субординацию, они помогали мне выбрать единственно правильное решение! Может быть, они помнили свое начало, свои трудности и ошибки и берегли во мне это чувство уверенности, помогали мне за все отвечать самой.
С каждым из них у меня складывались свои отношения, каждый из них был неординарен и опытен. В памяти всплыла картинка награждения золотых и серебряных медалистов в мэрии в 1992 году.
После награждения медалистов 45-й школы ко мне подошла Тамара Николаевна Каневцева. Объятия, радостные возгласы! 34-я школа на ул. Кирова (бывшая 22-я) была школой, с которой работал Форпост до самого ее закрытия. А Тамара Николаевна там работала директором, все мои начинания поддерживала.
Я смотрела в ее глаза, а она неожиданно сказала: «Света, я хочу к тебе в школу. Хочу помочь тебе растить молодежь». Я была сражена – рядом с домом в центре города 17-я школа, а она рвется на Древлянку, до которой почти не ходит нормального транспорта! И ведь перешла, и секцию историков возглавила, и мне помогала советами. Павел Оскарович Корган говорил: «Тамару Николаевну не узнать, помолодела, похорошела, лет 20 сбросила!»
Помню, как по новой системе она не прошла аттестацию, нужна была научная работа, разработки и т.п., она не сумела их представить, ну не было у нее, человека предыдущего поколения, такого опыта. Отказ от присвоения категории сильно повлиял на здоровье, давление скакало, но она мужественно держалась и целый год готовилась к аттестации. Ценою своего здоровья все же защитила свою категорию спустя год. Просили ее поработать в разных школах, не хватало учителей. Ходила, работала с великим перегрузом.
В один из понедельников она зашла в мой кабинет: «Света, что-то я неважно себя чувствую, можно я не пойду на общую планерку, а ты мне потом все расскажешь, а?» Я ее отпустила, понимала, что ей после планерки еще идти в 42-ю школу на уроки во вторую смену.
В этот злосчастный понедельник 1 декабря 1995 года она вышла из 42-й школы, когда уже стемнело. В окнах нашей школы светился свет, никто из нас и предположить не мог, что напротив нашей школы через дорогу на крыльце дома умирает наша Тамара Николаевна, что мимо проходят люди, и лишь через какое-то время все же кто-то из них вызовет скорую.
Она умерла в больнице, не приходя в сознание. Мы ее хоронили из школы, сделали этот день неучебным, попросили детей младшего и среднего звена в школу не приходить. Так оно и было. Помню, рано утром прямо с ленинградского поезда приехали ее выпускники, очень взрослые дяди, и долго нам рассказывали о своей Тамаре Николаевне. Светлая ей память…
Трудно возрождалась экономика страны. Не обошли стороной трудности и наш коллектив. Мужей нашего «летного состава» почти всех перевели в иные города, многие из них вышли на пенсию и увезли своих жен в родные края.
На смену пришли новые учителя, началась их подготовка к работе в нашей школе. Новые люди – новые идеи. Было интересно всегда. Но сейчас вспомнилось, что бывали минуты горечи, когда вот эти отъезды учителей просто выбивали меня из колеи, хотя виду я и не подавала.
Это были трудности собственного настроения, которые я не должна была перекладывать на плечи аксакалов, лучше всего их получалось переложить на листок бумаги. Бумага стерпит.
Я обращалась к своим мыслям, а они мне диктовали решение, либо отношение к происходящему. Вспомнив об этом, стала перебирать архив и нашла вот эти два листка. Где-то среди множества бумаг есть и окончание этих записей, их предстоит еще отыскать. Но и эти два листочка наглядно показывают мой путь выхода из печали…
Мои учителя пришли в школу с разным жизненным опытом и манерой поведения с руководством. Помню, примерно в 1993 году в мой кабинет вошла учительница и стала мне давать советы, с кем быть ближе, кого надо строжить, в общем, мой, на ее взгляд, мягкий стиль необходимо было скорректировать, и в этом она предложила свою помощь.
Наушников в своем коллективе мне никогда не хотелось иметь. На учительницу я не обиделась, она была хорошим педагогом, да и человек хороший, но вот стереотип борьбы за место под солнцем где-то был ею уже использован либо подсмотрен. Я же должна была перенаправить ее усилия на объединение людей, а не на разъединение.
Вечер думала, порисовала любимые схемки – вопросики и придумала. Вызвала на следующий день психолога и сказала, что подошло время очередного практикума, предложила ей подумать над ситуациями, которые она предложит учителям, только попросила взять одну мою и протянула записку. В записке была изложена похожая ситуация, а в конце стоял вопрос: Как поступили бы вы на месте директора школы. Приняли бы помощь учительницы?
Спустя неделю состоялся практикум, прошел он интересно. Мой вопрос педагоги рассмотрели, возмущались, отвергали, советовали. Главное, что после этого практикума в мой кабинет приходили учителя только со своими проблемами, никто не пытался ни наушничать, ни нарушать субординацию. А с учительницей у нас сложились добрые рабочие отношения.
Много лет подряд в конце учебного года мы проводили письменный опрос учащихся, где они могли бы высказать свое мнение об учителе. Дети нам верили, так как результаты анкетирования доводились до учителей в обобщенной форме, без указания имен и фамилий.
Результаты до конкретного учителя доводились с максимальной осторожностью. Вот как это происходило:
– Здравствуйте, Агриппина Савишна! Рада вас видеть. Вчера выхожу из кабинета, а ваши детки все на постах стоят, дежурят исправно. Молодцы, спасибо вам.
– Ну, что вы, Светлана Станиславовна, обычная работа
– Не скажите, Агриппина Савишна, и не совсем пустяковая, черновой ваш труд я вижу и мне приятно, что вы умеете привить деткам ответственность за порученное дело.
– Результаты смотреть будем?
– Покажите, пожалуйста, волнуюсь я очень, поругала я ребят перед тестированием, обиделись, может, на меня за это?
– Да, Агриппина Савишна, точно обиделись, вот смотрите.
И я показываю результаты, подробно отвечая на вопросы учителя.
– Вы не расстраивайтесь, в следующий раз не ругайте детишек перед тестом.
– Светлана Станиславовна, а 9 и 11 классы отвечали на вопросы теста?
– Да.
– Хочу посмотреть.
– Посмотрите, пожалуйста, я уже комментировать их не буду, принцип вы уже уяснили. Если что – спрашивайте, сейчас только выйду к секретарю на минутку.
Выхожу из кабинета. Учительница видит, что и в 9 и в 11 классе ребята не очень хорошо ее охарактеризовали. Возвращаюсь ровно через 2 минуты. Учительница расстроена
– Агриппина Савишна, не расстраивайтесь, вы хороший учитель, у вас детки хорошо пишут контрольные.
– Хороший… А дети пишут обратное, почему?
– Давайте позовем психолога, может, она нам объяснит, в чем дело?
Приходит психолог. Разговор начинает с комплимента, действительно, заслуженного учителем. Учитель это понимает, принимает, но ей очень хочется иметь иной результат теста. Психолог не торопится давать советы, рассуждая на произвольные темы, дает время самому учителю начать разговор о проблемах. Учительница, не дожидаясь, что скажет психолог, начинает искать причину и постепенно серьезно анализирует свои неудачи. И уже вместе с психологом выстраивает линию поведения. Учительница уходит, хотя и огорченная результатами, но не злая и мстительная, уходит с желанием все изменить.
Я ставлю задачу перед психологом – помочь ей в этом, не дать ей наступить снова на старые грабли. И тут начинается серьезная черновая работа психолога.
Обычно учителя просят через полгода повторить тест. Повторяем, результаты оказываются лучше. Так постепенно учителя приобретают мастерство управления классами, выстраивают взаимокомфортные отношения с детьми.
Сначала учителя боялись оценок ребят, потом увидели, что и я, и психолог их поддерживаем, за них переживаем, перестали бояться, стали над собой больше работать и проявлять интерес к результатам теста.
Должен ли директор интересоваться личной жизнью учителя? И да, и нет. В нашей школе учителя всё о себе могли рассказать завучам, которые их по-матерински или по-дружески поддерживали. Если требовалась моя помощь или я должна была смягчить свои требования, завучи всегда делились со мной, вместе придумывали, как помочь учителю, но я никогда или почти никогда (за исключением смерти близких учителю родных, когда требовалась моя личная помощь) этого учителям не показывала.
Всегда считала, что в коллективе должен быть хотя бы один руководитель, который будет видеть цель и вести к ней школу вопреки всем личным трудностям моих учителей. Вспомнила пожелание Галины Кузьминичны Ширшиной, коллеги по работе в 34-й школе (на Кукковке), когда она меня поздравляла с назначением: «Будет много черновой мелкой работы, у каждого из учителей будут свои личные проблемы. Не утони в мелочах и проблемах каждого. Ты – директор, всегда держи перед собой главную цель, ради которой ты пошла в школу».
При аттестации администрации у меня и у завучей всегда были высокие баллы, выставленные моими учителями, но у завучей в плане понимания проблем учителей всегда были баллы выше. Моим завучам члены комиссии выговаривали, защищая меня, предлагали брать ответственность управления на себя, мы с завучами кивали головами, слушали, но свой принцип работы с коллективом не поясняли.
Однажды с целью знакомства со мной и со школой пришла Раиса Ивановна Фомина. Я о ней слышала, как об отличном когда-то директоре 12-й школы. Я ее никогда потом не видела, но листочек с подаренными ею словами сохранила и старалась им следовать:
Нет ничего более легкого,
Чем применить власть,
Злоупотребить властью,
Нет ничего более трудного,
Чем быть сдержанным,
Обладая властью,
Быть терпеливым,
Располагая властью,
Быть снисходительным,
Применяя власть.
Каждый раз, когда необходимо было принять управленческое решение, вспоминала эти строки и в зависимости от своего решения либо радовалась соответствию им, либо училась соответствовать.
