Будь моя воля, давно бы установил памятник русской печи с горкой пирожков, а рядом мальчик и девочка.
Так получилось, что вырос я без бабушек. Не дожили они до моего появления на белый свет. А позже, когда я уже подрос, при слове «бабушка» в моём воображении возникал образ большой русской печки. То ли её тёплые бока, то ли уютное потрескивание горящих поленьев, позволяли мне находить сходство между этими двумя понятиями.
Теперь, когда я приезжаю в родительский дом, всякий раз удивляюсь, какой же она стала маленькой, наша когда-то такая большая печка. Словно старенькая аккуратная и добрая бабушка, которая с годами уменьшилась в росте.
Я не могу сказать, меняется ли наш климат или нет, пусть судят об этом учёные мужи. Но вот что зимы в моём далёком детстве были со снежными завалами и трескучими морозами, помню точно.
Однако морозы морозами, а гулять детям хочется всегда. Об этом молча взывали лыжи, сиротливо стоящие в углу коридора, и коньки снегурки, висящие там же на гвоздике. Бывало, накатаешься на лыжах до того, что вязаные шерстяные варежки становятся похожими на две картонные коробки! Окоченевшие пальцы совершенно не чувствовали лыжные палки. Кое-как доберешься до дому, где заботливые и тёплые мамины руки помогут освободиться и от лыж, и от задубевшей верхней одежды. А потом уже пособят ставшим вдруг не очень-то послушным рукам и ногам взобраться по двухъярусной скамеечке в благословенное тепло жаркой печки. Там, отгородившись от всё понимающих и смеющихся маминых глаз белой в мелкий синий цветочек ситцевой занавеской, можно, кривясь от боли, осторожно разгибать совершенно негнущиеся пальцы. Хотелось плакать или просто тоненько скулить. Пожалуйста, никто не запрещает, но тогда ни о какой завтрашней прогулке можно и не мечтать. Вот и приходилось терпеть.
А на другой день, сгорая от нетерпения, прикрутишь сыромятными ремешками с помощью двух деревянных палочек к видавшим виды валенкам свои быстроходные снегурки и вперёд на речку. А там огромный каток, лёд которого заводские спортсмены всю зиму содержали в чистоте и порядке.
Вскоре всё повторяется. Но на сей раз уже промерзают не только варежки, но и валенки. При соприкосновении друг с другом они стучат будто деревянные. И вот, шмыгая замёрзшим носом и беспрестанно поправляя спадающую на глаза шапку, доставшуюся от старшего брата, карабкаешься по крутому берегу, спеша домой. И опять мамочка, заслышав на крыльце звонкий топоток коньков, выходит навстречу и помогает твоим непослушным рукам избавиться от промёрзшей одежды и коньков. Вновь добрая бабушка-печка обволакивает тебя своим ласковым теплом. И опять, сидя в уютном уголке, молча терпишь отходящую ломоту пальцев рук и ног.
Надо сказать, что просто так на жаркой печке усидеть невозможно. Уж больно горячи её кирпичики! Поэтому она устлана пёстрым домотканым ковриком, сидеть на котором одно удовольствие.
Ах, печка, печка! Волшебный мир из трёх стенок и ситцевой занавески. А как же было здорово, отгородясь от всего и от всех этой немудрёной занавеской, читать о приключениях Незнайки, Чиполлино или другие замечательные книги той давней поры. Ну а если мама в это же время пекла олашки и, чуть откинув занавеску, протягивала тебе одну из них, самую большую, слегка подсушенную, как ты любишь, то лучше этой минуты в целом мире ничего не могло быть.
На одной из стенок «Волшебного мира» висели заплетённые в косы золотистые луковицы. А по всему верху дымохода были выложены картонные коробки с сущиком корюшки. И если мама на этот момент не пекла свои замечательные олашки, то сущик очень даже неплохо заменял их. Особенно я любил, когда рыбёшка оказывалась с икрой. И чего уж греха таить, спустя столько времени покаюсь: выискивал я эти рыбёшки с икрой, а потом осторожно выколупывал её, а рыбку отправлял обратно в коробку.
Те годы были началом развития советского телевидения. Однако далеко не каждая семья могла позволить себе купить телевизор. И в нашей семье его, конечно же, не могло быть. Но зато у нас имелся неплохой по тогдашним меркам радиоприёмник «Рекорд». А какие были тогда замечательные детские передачи! На всю жизнь запомнились имена, как, впрочем, и голоса уникальных артистов: Николая Литвинова, Марии Бабановой, Валентины Сперантовой и многих других. Как же хорошо было слушать эти передачи, сидя на тёплой печи. Чего стоила сказка о приключениях Буратино, в которой все роли великолепно сыграл Николай Владимирович Литвинов.
Ничуть не меньше мне нравилось холодными зимними вечерами слушать русские народные сказки, которые читал мне вслух папа. А читал он их очень хорошо. Будто и сейчас вижу, как сидит он за кухонным столом и неспешно читает мне эти чудесные сказки. Мама сидит рядом и, тихонько позвякивая спицами, вяжет нам с сестрой варежки или тёплые носки. Папа после каждой сказки – сейчас-то я понимаю, что он поддразнивал меня, – говорил: «Ну, пожалуй, хватит на сегодня». И делал вид, что собирается закрыть книгу. А я плаксиво и отчаянно тянул с печки: «Ну ещё одну, папа, ну пожалуйста!»
На этой печке места мне хватало вполне. И даже когда ко мне иногда забиралась моя сестра Лида, которая была на четыре года старше, места нам хватало. Мы вместе промышляли икру сущика. Кроме того Лида уже тогда научилась жарить семечки, и мы с ней с удовольствием щёлкали их, сидя на пёстрых лоскутках тёплого домотканого коврика.
«Бригада по очистке семян», – так называл нас папа, услышав, что за занавеской тихонько потрескивает подсолнечная шелуха. Уж и не знаю почему, но нам с ней нравилось погрызть чего-нибудь, сидя в любимом закутке. А ещё мы любили с ней, когда на печи появлялась кадушка с тестом. Это значило, что скоро мама испечёт вкуснейшие пироги и калитки. Мы садились по сторонам кадушки и замирали, слушая, как пыхтит и ворочается, поднимаясь, тесто.
Став немного старше, я обнаружил у печи ещё одно восхитительное качество. Садясь рано утром завтракать, я выключал на кухне электрический свет. Мне вполне хватало света, исходящего от пылающих дров. Это мама готовила варево для нашей скотины. Печной огонь отражался в начищенных боках медного самовара, стоящего тут же, на столе. И уже отражённые от него, золотисто-багряные блики порхали по стенам кухни, повторяя причудливый танец печного огня.
Я уже говорил, что зимы стояли суровые. На стекле окна мороз непостижимым образом ухитрялся изображать совершенно удивительный сказочный лес. Полыхающий в печи огонь, помимо самовара, отражался и в замёрзшем стекле. Казалось, в дивном лесу горит костёр. Позабыв про завтрак, я любовался этим завораживающим зрелищем. Сидел, затаив дыханье, и ждал, что вот сейчас к костру выйдут из-за деревьев двенадцать месяцев. В клубе лесозавода тогда только-только прошёл прекрасный мультфильм с таким названием. Несколько раз, замечтавшись подобным образом, я чуть было не опаздывал в школу.
Ну а по весне печка радовала нас не только пирогами. В это время по реке на нерест шла та самая вкусная корюшка. Жарко протопив нашу кирпичную кормилицу, мама с помощью длинной кочерги удаляла из печи все угли. Затем, дав немного настояться внутреннему жару, забрасывала богатый улов в это пекло. А потом, выждав какое-то время, специальным скребком выгребала золотистый и аппетитно похрустывающий сущик.
Летом же печка немного мешала нам своим неуместным теплом. И, словно откупаясь за это неудобство, она кормила нас великолепными калитками с черникой и пирогами с брусникой, пышными творожными ватрушками да сочными рыбниками. А вот прохладной дождливой осенью печка наполняла дом ровным сухим теплом. Сушила промокшую одежду и обувь. А какие вкусные щи, каши и другие блюда готовила для нас наша добрая тёплая хозяюшка! И как же преображалась она к праздникам, когда мама, окуная рогожную кисть в тазик с раствором, быстро и ловко наносила известковые белила на её гладкие бока. Даже тёмными ночами бока эти светились чистым лунным светом.
В последнее время стали много говорить об уникальных свойствах глины. Она, де, чуть ли не от всех болезней. Только открытию этому уже не одна сотня лет. Ведь что есть кирпич? Да та же самая глина. В детстве случалось не раз мёрзнуть, что называется, до костей, а полежишь на прогретых кирпичах и хоть бы что. Ни насморк, ни кашель — ничего не пристанет. Случись так замёрзнуть в наше время, так в квартире-то городской и прогреться негде. Можно, конечно, в горячую ванну залезть, но это совсем не то. Будь моя воля, давно бы установил памятник русской печи с горкой пирожков, а рядом мальчик и девочка. Помните? Правильно, персонажи из сказки «Гуси-лебеди». Честное слово, она вполне заслужила это, наша добрая русская бабушка-печка.
