Предложение посетить монастырь застало меня в момент душевного раздрая, смятения чувств и откровенного уныния, когда впереди, казалось, не светило уже вообще ничего.
К монастырю каждый приходит своими путями. Впрочем, не каждый и приходит. Но тот, кто однажды попадает туда, наверняка может рассказать собственную историю, связанную с неким моментом, когда вопрос стоял именно так: или в монастырь, или… В общем, предложение посетить монастырь застало меня именно в такой момент душевного раздрая, смятения чувств и откровенного уныния, когда впереди, казалось, не светило уже вообще ничего.
А было так, что в это самое время далеко в Москве одноклассник мой Артур Парфенчиков, пребывающий ныне на посту директора Федеральной службы судебных приставов, открыл сборник моих стихов (далеко не божественных по форме и содержанию) и услышал некий внутренний голос, который подсказал ему пригласить меня в Феодоровский женский монастырь, который как раз опекает служба судебных приставов. И тогда решил генерал Парфенчиков, что это глас моего ангела-хранителя, и послушался его и позвонил мне. Кому-то может показаться, что я ерничаю сейчас. Ничего подобного – я действительно купила билет до Москвы, а там шофер Артура Олеговича доставил меня с вокзала прямиком в Переяславль-Залесский на попечение игуменьи Феодоровского женского монастыря матушки Варвары. И сейчас мне представляется так, будто действительно на крыльях перенесли меня в заповедный уголок православной веры, в котором жизнь течет по своим веками выверенным законам. И странной эта жизнь представляется разве что в первый день, а там дальше затягивает, и потом очень сложно возвращаться в мир.
История Феодоровского монастыря такова: 8 (21) июня 1304 года, в день памяти великомученика Феодора Стратилата, в окрестностях Переяславля произошло сражение с полками тверичей под предводительством боярина Акинфа. Переславцы хорошо подготовились к сражению. Тверичи потерпели поражение, а в честь победы переславцы на месте битвы основали монастырь во имя святого великомученика Феодора Стратилата, покровителя воинов. История монастыря насчитывала несколько веков, когда в 1923 году он был закрыт, и постройки его отдали под различные учреждения: турбазу, стройтрест, воинскую часть. В 1998 году Феодоровский монастырь был возвращен Русской Православной церкви в весьма плачевном состоянии. Однако с недавних пор Феодор Стратилат покровительствует не только воинам, но и судебным приставам: в свое время Артур Олегович обратился в Патриархию с просьбой о назначении приставам небесного покровителя. В Патриархии посоветовались и решили, что воевода Федор подходит приставам больше всех. Теперь Федеральная служба судебных приставов активно содействует восстановлению монастыря и оживлению его деятельности, поэтому и меня как одноклассницу Артура Парфенчикова приняли со столь великим почтением, что даже неудобно было. За что мне это? Воистину, «нам не дано предугадать, как наше слово отзовется…»
Монастырские насельники – люди добродушные и наивные. В миру наивность не приветствуется: наивных очень легко обмануть: они слишком доверчивы и склонны проявлять сочувствие к людям, которые играют на этом сочувствии… Житейский смык наставляет: будь хитрей! Что значит будь хитрей? Обманывай? Ищи хороших знакомств? Водись с нужными людьми?.. Вероятно, хитрые действительно преуспевают в мире, но хорошо ли нам живется в таком мире? И не лучше ли быть обманутым, чем сознательно кого-то обманывать? В монастыре, где царят открытые бесхитростные отношения, уныние бесследно испаряется само собой. Там в воздухе сквозит изначальная радость. Она – в белой дымке, которая по утрам парит над липовыми аллеями. К утренней службе, к восьми утра, идешь сквозь туман, и радость проистекает уже из того, что вот оно и началось, новое утро. На службе пребываешь как бы в безвременье, ведь так же молились люди и сто, и двести лет назад, так же невесомо скользили в храме монашки, так же горели свечи, и Дева Мария взирала на прихожан с материнским укором: «Эх, люди, люди…» Потом молитва в трапезной перед едой… На третий день, выйдя в город, я даже удивилась при виде закусочной на открытом воздухе: а разве можно есть, не помолившись? И даже в монастыре, когда в трапезной появилась компания судебных приставов – московских и нижегородских, приезжавших дабы определить фронт работ для реставрации иконостаса, возникло странное впечатление отчужденности, думалось: какие шумные люди, смеются невпопад, водку еще пьют… Хотя хорошие, наверно, ребята. Просто из другой жизни.
Переяславль-Залесский – место намоленное. До революции на пять тысяч населения приходилось сорок храмов и монастырей, так что всяческое мирское деяние непременно соизмерялось с промыслом Божиим, люди жили в двоемирии, памятуя, что красота земная – только отражение небесной… До городка не дошла война, поэтому и сейчас он устроен разумно, с отсылкой к модели града небесного. Сохранились старинные дома в исторической части внутри земляного вала, восстанавливаются монастыри и храмы, нет того ощущения разрухи, которое преследует меня в районах Карелии, да и на окраинах Петрозаводска. Наверное, прежде план любого города подчинялся небесному прообразу, поэтому и строились основательно, и города стояли долго, несмотря на войны и разграбления. Нынешний же неуют городской среды проистекает из того, что про небесной прообраз не то что никто не помнит – давно плевали городские власти и на обычные архитектурные каноны, лепят, как в голову взбредет…
Отец Сергий
Вообще, нынче и в Переяславле-Залесском службы народ посещает неохотно. Жаловался отец Сергий, мол, стараешься для прихожан, стараешься, а им и дела мало – разве что по праздникам человек пятнадцать на службу придет… Батюшка служит в деревенской церкви под Переясловом, недавно там случился пожар, теперь приходится восстанавливать. Ну а поскольку по первой профессии батюшка плотник, сам и трудится на восстановлении. Матушка Диана у него по профессии судебный пристав. А дом у них вообще очень интересный: стоило нам зайти в гости, как где-то наверху раздался крик столь душераздирающий, что сердце оборвалось. Оказывается, на недостроенном втором этаже обитает штук восемь попугаев, а такожде какие-то красноклювые птицы и морская свинка (последняя молчалива). Вдобавок там стихийно обустроили гнездо голуби, так что верхний «мир» отдан птицам, в срединном обитают хозяева, а в нижнем – под домом и на улице – живут три собаки и бессчетное количество кошек…
Еще у батюшки есть катер, на котором мы совершили вечернюю прогулку на середину Плещеева озера. Небо было в тучах, по озеру гуляли волны, на которых катерок наш раскачивало ритмично, а в отдалении на берегу виднелась подсвеченная череда храмов, и опять странное, фантастическое было впечатление – не то что безвременья, но и безместия, что ли. То есть непонятно было, где это мы и наяву ли все это… Когда-то очень давно мы с Артуром Парфенчиковым сидели за одной партой и разговоры вели далеко не душеспасительные, за это нас еще ругали учителя. А вот теперь сидели мы посереди Плещеева озера в компании батюшки с матушкой, и Парфенчиков рассуждал о необходимости покаяния, и ничего необычного в этом не было. Но мне как-то стало понятно, что тяжело ему на государственной службе, а более того – в Москве… Надеюсь, он не обидится на меня за то, что я вроде бы выдаю его помыслы.
Артур Парфенчиков и матушка Варвара
В Переяславле-Залесском множество небольших музеев: утюгов, денег, швейных машинок, радио, чайников… Я посетила Музей утюгов и осталась чрезвычайно довольна. Это небольшой домик, до отказу набитый утюгами всех времен и народов. Есть утюги на углях, на газе, утюги-чайники, даже дизайнерские утюги начала прошлого века. Основательные некогда у нас были домохозяйки: иным утюгом достаточно человеку ко лбу приложится – и привет. Хотя не для этой цели утюги изобретали, конечно. Но ведь хорошая идея – небольшие музейчики бытовых вещей. Такие и в Петрозаводске можно было бы устроить, об этом, кажется, даже рассуждали неоднократно, что, мол, существует множество частных коллекций, и никому никакого дела… Эх, слова эти про музейчики – да Богу бы в уши. Земное начальство их, понятно, не слышит.
А еще стихи пришли ко мне в Феодоровском монастыре, иные, чем прежде. А стихи – это особая благодать.
* * *
Как стая бабочек чудных, одетых в траур.
Монашки черные. Идут. Для них отрава —
Мои сомненья. Но сама иду за ними.
И против солнца пишет день над ними нимбы.
Их поступь легкая верна, и шаг их точен.
На протяжении пути до самых точек
Понятны повороты им, не страшны бесы.
Иду за ними. Но куда? Мне неизвестно.
Как стая бабочек чудных, летят монашки.
Светлы их души, ясен путь, черны рубашки.
Моя душа черна как смоль и беспробудна,
И мне за ними поспевать до боли трудно.
Тяжелым грузом за спиной мешок с грехами,
Но если только прорастут грехи стихами,
Тогда, наверно, налегке вслед черным сестрам
Пойду. И быстрым будет шаг по камням острым.
Фото автора
