Каждый раз, когда судьба дарит неожиданно интересную встречу, благодарю Бога. Знакомство с Денисом Кузнецовым, заместителем директора Карельского государственного краеведческого музея, можно отнести именно к таким встречам. Настоящий профессионал своего дела, образованный и обаятельный человек.
Перед тем как пойти на встречу, заглянула на его страничку «В контакте» и поразилась, как разнообразны интересы Дениса. Среди них и горловое пение, и лабиринты, и культурный и бескультурный туризм, и много чего еще. Его деятельность включает не только проекты, исследования, экспозиции и эксперименты, но и преподавание. Одним словом, большая удача побеседовать с таким человеком.
– Как получилось, что мальчишка из Кандалакши стал этнографом, музейщиком?
– С детства я был увлечен историей. Помню, во втором классе с любопытством прочитал учебник по истории – с картинками! – для четвертого класса. Постарше зачитывался Александром Дюма, Валентином Пикулем, книгами из серии «Жизнь замечательных людей»… Муза истории с тех пор не покидает меня.
Я окончил Санкт-Петербургский университет культуры и искусств имени Н.К. Крупской, известный в студенческой среде как институт культуры и отдыха, или Крупа. Меня интересовали Дальний Восток, Япония, Китай – экзотика, одним словом. На первых курсах сделал несколько учебных работ в Музее антропологии и этнографии, больше известном как «Кунсткамера».
Примерно на «экваторе» учебы вдруг задумался о своих корнях. Родом я с берегов Белого моря. Когда погрузился в тему Поморья, то понял, что культура Русского Севера – это целый космос, который вполне сопоставим с такими явлениями, как японская или китайская культура. В итоге дипломную работу о проблемах экспонирования в музеях традиционной культуры на примере Поморья я защищал уже в Российском этнографическом музее.
– Кто повлиял на ваше становление?
– Прежде всего оказали влияние люди, с которыми я общался, и места, где жил: Кандалакша, Петрозаводск, Санкт-Петербург, Москва. Думаю, Петрозаводск соразмерный для человека город. Мегаполисы с их слишком быстрым темпом жизни, огромными расстояниями не для меня. Ценю возможность через двадцать-тридцать минут оказаться в лесу, на природе, за городом. И ее не заменят культурные и другие преимущества мегаполисов.
Петербург мне, как северному человеку, ближе по своему духу, чем Москва. Питер хорош как место эпизодического отдыха, а Петрозаводск – для жизни и работы. В столице я получил второе, поствузовское образование, прошел годовую интенсивную подготовку в Московской высшей школе социально-экономических наук при Академии народного хозяйства РФ. В программе удачно сочетались российская университетская традиция с лекциями и особой ролью преподавателей в учебном процессе и британская традиция, которая развивает способности к самостоятельному исследованию, умение выражать мысли с помощью письменных работ – эссе, в отличие от системы устных экзаменов. Это был уникальный опыт.
Благодарен тем, кто помог мне стать профессионалом. Это петербуржец Олег Лысенко из Российского этнографического музея, руководитель моей дипломной работы, москвичи Сергей Зуев и Николай Никишин, преподаватели Московской высшей школы социально-экономических наук. В Петрозаводске среди профессионалов я назвал бы Михаила Лопаткина, сейчас директора Соловецкого музея-заповедника. К нему по-разному относятся музейщики, но, видимо, каждый признает, что Лопаткин – грамотный проектировщик, менеджер, который умеет ставить и достигать цели.
– Вы учились на факультете менеджмента в сфере культуры, вы современны и мыслите проектно. И в то же время среди ваших интересов, например, скандинавские саги, древние поэтические произведения. Как в вас это все уживается?
– Все дело в нашем времени. Есть такое понятие, как фанки-бизнес, то есть бизнес в удовольствие или бизнес с увлечением. Этот термин придумали Кьелл Нордстрем и Йонас Риддерстрале, два лысых профессора из Стокгольма, об этом они пишут в бестселлере «Бизнес в стиле фанк. Капитал пляшет под дудку таланта». Креативность, по их мнению, главное условие успешности в бизнесе. Причем речь идет не только об отдельных людях, но и о командах, организациях, сообществах. Это тот капитал, на котором в ХХI веке основывается и развивается бизнес, да и многое другое. Сейчас все учреждения культуры, будь то музей или театр, работают на рынке досуга, свободного времени. А так как жизнь стремительно нарастает по темпу, времени у людей становится все меньше, культура виртуализируется. Для людей важно сделать свой выбор: сидеть ли им перед телевизором или пойти в кино, театр, в кафе или клуб, а может, заняться шопингом. В сфере досуга возникает жесткая конкуренция за потребителя. Если не ориентируешься в жизни, субкультурах, не имеешь интереса к этому, ты обречен, так как государственная поддержка культуры минимализируется и сходит на нет.
Музыканты, поэты, художники говорят о себе: «Мы творческие люди». Вряд ли кто-то имеет монополию на творчество. Наше время тем и отличается, что сейчас люди творческие. Все рисуют, пишут, фотографируют, поют. И попробуй привлечь, например, молодого человека, который существует в трех-четырех ипостасях одновременно: днем он студент гуманитарного или технического вуза, вечером катается на скейтборде, ночью работает в компьютерном клубе. И везде чувствует себя как рыба в воде. Знаю немало людей, чье культурное потребление в равной степени включает посещение концертов классической музыки, выставок современного искусства и ночных клубных мероприятий.
– Современный писатель Виктор Пелевин, который наряду с Хемингуэем, Коуплендом, Кастанедой стоит в ряду почитаемых вами авторов, в одном из своих интервью высказался так: «Для меня культура – это просто калейдоскоп. Какая в этом должна быть суть? Она бывает только в глазах смотрящего». А что вы думаете по этому поводу?
– Культура не есть ведомственное понятие. Когда мы говорим «традиционная культура», понимаем, что это целая вселенная, способ взаимодействия человека с окружающим миром. Для меня понимание культуры как некой отрасли нонсенс. Культура – это суп, в котором мы все варимся. Эту сферу можно классифицировать, но все же по большому счету это образ жизни человека, от которого все зависит.
Возьмем отношения разных поколений. Есть такие площадки в Петрозаводске, как, например, медиа-центр «Vыход», где удается встретиться деятелям современного искусства и талантливой молодежи, где у молодых есть возможность совершить некий прорыв, используя опыт мастеров. Мастера же благодаря диалогу могут взять у молодежи ее энергию, драйв, свежий взгляд, способность мыслить более гибко. Так происходит взаимопроникновение культур поколений. Знаю многих молодых людей и просто хватаюсь за голову: какие они умные, талантливые! Они не такие, как мы, интереснее нас!
– В сфере культуры используют самые совершенные информационные технологии, строят стратегические планы, разрабатывают модели. Это замечательно, но действительность при этом удручающая. Я недавно побывала в Шуе. Дом культуры представляет собой жалкое зрелище, сотрудник получает четыре тысячи рублей…
– Это сложный вопрос. Трудно представить, как это можно реформировать. Думаю, все зависит от местных сообществ. Можно сидеть на кухне и пить водку, как многие это делают у нас. Мы знаем, что в Великобритании проблему общения решают пабы, являющиеся частью местной культуры. Хотя, казалось бы, что там есть, кроме телевизора с футболом и пива. Но там живет дух community, общения, то, чего не хватает нашему разбитому на отдельные атомы обществу. В 2006 году на конференции «Музеи в северном измерении» была остро поставлена проблема: нужны ли местным сообществам музеи? И вопрос правомерен: если нет денег на поддержку жилого фонда, дорог и больниц, то нужен ли тогда музей и, главное, каким должен быть востребованный музей?
– Вы считаете, что не нужны музеи и дома культуры в селах и малых городах?
– Я так не считаю. Уверен, что все зависит от местного сообщества. Но у нас, к сожалению, еще с советских времен люди малоинициативны. Вернуть им это качество и энергию было бы здорово, тогда бы они решили, что им нужно: музей, Дом культуры, паб…
– Как вы относитесь к теории пассионарности Льва Гумилева? Может быть, пассионарность, которая проявляется в поведении как предприимчивость, готовность нести жертвы ради идеала, желание изменять мир, в частности, свой ландшафт, у нас равна нулю?
– В гуманитарной сфере невозможно достичь объективности, в ней всегда присутствует субъективность. На Западе гуманитарные науки близки к искусствам, в английском они называются arts, а точные науки – science. Чувствуете разницу? Для меня Лев Гумилев – персона в науке, master of arts: он интерпретировал факты достаточно убедительно и красиво. А что касается нашего будущего, это уже разговор не о людях, а о политике. Наши реформы настолько противоречивы! Любое развитие и предпринимательство в том числе основаны на инициативе людей, и, если такая среда существует, все движется. Но наше государство огромное, поэтому нужны вертикали власти. В этом и заключается противоречие. Я объясняю примитивно, но, как мне кажется, вы понимаете, о чем идет речь. Может быть, управлять в эпоху Интернета нашей обширной страной станет легче…
Пока власти, от которой зависит будущее страны, легче всего продавать нефть и газ. Кстати, для России всегда был характерен экспорт культуры. Дягилев был в этом смысле настоящим предпринимателем и менеджером. А в советское время мы экспортировали наш классический балет и музыку. Еще один предмет культурного экспорта – нонконформистское искусство советской эпохи, да и наше актуальное искусство в целом. При таком разнообразном богатстве российской культуры, многонациональной и традиционной, мы могли бы завалить мировой и внутренний рынок качественным культурным продуктом.
В Петрозаводске неплохо представлены почти все музыкальные направления – от панка и рэпа до классики и фолка. Но творчество пока не поддержано осмысленной культурной политикой. Культура не воспринимается чиновниками как ресурс не менее мощный, чем нефть…
У нас теперь градообразующие предприятия не Онежский тракторный и другие заводы, как исторически повелось, а университеты, консерватория. Университеты и культура, понимаемая в широком смысле, создают в Петрозаводске такую необычную среду, в которой интересно и другим: питерцам, москвичам, иностранцам… Люди приезжают и остаются жить, трудиться, отдыхать в Петрозаводске, потому что здесь им интересно. В чем еще капитал города? В официальном столичном статусе, в том, что мы республика автономная и пограничная? Возможно. В промышленности? Сомневаюсь. Убери культуру и образование – и что останется? Мы по отношению к районам тоже являемся метрополисом, любая столица пополняется за счет тех, кто прибывает в город из провинции. В нашем городе потенциал сильный и в бизнесе, и культуре, люди способны к самостоятельным действиям. Хорошее будущее трудно строить, но оно неизбежно придет. Быстрее или медленнее – зависит от управленцев, от того, на чем они сделают акцент, ставку, на какие ресурсы.
– Вы по своей сути революционер?
– В принципе, нет. Я, скорее, склонен изменять себя, чем окружающий мир. Хотя мне нравится, когда можно что-то предпринять, чтобы пространство вокруг себя сделать интереснее. И на это способен каждый. Одного человека спросили: «Почему ты ходишь в такой одежде?» А он ответил: «Просто для того, чтобы украшать город и радовать людей, которые на меня смотрят…».
«Лицей» № 11 2008
