О Пушкине и о том, что такое счастье

В семнадцать лет, уезжая из дома, я точно знала, что такое счастье. Может, во всем виновата лошадь Пржевальского, которая слишком оптимистично ржала с торца пятиэтажного дома возле петрозаводского вокзала, искушая сердца и оповещая: «Еще жизнь прекрасна тем, что можно путешествовать». В свете сегодняшнего дня ее поведение, наверное, расценили бы как скрытую рекламу какой-нибудь туристической фирмы.

… В прошлом году две уже взрослые девочки спросили меня:
– Что такое счастье?

– Счастье? – переспросила я и заметила, как дернул головой, отреагировав на мой голос, старый пес. В доме топилась печь, потрескивали дрова, за окном уже начинали рыжеть деревья, а в комнате подымались к потолку ряды книг, пахло теплом и немного дымом.

Можно ли говорить о счастье вообще, не учитывая своего дома, старого пса, двух большеглазых подружек, похожих на своих отцов, один из которых, экскурсовод-фанатик в очках, всю жизнь рассказывал о Пушкине?

Недавно в Пушкинских Горах выпустили поэтический сборник ныне действующих авторов «Литературное Пушкиногорье». Событие неоднозначное: считается чуть ли не неприличным заниматься в этих краях стихотворчеством. «После Пушкина писать стихи? Здесь, в пушкинских местах?» – нередкое и характерное мнение. Увы, не хочется называть этих людей обывателями. Подумалось вдруг: а что бы сказал он сам? Посмеялся бы над лепетом начинающих? Или…

«Друг другу чужды по судьбе – они родня по вдохновенью», – сказал Пушкин в послании к Языкову, имея в виду поэтов, творцов, всех «подсевших» на иглу словотворчества. Этими строчками он ответил за всех и всем. Родня по вдохновенью – значит, родственники, близкие…

Но как все это соотносится с разговором о счастье? А возможно ли счастье без поэзии и путешествий? Если нет и прав был Пржевальский, то тогда, наверное, не зря судьба привела меня именно в Пушкинский заповедник, где путешествия и поэзия так же неразделимы, как Пушкин, скачущий по полям на своем «вороном аргамаке».