Ладанки Олега Мошникова о работе карельских огнеборцев – истории невыдуманные.
18 апреля исполняется 160-лет со дня образования пожарной службы Карелии
Без малого двадцать лет я пожарной охране отдал. За время учебы и работы повидал всякого: пожары, рейды, учения, происшествия, за коими человеческие судьбы стоят. Выяснение причин происшедших пожаров – не останавливалось на банальном замыкании проводки или непотушенной сигарете. Способность пропускать через сердце человеческие беды и радости вылилась в написание пожарных ладанок. Ладанки – жанр небольших житейских рассказов, подсказанных собственным жизненным опытом и историями родных, знакомых, друзей-пожарных. В профессии огненной от печального до смешного – один шаг. А бывало, что – сквозь задымленный проем или невидимый прогар – этот шаг ведет в неизвестность… И вот, чтобы негрустные, пожарные ладанки не канули в неизвестность, я хочу ими с вами поделиться…
Ладанка первая. Долгожитель
«014, ответьте 06! Где находитесь?» «06, я 014! Находимся в шкафу…» «Как в шкафу?» «Да дверями ошиблись. Из тряпок выпутываемся…» «014! Вылезайте из шкафа! В квартире взорвался газ. Есть пострадавшие. После разведки доложите…»
А чего докладывать? Вышли на кухню. Фонарем покрутили. Сидит старичок на табуретке. Личико розовое. Волосики седенькие в катышки рыжие закрутились. К груди ключ газовый прижимает. Живой! Торкнуло деда взрывом – да не шибко…
«Я, – говорит, – сынки, запах газа за версту чую! Еще у подъезда старуху к соседям отправил, газовиков вызывать. Сам пробки на площадке выкрутил и к двери. Тихонечко ключ повернул, петелькой скрипнул. Знаю, что от любой искры, трения нежелательного долбануть может. Я по такому случаю даже носки снял, синтетические. В прихожей темнотища! Кое-как до плиты добрался. Зазор, провонявший, на газовой трубе обнаружил. Хотел подтянуть (благо инструмент подходящий под рукой был) да не видно ни зги! Вот я спичку и чиркнул, чтоб посветить…»
Ну, учудил дед! Такой до ста лет доживет, не поморщится! Еще начальником пожарной команды станет… Умелец!
Ладанка вторая. Первое дело Холмса
Моя инспекторская карьера в пожарной охране Карелии началась с самостоятельного дознания по пожару в поселке Вилга. У одного беззаботного посельчанина баня сгорела. Дело для Карелии обыкновенное. Хозяин без претензий. О причине загорания сказал одно: «Печка полыхнула…». Я объяснения получил, протокол осмотра места пожара составил и к начальнику Прионежской инспекции прибыл. Майор Пахомычев схемы и протоколы мои посмотрел и вернул со словами: «Не там, лейтенант, ищешь… По расположению очага пожара это не печка».
Поехал я опять в Вилгу банного погорельца допрашивать. «Прохудилась, перетопилась, воспламенилась, – взмолился третий день безнадежно пытающийся протрезветь мужчина. – Да в гробу я хотел видеть эту баню! Захочу и сараи спалю! Все мое!»… Еле-еле удалось мужика початым на кухне алкоголем успокоить. Согласился хозяин и с тем, что банька его стоит на отшибе. У леса. Мало ли кто в нее заглянуть мог, спичку бросить…
Я, довольный, бумаги, во второй раз от руки переписанные, на стол начальника положил. Пахомычев только мельком на мое заключение взглянул и выдохнул: «Не то… Не там ты, лейтенант, причину ищешь. Поехали обратно к твоему частному собственнику…»
При виде нашего «уазика» хозяин бани едва огородами в лес не ушел. Да, видать, вчера здорово перебрал. До сараев доковылял и, прислонившись к дощатой стене, на землю съехал… Майор Пахомычев, осмотрев банное пепелище, заинтересовался болтающимся на столбе проводом: «А это что такое?» – и рукой за провод ухватился… Тут его трясти начало. Лицо покраснело. Фуражка дыбом встала. Глаза вот-вот из орбит вылезут!.. Я, недолго думая, схватил первую попавшуюся доску и по проводу шарахнул…
Потом мы с хозяином майора водой отпаивали, в чувство приводили. «Теперь ты-ты-ты понял, в чем причина по-по-пожара? – слегка заикаясь, повернулся ко мне Пахомычев, тряхнув слегка взъерошенной током прической. – Пиши протокол за-за-заново, Шерлок Хо-хо-хомс…».
Переписал, куда денешься, и объяснения с перепуганного мужика взял, и все положенные документы за нарушение правил пожарной безопасности составил… При расследовании пожара мелочей не бывает. Показания очевидцев – половина дела. Очаг загорания, конус пожара, следы побежалости на металле, глубина переугливания древесины, алюминиевые катыши на проводке – от глаз инспектора не ускользнут. На пожаре надо быть дотошным. Как мой начальник.
Ладанка третья. Белая горячка
Минуя последний рубеж дворовой обороны – галдящих у зольных заснеженных клумб пенсионеров, вхожу в черный затопленный подъезд… Виновник пожара, хозяин полупустой, заваленной бутылками квартиры, в тупой пьяной растерянности смотрит на извлеченные из толстого инспекторского портфеля документы: «Я чё… Я не чё… Черти, черти попутали! Вон их сколько: прячутся, по шкафам шастают. Выволок их на пол, вместе с одеждой, и сжег! Гори они синим пламенем!»
«Да вы, – говорю, – весь дом спалите, пить надо меньше!» «Да я… Эх!» И за грудки меня хватает! Не ожидая такого поворота событий, охлаждаю «совсем белую, совсем горячую» голову увесистым томом кодексов и наставлений… Брякнувшись затылком о гулкий посудный шкафчик, бузотер блаженно растянулся во всю тесную хрущевскую кухоньку.
Я во двор. Сигнал бедствия, ворвавшийся в сонный эфир тихого провинциального городка, был принят в ближайшем отделении милиции… Через час с мелочью пришел юный простуженный участковый. Возмутителя спокойствия дома не оказалось. «В окно ушел, гад», – оценил обстановку невозмутимый участковый. «Как ушел!? Второй этаж. Может, – не унимался я, – собачку по следу пустим?» «Не пори горячку, собачку так собачку» – скаламбурил вконец охрипший лейтенант.
Телефон отыскался в соседней квартире. «Со следами не получится, – прохрапел милиционер. – Собака на изнасиловании. До вечера не управятся… Ну, ничего, мы его здесь подождем. В одной рубашке по морозцу много не попрыгаешь. Садись, служивый» – и участковый заботливо пододвинул ко мне второй уцелевший в чудной житейской круговерти табурет.
Ладанка четвертая. Партизанщина
«Бахарь! Тут тебя пожарник спрашивает…» Я уже полчаса искал очевидцев происшествия, омрачившего для кого-то праздничный, для кого-то дежурный день. В узкое, рычащее голосом Маши Распутиной, окошко протиснулся молодой кудрявый мужик в красной футболке: «Чего надо?» «Я по пожару. Инспектор». «Инспектор? Сейчас выйду…»
Прошлепав во двор, хозяин возмутился: «Капитан, сколько можно! Приезжали уже, допрашивали… День Победы, чай! Перед гостями неудобно…» «Гражданин Бахарев, у вас машина сгорела?» «Тю, «Москвич» – ведро с болтами. Не парься, капитан, пойдем лучше выпьем». «Да что вы его слушаете, – встряла в разговор востроглазая соседка, – сам он свою колымагу сжег, бензином облил и цигарку бросил! Да еще и перед друзьями хвастался: вот я какой – герой!». «Это так, Бахарев?» «Ну, сжег, – пробасил насупленный «партизан», – моя машина, хочу запалю, хочу заведу новую».
«Та-а-а-к… – решаю я сгустить краски, – а как же работа пожарных, бензин, пробег, расход тушащих средств? Хочу, не хочу, а отвечать придется!» «Ну, ты, капитан, не серчай. Погорячился я. Понимаешь, третий раз за месяц шпана машину коверкает! То приемник, то колеса снимут. Вот я и решил, чтоб не мучилась… Ты извини, коли что не так. Сколько надо за вызов – заплачу! Бахарь слов на ветер не бросает!» «Да ладно, – говорю. – Идите к гостям, Бахарев и железо это паленое со двора уберите. Не место ему здесь…». «Будет сделано, товарищ капитан! За Бахарем не заржавеет!»
Ладанка пятая. Красавица и пожарный
Неверное среди людей суждение ходит: пожарные, мол, и в огонь, и в воду, как рыцари по веревочной лестнице на балкон к прекрасной даме восходят. Лишь медные каски на солнце сверкают. Почет. Слава. Ан, нет! Пожарные из дыма и копоти не вылезают. А если и вляпаются во что романтическое, то свое понимание имеют. Привязанности. Вот Андрей Зуев. Прожженный «тушила». Такого с панталыку не собьешь. А все равно судьба его огнеупорность испытывает как рыцаря в битве с огнедышащим драконом.
Вынес как-то Андрей из огня девушку. Симпатичную – спасу нет. Квартира – загляденье. Наследница папы-предпринимателя в комфорте закружилась – тут тебе и тахта, и пепельница, и плюшевый мишка… Не заметила, как в полудреме и музыке легкой сигаретку тонкую из пальчиков выпустила… Очнулась сибаритка от дыма и хрюканья постороннего, глаза протерла: Андрюша!.. Вернее, рыло резиновое, узкое и длинное. А если фонариком посвятить? Любому чудищу полуночному фору даст! Взглянула в его глаза девица и чувств лишилась…
По прошествии времени разыскала красавица «архангелов» в соседней пожарной части. Выкатила караулу два ящика кока-колы с баранками. Фото с пожарными – на память. В шубе, без шубы. На фоне автоцистерны. В пожарном шлеме. Но спасителю – расклад особый. «Пойдемте, Зуев, в ресторан, на ваш выбор!» Андрей: «Минуточку… Жене позвоню, посоветуюсь…» Супруга ему и говорит: «Иди, конечно! Только после бала чемоданчик с вещичками у дверей не забудь прихватить…» Ну, и еще пару фраз до кучи прибавила – от души…
Сорвалась благодарность. Что на веревочной – на пожарной лестнице бы после такого разноса удержаться…
А тут и в мое дежурство приключение амурное образовалось: дамочка одна в квартире задыхалась. Дом – особняк! Престижней не бывает. Ну, спасатель, удача сама в руки идет! Открываются двери… Королевна! Халатик декольтированный. Палаты – государственный Эрмитаж! Чистота, ухоженность. Визуально и вскрыть нечего. Не залить, не порушить… Куда там геройство применить – даже на пригорание гренок не тянет. Дама на крагу мою галантную оперлась и повела экскурсию по залам, где у нее огонь неукротимый бушует.
«Пока вас не было, не знала куда от гари скрыться… Ну, что же вы так долго, мальчики?» Я оторопел: «А где горит-то?» «А вы разве не чувствуете? – и локоть мой пальчиками так легонько стискивает. – Дуновение флюидов. Не чувствуете?» «Как же, чувствую… Это от моей боевки дымом прет. Я лучше подвал проверю…» «А вы были в спальне? Пройдемте, пойдемте… Вот видите, кровать какая мягкая стала?» Я вижу. Зеркала везде: и сзади, и спереди. Даже на потолке. Уют и достаток демонстрируют. Совестно мне стало по такой красоте сапожищами топать. Спешу откланяться. А дамочка меня к стенке жмет: «Ищите, а то неровен час задохнусь тут одна!» И грудь-то у нее пылает. И сердце туда-сюда ходит. Посмотрел я на грудь… Ничего себе живопись! Только некогда нам на вернисажи глаза таращить. Пожар духами не пахнет.
Вышли из дома. Расшаркались. Извинились за доставленное неудобство. А потом, в кабине, мне боец смышленый на ухо шепчет: «Она, товарищ лейтенант, нас не для пожара по телефону вызывала, а по другой надобности – интимной. Дамочка эта, видать, специальных немецких фильмов насмотрелась. Там самцы-производители под видом пожарных на дом приходят…» И точно! Как это я сразу не дотумкал? В шкафы и ящики заглядывал. Время терял. Понапрасну.
Ладанка шестая. Улица Коммунистов
Есть у пожарных обязанности. Не только по тушению пожара, тренировкам и зачетам. Но и по очистке пожарных гидрантов. Без них по зиме – хана. Без постановки на водоисточник воды в автоцистерне при полной нагрузке на десять минут. В свое свободное вечернее время ходят пожарные по дворам и дорогам. Крышки обозначенных на фасадах домов колодцев, обледенелые, забытые снегом, закатанные колесами, обколачивают.
Однажды мы с начальником отделения, по гражданке, сели на дежурную «Ниву» и поехали на проверку гидрантов по улице Коммунистов. Подошли к первой крышке. От снега очистили. Стали поднимать. Тяжеленная! Поди, до войны отлитая. Тогда на крышки чугуна не жалели. Кое-как ломиком крышку люка приподняли и, поднатужившись, вдвоем перевернули. Тут бабка – откуда ни возьмись. С сумками полными еле тащится. Увидев нас, ношу свою на снег опустила и давай верещать: «Караул, люди! Помогите! Крышки прут!» И орет, и орет! Хорошо хоть улица воскресная, пустая, темная – никто на ее блажь внимания не обращает. А то ведь такую волну народного негодования поднимут – не отмоешься. Тут давеча на дорогах города Петрозаводска крышки сливных колодцев пропадать стали. Их потом на одной из скупок ценного металла нашли. А наш пожарный пропагандист учудил. Выступая по местному телеканалу, рассказал, что лошадь из местного конного клуба в такой вот открытый колодец провалилась «как огурец в банку». Этот его номер даже в тележурнале «Фитиль» показывали. С большим успехом. После чего и ему, и нам по шапке дали. Мол, развели тут цирк с конями! А сами за колодцами не следите – на воров пеняете. Теперь в две смены на очистке гидрантов работаем. Да еще эта бабуся! После того как мы крышку аккуратно на место положили, успокоилась вроде. Но когда мы с ломиками на плечах до следующего колодца дошли и крышку отбивать стали, еще громче заверещала: «Караул, грабят! Крышки воруют! А люди ноги ломают, в люки падают! Милиция!» Так до конца улицы с нами и шла. Сирена ходячая!
А хорошо бы, действительно, нынешней полиции да пропагандисту нашему вот так вот ломиком помахать. По темноте. В свой выходной. В сопровождении бдительной и неугомонной бабуси. Живет же такая на улице Коммунистов! Дай ей, Бог, здоровья.
Ладанка седьмая. Дымы и прогары
Непотушенная сигарета… Сколько смертей по этой причине я видел за свою жизнь, искореженных пламенем тел, прикорнувших, будто заснувших в задымленных кроватках детей… Как быстро сгорает деревянный дом! На моих глазах на Перевалке, старом деревянном районе Петрозаводска, вспыхнуло добротное брусчатое строение с мансардой. Ветер разносил осиные искры на соседние крыши, раздувал дощатые кровли. Лопался шифер. Треск. Вой. Всполохи жаркого пламени прыгали в окна, выхватывали из темных комнат расплывчатые предметы, тени, лица. Заскрипел и рухнул в вязкую осеннюю темноту электрический столб. Пожарные подхватили на руки испуганных детей, поддержали причитающую, бьющуюся, как пойманная птица, мать. Что нажила, что вынесла из горящего дома безутешная женщина? Две аудиокассеты, лежащие сверху на кухонном столе…
Несколько раз и моя жизнь висела на волоске. Когда не успевала подмога, а наша инспекторская «Нива» уже стояла у горящего ангара или скопления хозяйственных построек, по заданию руководителя тушения пожара я отсекал мощной струей воды из пожарного ствола наползающий на соседние строения огонь. А то и просто делал шаг в неизвестность.
Приехал я как-то по вызову на загорание одноэтажного частного дома по улице Мира в деревянном секторе Сулажгоры. Сбив пламя внутри бревенчатой халупы, пожарные проливали крышу. Владелец дома как сквозь землю провалился. По словам соседей, был дома и мирно пил водку уже третий день после получки. Ночь темна. Только фары пожарных машин проливают свет на черную обугленную обстановку комнат. Мокрая плащ-палатка, подмоченные протоколы не укротили мою решимость осмотреть место пожара по «горячим» следам. Попросив ближайшего огнеборца осветить мой героический путь пожарным фонарем, шагнул в черный, залитый сверху и снизу водяными струями коридор и…провалился в прогар отверстого подполья. Вынырнув из вонючей, подернутой сажей жижи, я нос к носу столкнулся с освещенным фонарным лучом телом угоревшего мужчины, который плавал тут же в залитом водой подполе. Как оказалось, хозяин дома, спасаясь от огня, в подполье заполз. Да, видать, дымом надышался. А до этого пьянствовал беспробудно. Никто ему руки не подал, как мне, когда из погреба вытаскивали.
Дым на пожаре – страшнее огня. А страшнее дыма – паника. Это я, как «Отче наш», на инструктажах и беседах разъясняю. На своем примере. И все после того памятного пожара в пятиэтажном здании учебно-производственного комбината, где в подвальном помещении сауна полыхнула.
Подъехал я тогда к месту вызова. На вывеске три веселых толстяка ляжками дрыгают. А у меня сердце не на месте. Выходной день. Вахтер ничего толком объяснить не может. В сауну и кафе «Три толстяка» у него доступа нет, уж года два начальство помещения в аренду сдает. Подъехал штаб пожаротушения. Оперативный дежурный полковник Евстратиков предупредил меня – в подвал не лезь, сауна, она того, обратной тягой славится. После такого «пара» шкуру на гвоздик в реанимации повесить можно. Иди лучше на первом этаже форточки открой, а то там дымка какая-то подозрительная плавает. Как бы учебные пособия дымом не провоняли.
Пошел я комнаты проветривать. Один кабинет осмотрел, второй… В этот момент сауна и грохнула. Комнаты и коридоры через щели всевозможные дымом заволокло. Горло перехватило, глаза защипало. Я перво-наперво на пол бухнулся и в кромешном дыму стал Бога, маму и дорогу обратную вспоминать. Чего ради на первый этаж поперся? Форточки открывать? Так ведь людей же в здании нет. Да до них сейчас и не докричишься. Надо, думаю, до выхода ползти, сколько дыхания хватит. До исподнего под формой капитанской взмок, пока кабинеты и коридоры по-пластунски преодолевал, кислород через рукав задымленный выцеживал. Вот дурень! Инспектор с бумажками разбираться должен, а не в дымовуху без аппарата дыхательного заныривать! А воздуху у пола все меньше становится. Вдруг слышу – голоса впереди. Али ангелы поют? Да нет, голоса!.. Вывалился я из дверей на пост охраны аккурат в то время, когда полковник Евстратиков о моей судьбе у вахтера выспрашивал. Воистину, как благостно воздух осенний, свежий горло обжигает! После таких живительных глотков совсем по-другому на жизнь смотришь, каждым днем Богом данным дорожишь.
Ладанка восьмая. Черный день
Взрыв на окраине города, в гаражном кооперативе. Надо же, в мое дежурство… Я на машину (благо в дежурке пожар сдавал) и вместе с автоцистерной, через десять минут, был на месте происшествия…
Последствия взрыва налицо. Последний бокс – в хлам. Блочное перекрытие лопнуло и держится на одной створке искореженных ворот. Наружную стену вынесло напрочь. Внутренняя кирпичная перегородка, в разобранном состоянии, на соседском «жигуленке» как на мятых носилках покоится. Перед смотровой ямой в полутемном боксе стоит копченый очумевший мужичок. Вот уж действительно виновное лицо – и взрыва, и его последствий. Только белки глаз из-под подпаленной шапейки катофотами сверкают. В руках конец обгоревшей веревки дымится. Растолкал я беднягу: «Иди отсюда! Щас ворота дергать будем, перекрытия рушить. Чё ты здесь торчишь как гвоздь в пятке!» Бедняга дернулся, будто от глубокого сна очнулся, и за мной на белый свет вышел.
«Братцы! – объяснился после незадачливый мужичок, – виноват. Бензин у меня в яме, полбочки. На черный день… А я картошку там же в коробе держу. Всю зиму едим. Своя. Деревенская. Малость погреть хотел, мерзнет картошка. Паяльную лампу в ведро втиснул, веревкой перетянул и опускаю потихоньку. Куда? В яму и опускаю. Да, где и бочка стояла. Для сугрева. Да не бочки, картохи, конечно! А тут как жахнет! Глаза открываю… Мать моя женщина! Все черным-черно! Будто смерчем огненным полки мои с заготовками и инструментом со стен смахнуло! Да видно в рубашке родился. Волна смертная рядом прошла. Стену за спиной капитальную завалило. А мне ничего…» «Да брось, – говорю, – отец, ты эту веревку! Что ее за собой как хвост волочишь». «И то правда, держу, а рук не чую… Черные-то какие!»
Ладанка девятая. Зеркало
В полночь на «огонек» – загорание мрачного переселенческого барака – прибыл молоденький капитан. По фамилии Федюра. Несмотря на младые годы, занимал он весьма ответственный оперативный пост и, чтобы оправдать высокое доверие, старался не упустить ни одного подходящего героического случая. Он рвался в бой. Был осыпан горячей золой. Попал под струю ледяной воды. И первым увлек в чадящую барачную тьму отважных огнеборцев. Вспыхнул фонарь. Побежали тревожные стремительные минуты… Вдруг впереди, со стороны глухого коридора, забрезжил свет. Свет приближался, становился все ярче и возмутительней. Навстречу капитану шло неизвестное пожарное звено. «Кто такие?! Какая часть? По чьему приказу?! – долетал до бойцов крепнущий командирский голос. – Я! Оперативный дежурный Федюра! А вы что? В рот воды набрали, огнетушители? Кто старший? Приблизь-ка забрало! Дай-ка я в глаза твои бесстыжие посвечу…»
Ударил луч. Заметались дымы. Супротив офицера, в куче брошенных безутешными подселенцами вещей, стояло огромное старинное зеркало.
Ладанка десятая. Золотая рыбка
Парило сегодня. Ох, парило! С неделю дождя ждали. Солнце палило немилосердно! Земля высохла. Асфальт потрескался. И, наконец, ливануло! Несколько часов вода лились как из ведра. Как хорошо под шум дождя в пожарном депо да при открытой двери думается. Мечтается. Вот выпрыгнула бы сейчас из водослива золотая рыбка. Чего, мол, тебе лейтенант Огнев надобно? Может чинов каких по пожарной службе? Аль к окладу прибавление? Не угадала, скажу, рыбка. Не на карьериста напала. Не за себя, за весь караул прошу, чтоб до конца дежурства нас на пожар не вызывали…
Тут дождь кончился. И в пожарке тревогу объявили. Сигнал о пожаре поступил, мы на «уралы» попрыгали и – вперед!.. В Пятом поселке на грунтовку выскочили. Лужа на луже. Но для наших пожарных автоцистерн не преграда. Прем без остановки. Видим, «москвич», каким-то чудом впереди нас оказавшийся, колесами заюлил. Нашим сиренам дорогу уступить хочет. На пути – огромная лужа. Не лужа, а целое озеро. Глубокое, мутное. Мужичок в «москвиче», чтобы нас не задерживать, обочь дороги прижался, как раз на краю лужи. Из окна лицо свое востроносое, очкастое высунул. Езжайте, мол, пропускаю. Ну, мы не гордые. Как дали газу! «Урал» на полном ходу через лужу – катером красным пролетел. Волну поднял высоченную. Такую, что колес не видать. В один момент цунами стихийное «москвич» зазевавшийся накрыло. Через окна открытые – салон доверху мутью дорожной окатило. Мужичок сидит, обтекает. Глаза навыкате, рот пузырями пошел. Точь-в-точь – рыбка аквариумная, золотая. Хоть сейчас в кабинет начальника главка заноси. Для интерьера. Сам виноват! Чего рот раззявил! Стекла поднимать надо, когда техника могучая по вызову едет!
Но я все-таки, глядя на рыбку эту золотую, желание свое загадал. И точно! Вызов ложным оказался. Так. Каша в кастрюле подгорела.
Ладанка одиннадцатая. Домовушка
Каморка под лестницей каким-то чудом, одной стеной, соприкасалась с курительной комнатой примыкающего к зданию управления, пожарного депо. Каморку отдали во владения бойкой сметливой женщине – уборщице серьезного казенного заведения. А тут, через стену, мат на мате. То с пожара – заморенное и веселые, то с боевой учебы – смешливые и пропотевшие, не стеснялись в выражениях пожарные. Коллектив мужской, привычный. Слушала-слушала женщина байки да прибаутки ядреные, пока у нее охота слушать это безобразие не закончилась. В очередной похабный перекур она и говорит сквозь стену тонкую: «А ну, охальники, сейчас же перестаньте матюгами выражаться! А то я вас быстро того, культурному языку обучу!» Пожарные притихли: «Слышь, робя? Кто это там ругается?» «Это я там, Домовушка! А не будете меня слушать, летать вам всю ночь по пожарам как ведьме на помеле!».
И точно! Всю ночь до утра «курильщики» от сараюшек и чердаков полыхнувших прикуривали. Смену дежурства на большом категорийном пожаре производили. В курилку весь караул набился, обсушиться. «Уф, – выдыхая мирный табачный дым, подытожил многозначительное затянувшееся молчание старый пепельнобровый «тушила», – вы как хотите, а я в потустороннюю силу верю! Есть там что-то такое, что нам спокойно жить и служить не дает, есть! Вы уж, братцы, поосторожней с матерщиной. Не поминайте чего всуе… А то, не ровен час, из дому вызовут архангелы. С них станется…»
За стеной, в полутемной, занавешенной мокрыми тряпками и заставленной ведрами каморке, глаза «домовушки» светились хитрым озорным огнем.
Ладанка двенадцатая. Черт в унитазе
Перед пенсией устроился я в пожарную часть при оборонном заводе. Тихо. Спокойно. Вызовов немного. Все больше учебные. Потому что техника безопасности на высоте. Люди обучены, работой своей дорожат. Да и своя внутренняя охрана не дремлет. Часть – боксы и две автоцистерны – располагалась за территорией предприятия и примыкала к зданию электрической подстанции. Неподалеку протекал ручей, вращавший турбину маленького энергетического объекта. Автономное электроснабжение никому еще не мешало. Дежурили сутки через трое. И постоянно с одной и той же дежурной по подстанции – Алевтиной. Немолодая, смешливая бабенка нет-нет да и заглянет к нам на огонек. Дверь в смежное помещение всегда открыта. Расскажет что смешное, последними новостями поделится.
Заступил я на сутки. Все как обычно. Развод караула. Приемка техники. Учебные занятия. Только день выходной был. Потому я как начальник караула один на воеводстве. После ужина кто у телевизора, кто в комнате отдыха в шахматы играет. Вдруг грохот на всю караулку. Как будто в стену снаряд попал. Все на ноги вскочили. Поди знай, что там громыхнуло – завод рядом оборонный. Чу! – волна шумовая по коридору покатилась – в комнату отдыха влетает. Алевтина. Да не в себе. Дрожит, ртом воздух хватает. Это она, оказывается, так дверью хлопнула, что стены закачались. Выскочила из подстанции, будто за ней черт гонится. Посадили на стул, водички налили. «Что случилось-то?» – спрашиваем.
«Там… Там, – выдохнула Алевтина, – крыса в туалете!» «Фу, ты баба, – успокоился я, – напугала! Говори толком!» «Я и говорю, – заторопилась Алевтина, – пошла в туалет. Лампочка там перегорела. Да дело привычное. Только присесть успела. А она меня как усами защекочет! И дышит, дышит. Боже святый! Я сразу к вам кинулась. Помогите, ребята! Я туда идти боюсь!» «А тебе чем помочь-то надо? Лампочку вкрутить али крысу выгнать? А ежели ты в туалет хочешь – у нас не занято…» «Да я, Иваныч, как с крысой поцеловалась – обо всем думать забыла! Ой, чуть жива… Помогите, милые!»
Пошли мы вдвоем с дневальным по гаражу на подстанцию. С фонарями наизготовку. Зашли в темнеющий санузел. А вот и унитаз. Посветили вовнутрь… Эхма! Да там не крыса вовсе, а черт! Истинный черт! Усатый. Мордастый. Черный. Глаза круглые выпучил и пузыри пускает. Мы от неожиданности в коридор отпрянули. Переглянулись. Глазам своим не поверили. Осторожно, уже в два фонарных луча, голову страшную осветили. Ба! Да это ж выдра! Водятся в берегах лесного озера неподалеку сии создания Божии. А эта, видать, по ручью, из озера вытекающего пошла. Да трубу канализационную, что в аккурат из этого унитаза под берег выведена – с норой перепутала. Эх, бедная! Застряла в очке намертво. Ни туда, ни сюда протиснуться не может.
Собрал тогда я свой караул. Объяснил обстановку. Бойцы решение мое поддержали. Ломиками и молотками унитаз разбомбили. Проход выдре освободили. Но та от страха и звона разбитого на куски унитаза сознания лишилась. Завернули мы животное в пожарную боевку и к ручью понесли. Там водичкой плеснули, рукавицами растормошили. Очухалась выдра! В воду прыгнула, хвостом вильнула. Помахали мы ей вслед и пошли – Алевтину успокаивать, что «черта» ее на волю выпустили. Никогда еще с такого ракурса, смеялась неунывающая Алевтина, ей ни с кем знакомство заводить не приходилось. И будь этот «черт» хоть немножечко мужчиной, то навряд ли бы удумал обратно в ручей нырять.
На следующий день после моего обстоятельного доклада аводское начальство распорядилось трубу злополучную решеткой загородить. Унитаз за счет предприятия восстановить. И лампочками подстанцию обеспечить. Чтобы нечисть всякая трубу важного энергетического объекта с норой не путала.
Ладанка тринадцатая. Танк
Был у нас в воинской пожарной части случай один. Презабавный. Если на него по прошествии лет через списанный дальномер посмотреть. И то с опаской.
В ту раннюю осень ждали мы высокое начальство: генерала, начальника пожарной охраны округа со свитой! Вверили нам отцы-командиры лопаты, кисти, ведра. Стало быть, копать и красить. А кто без инструменту остался, на деревья загнали…листву трясти. Чтоб под ноги их высокоблагородиев не облетала.
Ну вроде все намарафетили. А изюминки нет. Не хватает последнего обалденного штриха. И тут зампотех про танк пожарный вспомнил. Стоит та громадина в боксе с незапамятных времен. Бойцы к этой страхолюдине подойти боятся. Морда – плугом, как забрало немецкого рыцаря. Гусеницы полы бетонные притомили. Простаивает матчасть без дела, без пользы. Командир – в позу. Как так водителя нет! Чтоб к вечеру танк на плацу был, над всей прочей пожарной техникой выгодно возвышался. Сказано – сделано. Нашли в соседней мотострелковой части комбайнера. Объяснили ему в русских выражениях важность грядущего момента и в люк затолкали. Потянул боец рычаг один, второй, третий… Завелся танк! Зачихал, зафыркал. Да вместо прямого хода – взад подался. Хотел боец рычаги заклинившие на место вернуть, да только пятки поотшибал. Первой пала кирпичная перегородка. Затем сыграл в «гармошку» новенький командирский «Уазик»… Через 500 метров, пропахав бетонные и растительные ограждения, бороздя за собой мосты двух ярких энзешных «КрАЗов», танк торкнулся в цветущий ромашковый бугор и затих.
Разбор полетов проводить не стали. Времени не было. За ночь поставили стены, положили асфальт, отрихтовали «КрАЗы». Всем имеющимся в распоряжении командира дизельным и гужевым транспортом втянули танк на дрожащий бугор. Позвали художника клубного. К утру на броне непобедимой боевой машины сияла гордая лаконичная надпись: «На Берлин!»
Ладанка четырнадцатая. Карлсон на крыше
В бытность пребывания пожарки под крылом МВД, бывали в нашей пожарной инспекции казусы разные. Например, милицейские рейды. Раз в неделю по линии МВД пожарных офицеров к патрульно-постовой службе пристегивали. Улицы патрулировать. Все как положено: рации, дубинки, квартирные разборки… Когда бы только вечером. А то ведь милиции нашей только давай – везде посты устроит. Таким образом я среди бела дня на крыше девятиэтажного дома по Октябрьскому проспекту очутился. В этом районе квартирный вор объявился, через форточки в помещения жилые проникал. Вот и решено было на крыши высотных домов сотрудников поставить. О подозрительных звуках или личностях по рации сигнализировать.
Карлсон на крыше – мир на земле. Распределял офицеров по домам местный участковый: «Без толку на связь не выходите. Я сам вас вызову. Сидите, курите да вниз поглядывайте». На меня глазами зыркнул: «Капитан, а ты почему в форме? Сказано же было в гражданке приходить!». «Да я же на дежурстве, по пожарам, пожарный инспектор я. В случае чего машину пришлют…». «В случае чего, – прервал мое объяснение участковый, – на крышу начальник твой заступит, дом от воров охранять. А ты даже по малой нужде с наблюдательного пункта без моего разрешения сойти не моги. Гляди у меня! Дом этот особый. У меня там на 9-м этаже теща живет. Чтоб не протекло!». Сказал и в свой участковый пункт потопал. С жалобами разбираться.
На крыше ветрено, холодно. Хорошо хоть дождя нет. Хожу, о провода антенные спотыкаюсь. Как бы самому на радость расхитителям личной собственности вниз не навернуться. Хмурое августовское небо на город тучей сизой навалилось. Форточки не звякают. Карлсоны не летают… Вдруг сигнал по рации. Участковый на связь вышел: «Спускайся вниз, – говорит, – дело есть. Да не дрейфь. Ничего с твоей девятиэтажкой за полчаса не сделается. Обстановку сменишь. Разомнешься».
Пошли мы с лейтенантом по заявлению одной бабуси в соседнюю пятиэтажку. Серебро у нее фамильное украли. И упорно на медиков «скорой помощи» в кляузах своих указывает. Мол, некому больше. А на затылке у нее во время введения внутримышечных инъекций глаз нету. «Надоела эта бабка, – сетует милиционер, – который раз ее заявления отрабатываю. Хрусталь, серебро… Больная на голову старуха! Сам увидишь…»
Пришли. Оторванный звонок. Дверь обита обшарпанным дерматином. Вместо замка – дырка. Обстановка в квартире знакомая: шкаф, стол и полосатый матрас поверх старинной железной кровати. Всемирная история: позднее Среднехрущевье. На табуретке возле заваленного бесплатной рекламой и квартирными счетами стола сидит тихая старушка. Внимательно сквозь толстые роговые очки на нас смотрит. Через пять минут после вежливого вопроса лейтенанта и бессвязного ответа то и дело поджимающей губы бабуси украденное «серебро» – гнутые алюминиевые ложки и вилки – нашлось под матрасом.
«Гражданка, – пошел в атаку участковый, – ну сколько можно серьезных людей от дела отвлекать. Ложки и кружки перепрятывать. Ведь сами их сюда положили!». «Ой, не помню, милай, – заканючила бабушка. – Народу ходит тут тыща, все тащат…». В квартиру нетерпеливо постучали. Лейтенант, предварительно расстегнув кобуру, скользнул к двери: «Кто там?» За дверью ответили: «Скорая»! В комнату вошли нервный доктор и настороженная медсестра. Оглядев всех присутствующих, доктор остановил свой колющий как шприцевая игла взгляд на старушке: «Ну что у вас опять, Спиридонова? Мне по смене передали – утром к вам уже «неотложка» приезжала». «Ой, голова, ой, спина болит, милай. Наверняка давление… Мне бы какую таблетку али укольчик прописать. Помоги, касатик!». Осмотрев бабушку, доктор стал торопливо перебирать медикаменты в своем чемоданчике: «Это не больная, это наказание какое-то, – обращаясь к милиционеру, проворчал эскулап. – На прошлой неделе два раза по этому адресу ездили. Ничего не нашли…». «А чего искали? Не серебро ли?» – хохмил участковый. «Кабы серебро, – продолжал насупленный медик, – температура нормальная, давление как у девочки… С полгода бригады «скорой», как на работу, сюда по вызову приезжают. Ничего не понимаю…». «А может скучно старушке, вот она и вызывает всех по очереди. Скоро и до пожарных доберется», – подмигнул мне развеселившийся лейтенант. «Вот, на всякий пожарный мы ей витаминчик и вколем, – подытожил сказанное доктор, вытягивая на тусклый ламповый свет брызжущий витаминами здоровенный шприц. – А ну, Спиридонова, поворачивайся. Лечиться будем…».
Мы с участковым культурно отвернулись. Через несколько долгих, томительных секунд гулкую комнатную тишину разрядил подозрительный сдавленный всхлип. Памятуя о фамильном серебре, мы моментально среагировали на звук. Рыдал, вернее, еле сдерживал смех, забив рот белым накрахмаленным колпаком, врач «скорой помощи». Вертела головой ничего не понимающая бабуся… А пониже спины, под спущенными панталонами, во всю полосу ослепительно белой кожи красовалась старательно выведенная зеленкой надпись: Бабка врет!
«А ты чего лыбишься, дежурный инспектор? – окатил меня невозмутимо-водянистым взглядом участковый, когда мы вышли из бабкиного подъезда. – Тебе еще до восьми вечера на крыше сидеть, пока люди домой с работы не придут. Пожары ночью расследовать будешь. А сейчас за домом следи, Карлсон, чтобы какой Малыш в форточку не залез…».
Ладанка пятнадцатая. Космонавт
«Ух, ты, космонавт!» – видение в скафандре не походило ни на кого из загулявших у Бычкова друзей. Слабо сопротивляясь, Николай Николаевич позволил стащить себя за ноги с тлеющего тюфяка. Тук-тук, обивала пороги квартиры кудлатая задымленная голова… Глоток свежего ночного ветра опустил Николая на грязную лестничную площадку. Пожарные деловито и буднично скатывали мокрые рукава. В разбитую подъездную раму заглядывала луна. Шумели соседи. «Алкаш! Пьяница! Ишь чё удумал, водку лакать! Вот Зинка с дачи приедет, она те покажет!». Дзинь-дон, звенели в тяжелой бычковской башке далекие позывные. Поташнивало. «Прокурил, профукал квартиру!» Дзинь!..
Захлопнулись двери. Не смея пройти по залитому серому коридору на разоренную семейную половину, Николай толкнулся вправо. В тещиной комнате было сухо. На фарфоровых кошечках, слониках, полочках и шкатулочках лежала драгоценная недельная пыль. Белела кровать. Подушки. Невесомость тещиных пружин передавалась телу… Кружились планеты. Мерцали звезды. Чумазые, улыбчивые астронавты встречали Николая Николаевича как родного. Все глубже и глубже затягивала Николая то ли загадочная черная дыра, то ли геенна огненная…
Ладанка шестнадцатая. Аркаша, Жека и Сергей
Серега, Аркадий, Женя и я – друзья не разлей вода. Вместе в одном карауле дежурим, в соревнованиях за честь подразделения участвуем, в КВНе на День пожарной охраны играем. Вместе и на природу выезжаем. От города отдохнуть, от сирен пожарных. Вот и на этот раз в поисках сказочной тишины мы далеко в лес заехали, на речку Шую. Порыбачить. Ехали на двух машинах. С каждым километром все дальше и дальше от цивилизации забирались. Глядь, речка за деревьями блеснула. Порожистая да быстрая в этой широкой загубине она будто бег замедляет, чтобы солнце июльское с головой в завороты медленные окунуть. Берег пологий, чепурыжником не заросший – купаться можно, палатку поставить, костер развести. На другом берегу – пасторальная идиллия – стожки совхозные на широкой поляне кольями подпертые. Будто старушки согбенные в желтых платочках и с палочками на взгорок вышли – на людей пришлых поглазеть. А тишина такая – хоть ложкой ешь! Но ложки нам по другому случаю пригодились, когда мы уху из свежевыловленных окушков спробовали. Под ушицу и бутылочку распечатали. Я – ни-ни. Мне – домой вечером надо было возвращаться, за руль садиться. А ребята усугубили. На плащ-палатках у костра разлеглись, стали разговоры разговаривать. Да все о любимой работе.
Сергей за кострового. Он начальник караула. Года три как из пожарного училища в смену нашу пришел. Без гонора. Спокойный. Справедливый. С пожарными общий язык нашел сразу. А со мной и ребятами по-настоящему сдружился. «Да, – счастливо вздохнул Сергей, – хорошо, что мы на речку выбрались. В пожарке, если аврал – от дыма и копоти даже в сауне не отмоешься. Опять же город – шум, пыль. А здесь – тишина. Лес. Река. И мы, робя, вместе – и порыбачим, и выспимся в палатке, на свежем воздухе! На два дня от города и тревог караульных оторвемся…».
«Верно говоришь, вместе завсегда веселее. Я, – начал свою историю Аркаша, – когда не в свой караул попадаю, вечно в категорийный пожар вляпаюсь. Вот этой зимой из квартиры на девятом этаже угорельца вынес. Лифт не работает. Пришлось мне мужика на своих закорках эвакуировать. Пока я этого бугая тяжеленного по лестнице пер – он еще сопротивлялся. А как на площадке первого этажа растянулся – никаких признаков жизни. Ни на что не реагирует. Я ухайдаканный, запыхавшийся, мокрый – трясу бедолагу что есть силы, к стене прислонил – может, откашляется – ноль эмоций! Сердце не прослушивается. Тут я вконец осерчал – их спасаешь, а они все окочуриться норовят! – и как врежу мужику с досады кулаком в грудину, аж хрустнуло там что-то. Да не хрустнуло, а булькнуло! У бугая рот вместе с глазами открылся: задышал милый! Заквохтал, зашелся в кашле. Это я ему одним ударом сердце завел, как бабушкин будильник на этажерке. А ведь мог и оконфузить меня перед другим караулом: чего, мол, пострадавшего с места происшествия упер? А чем ты с ним на площадке занимался? Тьфу, срамота… Уж лучше со своими и в огонь, и в воду…»
После упоминания о воде все купаться пошли. Скоро солнце сядет, а вода в Шуе и летом холодная… У костра, отогревшись, разлив по пластмассовым стаканчикам благословенную жидкость, начатую Аркадием пожарную тему подхватил Жека – командир первого отделения Серегиного караула: «Да, Аркаша, твоя правда. Друзья на пожаре – первое дело. Особенно, когда на первом ходу первый на пожар приезжаешь. Первый ствол пожарной помощи за собой в подъезд тащишь… Мне вот тоже время своего командирства, когда я тебя, Серый, во время отпуска замещал, пришлось одно загорание на девятом этаже высотного дома ликвидировать. Под вечер выходного дня в квартире от оставленного без присмотра обогревателя затлел поролоновый диван. Дома – никого. Мы замок аккуратно от дверной коробки отжали. Поролоновые подушки в окно выбросили. Даже воды лить не стали. Только помещение проветрили. Хорошо сработали, качественно. Правда, комната от дыма прокоптилась основательно, без ремонта не обойтись. Да были бы стены… Спустился я к машинам и вижу – начальник управления к дому подъехал с проверяющим из Северо-Западного регионального центра МЧС. Видно, работу подчиненных на настоящем пожаре показать захотел. Я, как положено, подошел, представился, доложил обстановку. А оно, командование, решило самолично на квартиру спасенную взглянуть, благо лифт по случаю незначительности загорания отключать не стали. Поднялся я с высоким начальством на девятый этаж, толкаю дверь в погоревшую квартиру, а она закрыта! Хозяева, что ли, вернулись? Звоню, стучу. За дверью шорох. Женщина какая-то спрашивает: «Кто там?» Да пожарные мы, говорю, вот только что диван ваш в окно выбрасывали. Женщина оторопела, дверь нараспашку открыла: «Какой диван? У меня все на месте и кресло, и диван» Прошли мы в комнату, кухню, на балкон заглянули. Чистота. Порядок. Ни намека на загорание. Вышли на лестничную площадку. Начальник управления на меня как зыркнет, как зубами заскрипит: «Ты что, командир отделения, шутки со мной шутишь? Что ты здесь все это время героически тушил? Или ты начальнику управления дым в глаза пускаешь?!»
Никак нет, спасовал я, не пускаю. Сам ничего не пойму! Спустились мы вниз, а там бойцы мои ушлые все командованию разъяснили: не с того ракурса мы на подвиги дежурного караула любоваться собрались. Пожар был в другом, соседнем, абсолютно одинаковом подъезде. Но у начальника с проверяющим уже не то настроение было, без особого любопытства они на квартиру закопченную взглянули и, ни слова не говоря, уехали на оперативное совещание по поводу завершения проверки подразделений управления Региональным центром. Первыми мы в тот год не были. Другие управления Северо-Запада пооперативней нашего оказались. Они, поди, подъезды в домах не путают. Больше начальник Главка проверяющих с собой на вызовы не брал. Да и то верно, присутствие начальника на пожаре – не факт его успешной ликвидации. Другое дело, когда друзья надежные за спиной. Ну, накатим, что ли, ребята, – за любовь, за дружбу и противопожарную службу!»
Посидели еще с часок. Рыбку половили. А тут и я домой засобирался. Жене обещал допоздна не задерживаться. Ребята уже в палатку травы мягкой натащили. Вот выспятся так выспятся! Заслужили…
Через три дня на дежурстве я спросил Серегу, как они на реке отдохнули. «Как отдохнули, как отдохнули… – насупился начальник караула. – Всю ночь на пожаре воевали! Проснулись в палатке от шума и зарева непонятного. Для комаров даже средь сказочной лесной тишины слишком громко. Для луны слишком ярко. Всполохи на брезент палаточный ложатся и трещат как сало на сковородке. Выползли наружу, смотрим, а на соседнем берегу стожки пылают! Две автоцистерны из поселка Мелиоративный сено тушат. Какой тут отдых! Мы через реку переплыли – жердями скирды от огня оттаскивали. Да что толку. То тут, то там на поляне огонь пробивался. До утра стихийное горение контролировали. Увошкались как черти! И только дома отмылись и отоспались по-человечески…»
Ребята в части о происшествии на реке особенно не распространялись. Ни к чему. Вечером я Аркашу, Жеку и Серегу наконец-то одних застал – в комнате отдыха молча в домино стучали. Следующую партию мы уже на четверых раскатали. Завалив «козла», Жека нарушил затянувшееся молчание: «А все-таки в карауле хорошо! Тепло. Светло. Ежели пожар – любой городской квартал как на ладони. Обстановка знакомая. Без сена и комаров. И копейка, какая ни есть, капает». «Да-а-а, – протянул Аркадий, – это тебе не шуйские стожки в одних плавках тушить… Тишины захотелось… Покой. Рыбалка. Красоты. А на деле – картина Рожкина «Шишь»!» «Да будет вам старое поминать, – подытожил сказанное Сергей, размешивая костяшки домино. – На следующие выходные на Онего поедем. Там воды больше. И рыба крупнее…»
Друзья-огнеборцы… Позади смена караулов, боевые занятия… В часы чуткого вечернего отдыха в караулке стучит домино, шумно и весело от дружеских шуток, метких колких словечек бывалых «тушил»… Нет в светлой комнате отдыха ощущения тягостной усталости и кичливой спеси, что отличает иных поборников правопорядка. Пьют чай – садись, пей чай. Ставят «рыбу» – забирайся под стол. С наскока не возьмешь спортивного забора – элемента пожарной эстафеты – даже будучи доминошным «козлом»… Единение, ощущение значимости своих сил и поступков приходит в битве с настоящим неуправляемым огнем, когда от твоей решимости, быстроты и смелости зависят судьбы людей, товарищей, шагнувших в неведомое через порог задымленного подвала или пылающего чердака…
Ополоснувшись, после жаркого боя, у вскрытых гидрантов, сбив пламя и выпустив дым, ребята шутят: «Кончай перекур!»… Впереди новые бессонные сутки. Зачеты на мужество. Крещение огнем… Сердце занимается светом, когда в караулке к тебе, равному, принятому в брандмейстерское братство после совместных выездов и огненных ночей, обращаются ясные, знакомые лица, лица пожарных. Что нам огонь, вода и медные трубы, если мы вместе…
Ладанка семнадцатая. Фамильные истории
Разные у людей фамилии бывают. Разные из-за этого случаи занимательные происходят. И люди-то, кого судьба фамилией такой необычной наградила, хорошие да отзывчивые. А вся их родословная окружающих в удивление приводит. Вот и в пожарке нашей такие кадры имеются, не князья, не «рюриковичи» с «багратионами», а фамильными историями знамениты не меньше оных.
Один полковник, бывший руководитель городского штаба Гражданской обороны, волей судьбы оказавшийся на высокой эмчеэсовской должности, любил отбившимся от рук за время пребывания в МВД пожарным приказания по телефону отдавать. Найди того-то, сделай это. Раскатистым командирским голосом добивался четкого понимания и выполнения поставленной задачи. По причине высокого положения и преобладания в начальствующем лексиконе «ридной мовы» говорил начальник по телефону быстро, грозно, непонятно, съедая слова и меняя ударения. И так же быстро выходил из себя, когда что-то было не по нему и подчиненный на другом конце провода говорил больше шести слов: «есть», «так точно», «разрешите выполнять» и «ура».
Как-то позвонил полковник на Центральный пункт пожарной связи областного города. Все вопросы раньше через оперативного дежурного по гарнизону решал, а тут – напрямую решил диспетчеру задачу поставить. Выслушав вежливое сообщение девушки: «Служба спасения «01» слушает», начальник вывалил на ленту записывающего устройства все свои малоросские соображения по известному только ему вопросу и с последними назидательными и гневными словами «…незамедлительно вдолбить решение ихнего ума», выдохнул: «Вам все уяснино?». На что диспетчер не из робкого десятка ответила: «Товарищ полковник, не могли бы вы все сначала повторить, я и половины не разобрала». «Что?!! – начальник мгновенно вышел из себя. – Да я вас! Как твоя фамилия? Почему за мной не записывала?! Это приказ! Я с тобой розберуся! Как фамилия спрашиваю?» «Глухая». Такой вот фамилией девушку муж наградил. А начальнику и невдомек: «Говорю громче! Какая у тебя фамилия?!» «Да Глухая я, Глухая!» «Что у вас там творится?! – опешил разъяренный полковник. – Глухих в диспетчеры набирают! Давай старшого смены, я ей все объясню! Наберут фетюлек – не видят, не слышат… Давай старшого!»… Насилу полковнику казус фамильный разъяснили. А приказание его пришлось с магнитного носителя переписывать – всей сменой, в четыре руки.
Вот из-за такой же неразберихи с фамилией в Н-ском отряде пожарной охраны случай произошел любопытный. Приехал в карельский район проверяющий из Москвы. Тревогу в карауле сыграл, на учениях поприсутствовал, сидит – документы проверяет. Вдруг – сигнал. Пожар в жилом доме ближайшего лесного поселка. Два отделения пожарной части с места сорвались. Проверяющий тоже в «уазик» вскарабкался, сидит, пыхтит, начальника части поторапливает. А карел не спеша вокруг машины прохаживается да на часы поглядывает. «Чего не едем! – не унимался московский подполковник. – Динамику прозеваем!». «Да сейчас, – ответствовал начальник части, – Натариуса дождемся. Вместе и поедем…» Проверяющий от такой неслыханной провинциальной неспешности и бестолковости побагровел весь, из «уазика» выскочил как ошпаренный: «Вы еще районного прокурора на пожар возьмите! Вместе вокруг пепелища хороводы водить будем! Там люди в беде! А вы о нотариусе с его завещанием думаете!». Но тут пожарный инспектор капитан Игорь Натариус прибежал, запыхавшийся, с видавшей виды подпаленной дежурной папкой, и недоразумение прояснилось. Род Натариусов – с Украины. Туда он вскоре и уехал. А история о фамильном казусе осталась. Старые пожарные до сих пор в усы пепельные посмеиваются, когда на великий профессиональный праздник – День пожарной охраны – случай этот вспоминают. Так за разговором фамилии и люди, за ними стоящие, – знаменитыми становятся.
Ладанка восемнадцатая. Рукописи не горят
В очередной милицейский рейд поставили меня на пост ГАИ в пригороде Петрозаводска, вместе с милиционерами машины досматривать, пожарный надзор на дороге осуществлять. Огнетушители, аптечки проверять. Вручать памятки. Вдруг сирены завыли. Пожарка спешит куда-то. Две АЦешки пролетело. А «буханка» оперативного штаба тормознула. Выскакивает из нее оперативный дежурный Василий Михальченко и сразу ко мне: «Ты что тут на дороге прохлаждаешься? В Вилге телятник горит! Поехали живо!». Гаишники добро дали – со стихией не поспоришь. На пожаре поставили меня со стволом на защиту тыльной стороны телятника. Жарко. Ветер в мою сторону дует. Пламенные языки из щелей, из-под дощатой кровли вылезти норовят. А я их напором!
Отстояли строение. Телят вывели. А в моем исповедальном дневнике новая ладанка записалась. И таких записей скопилось у меня немало. Я их щедро в инструктажах и беседах с населением использовал. Я даже специальный лекционный альбом оформил, все собранное по файлам разложил, фотографиями с пожаров дополнил. Надо про сауны рассказать, жилье или коровники – пожалуйста! Нарушения правил пожарной безопасности – на любой вкус! Причины пожаров – в ассортименте!
На одном из выступлений в педагогическом училище моей ценной папкой студент заинтересовался. Дипломная работа у него как раз по этой теме: «Безопасность личности в современном мире». Попросил он мои материалы на три дня, полистать, кое-что переписать и ксерокопировать… На второй день во время дежурства по пожарам вызывают меня на загорание комнаты в студенческом общежитии на улице Повенецкой. Приезжаю. В комнате на четвертом этаже замкнул телевизор. Все яснее ясного. Приглашаю очевидцев в кабинет коменданта. И заходит главный потерпевший – мой знакомый студент. «Что ж ты, – говорю, – братец, диссертации по ОБЖ пишешь, а сам телевизор без присмотра оставляешь? Э-хе-хе… Ну, с причиной тут все ясно. А какой, мил человек, ты этой безответственностью себе и государству материальный ущерб причинил? А?» Парень сидит, очи потупил. Наконец взглянул на меня виновато: «Мне, товарищ инспектор, телевизора старого не жалко. И ремонт в комнате своими силами сделаю. Не вопрос. Мне перед вами оправдаться нечем…» Я спрашиваю: «В чем, собственно, дело?». «Да на телевизоре, – отвечает будущий ученый-обществовед, – ваша папка с лекциями лежала…»
Вот так в одночасье я записей и бесед своих сокровенных лишился. Но на то человеку и память дана, чтобы по крупицам пережитое восстанавливать. Да и ладанки мои давно уже свое место в домашнем компьютере нашли, не одну годовую папку образовали. Эти истории невыдуманные, которыми я с вами, на всякий пожарный, решил поделиться, известную истину подтверждают, что рукописи не горят, если в души да дела человеческие слово верное проникает.
Об авторе. Мошников Олег Эдуардович родился 1 ноября 1964 года в Петрозаводске. В 1988 году окончил Свердловское высшее военное политическое танко-артиллерийское училище. Служил заместителем командира военно-строительной роты. После сокращения военно-строительного отряда служил на различных офицерских должностях в Пожарной охране Республики Карелия. В 1996 году окончил Ивановское пожарно-техническое училище. Подполковник внутренней службы в отставке. Ныне продолжает работать в одном из подразделений Главного управления МЧС России по Республике Карелия. Автор трех книг стихов и книги прозы. Член Союза писателей России.
