Музей изобразительных искусств Карелии постепенно приближается к своему 50-летию. По-разному в это время складывались отношения между искусствоведами и художниками, но жить друг без друга они не могут и не должны. «Мастодонт» музея, как в шутку называет себя Серафима ПОЛЯКОВА, пришла сюда работать осенью 1959 года, за несколько дней до его открытия, и … осталась в нем навсегда, о чем никогда не пожалела. Наша беседа – об удивительных встречах и событиях, которые подарил ей музей.
– Серафима Константиновна, как начинался музей и ваша жизнь в нем?
– Я пришла сюда после окончания филологического факультета Петрозаводского университета. У нас был маленький, совсем не опытный, но очень дружный коллектив: всего три научных сотрудника, один главный хранитель и директор. Хвала и слава нашему тогдашнему директору Марии Васильевне Поповой, которая пришла на музейную работу из комсомола. За первые десять лет, не имея специального образования, но, обладая колоссальным энтузиазмом, она сделала для музея очень много. При ее непосредственном участии были скомплектованы основные коллекции древнерусского и русского искусства XVIII–XIX веков. Помню, ее трудно было застать на месте, потому что большую часть времени она проводила в командировках. В Москве и Ленинграде ходила по мастерским художников, по частным коллекционерам и отбирала картины, гравюры, скульптуру. Конечно, ей помогали советчики и помощники – сотрудники Русского музея и его тогдашний директор, ныне уже легендарный Василий Алексеевич Пушкарев. В комплектовании и сохранении икон активно помогали писатель Дмитрий Балашов, искусствоведы Савелий Ямщиков и Ангелина Смирнова, реставратор Николай Перцев и многие другие известные люди.
– А как складывались отношения с карельскими художниками?
– Безоблачно и творчески радостно! Крестным отцом музея был мастер офорта и обаятельный человек Зиновий Львович, лично много сделавший для того, чтобы в Петрозаводске открылся художественный музей. На фотографии, сделанной в день его открытия, он среди нас как член коллектива.
Творческий путь многих известных, а тогда молодых художников развивался параллельно с жизнью музея и не без его участия. Были и дружеские встречи за чашкой чая в Клубе интересных встреч – был такой в музее. Вспоминаю, как Суло Юнтунен, тогда член зонального выставкома, рассказывал о поездках по стране, а Алексей Авдышев читал свои стихи. Фолке Ниеминен, знаток и любитель книг, приносил редкие издания по искусству, просвещая не только нас.
Будучи председателем Союза художников, он с альбомами в руках ходил по кабинетам чиновников, просвещая их и отстаивая интересы своих коллег-художников. Именно тогда было положено начало авторским коллекциям, которыми отличается и гордится наш музей. Где еще в таком количестве можно увидеть произведения таких талантливых карельских художников, как Георгий Стронк, Екатерина Пехова, Суло Юнтунен, Лео Ланкинен, Фолке Ниеминен, Тамара Юфа, Михаил Юфа, Александр Харитонов, Александр Трифонов. Только в нашем музее! Ведь у нас хранятся не просто случайные вещи, но отражающие творческий путь авторов. Многие уже покинули этот мир, но, вы знаете, художники не умирают, остаются их полотна.
– Вам тоже приходилось ездить?
– Не только мне. Людмиле Васильевне Соловьевой посчастливилось побывать в мастерской известных ленинградских художников, в том числе у мастеров иллюстрации братьев Траугот. Помню, какой счастливой она вернулась оттуда, как горели восторгом ее глаза. Приняли прекрасно, к тому же она привезла настоящую драгоценность – несколько акварелей.
Часто музей благодаря своей хорошей репутации получал произведения в дар. Нам их охотно дарили или за гроши продавали. Помню, как в начале 60-х к нам благодаря Фолке Ниеминену попали прекрасные работы ленинградских живописцев, к которым в Ленинграде в то время еще только присматривались. Среди них Ярослав Крестовский, Борис Шаманов, Валерий Ватенин. Время показало, что это шедевры, например, одна из лучших работ Крестовского «Натюрморт с аквариумом». Теперь это уже бесспорная классика и жемчужина нашей коллекции.
Вспоминаю, как пришел в музей Лев Николаевич Колмовский, тогдашний министр культуры. Он был замечательным министром, всегда лично интересовался делами музея. Увидел картину Крестовского и возмутился: «Снять!» Она ему почему-то не приглянулась. Потом он еще раз пришел на нее посмотреть. Его смогли убедить в том, что это замечательная живопись, и тогда он сказал: «Простите меня. Я сразу не понял». Небольшой эпизод, но о многом говорит. По правде сказать, теперь много легенд сложили о том времени, но я не помню, чтобы на нас в то время уж как-то очень давили.
– А как же работы Екатерины Пеховой? Ее не понимали, и первая персональная выставка состоялась уже в солидном возрасте?
– Ее не принимали прежде всего коллеги. И связано это было скорее всего с ее характером. Она была человеком сложным, не для всех удобным, но при этом очень талантливым, а для меня бесценным. Она, как сказали бы теперь, в общей тусовке не участвовала. В 60-е годы, когда была еще молода и здорова, выезжала в Ленинград, очень любила балеты Кировского театра, особенно творчество ведущего солиста Валерия Панова. Написала не один его портрет, они сейчас в нашем музее.
Пехова с юности была заядлой театралкой, она же родом из Ленинграда! Она, по сути, создала историю в портретах нашего музыкально-драматического театра 70-х годов. Пехова интересна не только как личность, но и как уникальный художник. Обожала природу, животных, у нее был прекрасный талант анималиста: кошки на ее картинах имели каждая свой характер. Увы, творчество Пеховой не было по достоинству оценено при жизни. Мы долго дружили, мне ее очень не хватает, и не только, думаю, мне, а всему карельскому искусству. Обществу нужны такие люди. В мае будет открыта выставка, посвященная 80-летию со дня рождения Екатерины Пеховой. Конечно, было бы идеально, если бы появился альбом с ее произведениями, но где найти спонсоров?
У Тамары Юфа тоже нет альбома, а ведь она – звезда, хорошо известная не только в Карелии, но и в России.
– Какие выставки в музее за этот большой период вам запомнились?
– В 60-е годы экспонировалась выставка западноевропейского искусства из коллекции Эрмитажа. Прекрасно помню персональную выставку архитектора и замечательного иллюстратора «Дон-Кихота» и других книг Саввы Бродского, автора архитектурных проектов двух наших театров на площади Кирова. Может быть, вы помните, в 70-е годы большой успех имела выставка Святослава Рериха., тогда даже очередь стояла. Запомнилась выставка «Амаравелла», посвященная творчеству художников-космистов, из уникальной коллекции Юрия Лннника – ее с вдохновением делала моя коллега Людмила Соловьева. А еще с удовольствием вспоминаю выставку картин Ярослава Крестовского.
В 70-е мы провели цикл выставок, целью которых было изучение жанров портрета, пейзажа, натюрморта в карельском искусстве. Это была целая научная программа с каталогами, конференциями, в которых участвовали искусствоведы из Ленинграда.
– Как вы думаете, почему сейчас художники так редко обращаются к жанру портрета?
– Меня это тоже волнует. Скорее всего, так происходит потому, что нет интереса к человеку и его душе. Портрет – трудный жанр, требует профессионального мастерства. Учиться есть у кого в карельском искусстве. В 60–80-е годы у нас было два кита в жанре портрета – Фолке Ниеминен в живописи и Лео Ланкинен в пластике. Помимо мастерства они владели умением проникать в тайны души, что не каждому дано. Интересно, что в 2006 году Ниеминен впервые был представлен персонально на выставке «На грани сходства и различия». В свое время, когда он руководил Союзом художников, больше думал не о себе, а о делах Союза. В эту выставку, где были представлены и скульптурные портреты Лео Ланкинена, было вложено много души, но она почему-то не прозвучала, как бы того хотелось.
– Позвольте с вами не согласиться. Для многих та выставка стала откровением. Даже некоторые адепты актуального искусства, я это помню, выказывали радость от встречи с добротными, профессионально выполненными работами… Скажите, вы принимали участие в составлении коллекции картин на тему «Калевалы»? Вам лично чье видение «Калевалы» ближе?
– Это заслуга Марии Васильевны Поповой, она первой поставила перед сотрудниками такую задачу. Как известно, объять необъятное невозможно, поэтому и была выработана такая линия в комплектовании – Север, Карелия, «Калевала» в творчестве художников. «Калевалу» стоит сравнить с океаном, из которого черпать, черпать и не вычерпать. В каждый отрезок времени художники по-разному осмысливали это произведение. Все помнят иллюстрации Мюда Мечева, Георгия Стронка, образы, созданные Тамарой Юфа, но мне ближе иллюстрации Валентина Курдова. Это известный ленинградский художник-иллюстратор, в мастерской которого нам с Людмилой Соловьевой довелось побывать. Тогда Валентин Иванович подарил нам восемь авторских вариантов рисунков к книге «Калевалы» издания 1979 года и три карельских пейзажа. Он слышал местных сказителей, участвовал в 1949 году в праздновании столетия первого издания эпоса. Он не рисовал «портретов» калевальцев, но в его цикле иллюстраций, выполненных свинцовым карандашом, присутствует тайна древних рун. Кто знает, как выглядел Вяйнямейнен или Лемминкайнен? Какие у них были глаза или волосы? У Курдова эти образы так связаны с природой, что за все этим чувствуешь некую поэзию времени, эпохи.
– В свое время вы были автором передачи «История одной картины» на Карельском телевидении. Были ли у вас открытия при подготовке цикла?
– Немало в музее если не шедевров, то настоящих жемчужин искусства. Например, такими является женские портреты Вениамина Николаевича Попова и портрет Александра Андрианова. Оба – первые профессиональные художники у нас в Карелии, выпускники Академии художеств. Мне удалось пообщаться с семьей Андрианова, его женой и сыном, живших в Петрозаводске и которых уже нет в живых. Попов занимался в мастерской у самого Репина, Андрианов учился у Владимира Маковского.
С женским портретом Алексея Андрианова, что находится в экспозиции музея, связана любопытная история. Однажды, будучи в командировке в Ленинграде, мы с Фолке Ниеминеном зашли в комиссионный магазин, где продавали антиквариат. Там можно было купить и Шишкина, и Айвазовского, но стоило это, естественно, недешево. И вдруг увидели женский портрет, в углу холста которого была надпись: «А. Андрианов». Мы замерли от неожиданности, потому что после жизни художника работ сохранилось очень мало. Портрет был оценен всего лишь в пятьдесят рублей. Продавцам имя ни о чем не говорило, а для нас эта работа стала настоящей находкой! Одного не могу себе простить: на радостях забыли спросить, откуда поступил портрет.
– Встречи с какими людьми произвели на вас впечатление?
– Я уже не раз писала и говорила о встрече с ученицей Павла Филонова и другом Даниила Хармса Алисой Порет. Ей было уже за восемьдесят, но она сохранила и острый ум, и обаяние, и чувство юмора. Помню, меня встретила очаровательная маленькая блондинка. Потом оказалось, что она носила парик. Когда я была у нее в маленькой московской квартире впервые, сразу обратила внимание на работу «Вечно золотой Бах» в необычной раме. Справа стоял шкаф из карельской березы, а за ним настоящий тайник, где хранились картины хозяйки, в том числе портреты людей, с которыми она была дружна и о которых с юмором рассказывала. Я предложила ей продать «Баха» в музей. Но Алиса Ивановна решительно сказала: «Нет, я не могу жить без моего золотого Баха! Вот когда умру, тогда можете ее взять, но с условием, что раму сохраните». Дело в том, что ее она делала сама из старой липы. Так и случилось. И хотя до нас эту работу желал приобрести Русский музей, после смерти Алисы Ивановны портрет стал достоянием нашего музея.
Интересных встреч было немало, обо всех не расскажешь. Результат их – пополнение коллекций музея. Известный художник-космист Борис Смирнов-Русецкий после одной из своих поездок по следам Рериха в Сортавальском районе, зашел как-то к нам со своей женой Верой Леонидовной Яснопольской. Оказалось, она ученица Артура Фонвизина, замечательного московского акварелиста, имеет акварели из его знаменитого цикла «Цирк». Мы уговорили Веру Леонидовну расстаться с дорогими ее сердцу работами в пользу карельского музея. Кроме того она подарила музею свои прекрасные натюрморты с пионами и розами.
– Серафима Константиновна, что для вас значит музей?
– Музей – вся моя жизнь, моя любовь и мое богатство. Другого нет!
Фото автора
Лицей № 2 2008
