Общество

Простите мой французский

Яна Жемойтелите продолжает свои экскурсии по Петрозаводску

Камнерезы у нас в основном выполняют заказы для кладбища, готовое клише у них в голове, поэтому у нас теперь все памятные знаки и напоминают надгробия.

Что такое французский стиль? Это комфорт и шик. Может быть, в Париже, населенном мигрантами, теперь уже не так, но Франция от нас далеко, и мы до сих пор представляем ее по фильмам с Жераром Депардье, Пьером Ришаром, Катрин Денев и т.д. А во французском кино, как всегда, все на высшем уровне.

Что касается обустройства французских прудов, образцом таковых можно назвать Версаль или Петергофский парк, – если обратиться к отечественной классике. Воду в таких парках обрамляют строгие геометрические формы. Подчеркнутые очертания прудов, великолепные скульптуры-фонтаны, каскады и изящные пристенные фонтанчики – всё это приметы французского стиля. Но чтобы подобный пруд можно было оценить во всем его великолепии, необходимо обширное открытое пространство.

Из всего перечисленного ниже нашему Французскому пруду присуще разве что последнее. И далеко не каждому жителю Петрозаводска известно, что место разлива Лососинки между Пименовским и Советским мостами называется Французский пруд. Пуркуа, то есть почему, мне выяснить так и не удалось. Однако речь не о топонимике.

Похоже, Французский пруд существовал в Петрозаводске еще до войны с Наполеоном. Триста лет назад пруд на Лососинке образовывала плотина завода. Может, его и обустраивали залетные французы – и Петр, и Екатерина любили приглашать иностранцев, и в те времена ни одно здание в Петрозаводске не разрешали возводить без согласования с главным архитектором. Хотя, казалось бы, какое им в Петербурге до этого было дело?

Теперь у нас все не так. Петербургу наша северная столица по-прежнему интересна, но из чисто меркантильных интересов. Поэтому сразу за мостом, чуть выше пруда, на руинах завода влепили огромный красно-серый ангар. И теперь на это место откровенно больно смотреть. Я вообще подозреваю, что вся затея со строительством элитного жилищного комплекса на месте завода возникла только ради того, чтобы впихнуть туда еще одну торговую точку, потому что – как они думают – ну что еще этим провинциалам надо? «Магнит», «Пятерочка», «Перекресток», «Улыбка радуги», «Красное и белое», «Фикс прайс» – в какой район ни забреди, повсюду одно и то же, призванное внушать нам, что вот это оно и есть – счастье. Хорошо, хоть с торца бывшей типографии убрали рекламу унитаза.

Однако спустимся с улицы Гюллинга к самому пруду, порядком обмелевшему по теплой зиме. К прогулочной зоне ведет разбитая лестница, с которой можно запросто загреметь.

 

Далее нас встречает новая детская площадка, стандартная, каковых у нас теперь очень много. Но если она хорошо смотрится возле новостроек, то в окрестностях Французского пруда выглядит грубо, как пластмассовая брошь на бархатном платье.

Устроители, естественно, ничего плохого не имели в виду, напротив, хотели угодить детишкам, но все-таки, кроме одного хотения, нужно все-таки понимать, в какой пейзаж ты собираешься встроить яркий желто-голубой каркас.

Наверное, здесь, в самом сердце города, можно было бы установить стилизованную площадку с деревянными героями сказок и простыми деревянными качелями. Но теперь атмосфере французского парка с легким налетом небрежности отвечают разве что прогулочные дорожки с выстриженными лужайками, на которых так мило смотрятся собаки и разжиревшие утки, уже не имеющие понятия, что нужно куда-то улетать, потому что перезимовать теперь удается и на мелководье, где всегда подкормят в случае заморозков. Да еще вороны графично выстраиваются в линеечку на легком льду. Вероятно, из чистого любопытства – а выдержит ли, если присесть.

Атмосферу французской пасторали упорно поддерживает разве что фавн, затерявшийся на своем островке, разглядеть его можно, только если подойти очень близко.

Перезвон его свирели девушки давно не слышат, занятые граффити в районе моста, который – если убрать это самое граффити – вполне бы отвечал этой некогда задуманной пасторали.

Воздушная атмосфера французских полотен каким-то чудом сохранилась под этим мостом. Светлые тона, не затемненные заботами о «галерейном фоне». Минимальная цветопись, локальные цвета. Атмосфере отвечает и красное здание, выстроенное в «кирпичном» стиле, модном в начале прошлого века, к счастью, отреставрированное.

 

Все это – приметы инобытия, давно отшумевшей жизни, которая рождает ностальгические воспоминания о советской юности, потому что пасторальную атмосферу Французского пруда не смогла нарушить даже советская власть, обустроившая со стороны площади Кирова Комсомольский сквер.

В школьные годы мы бегали сюда загорать и купаться, с некоторым удивлением разглядывали фавна – тогда садово-парковая скульптура на античные темы была в диковинку и всякую городскую мелочь так же утверждал главный архитектор, а не кто угодно. Создавалась городская среда. И внешне, и внутренне, когда обитатели Петрозаводска действительно ощущали себя столичными жителями.

По мнению известного датского градостроителя Яна Гейла, хороший город должен быть устроен таким образом, чтобы среднестатистический пешеход, двигающийся со скоростью примерно пять километров в час, встречал новое интересное место примерно каждые пять секунд. А у нас теперь так, что каждые пять секунд хочется закрыть глаза или по крайней мере отвести взгляд от безобразия.

Совсем недавно, проезжая на троллейбусе по Советскому мосту, я вздрогнула, потому что взгляд случайно зацепил будто бы свежую могилку. Потом я сообразила, что это же крест, установленный и освященный в память соборов, некогда украшавших площадь и бывшую Соборную улицу.

Я глубоко сочувствую верующим, и мне самой искренне жаль погубленных соборов и в целом композиционной целостности Соборной площади, разрушенной еще в начале XX века, но все-таки современное зрелище навевает похоронные мысли, тем более что неподалеку есть еще одно «надгробие» – это памятный знак, дублирующий и дополняющий Дерево дружбы, который хотят куда-то перенести, чтобы вот именно оно, это дерево, больше ничего не дублировало.

Я понимаю, что камнерезы у нас в основном выполняют заказы для кладбища, готовое клише у них в голове, поэтому у нас теперь все памятные знаки и напоминают надгробия. А что касается понятий «городская сред» и «эстетика будней», – нет, не слышали. Да и что вы в самом деле пристали? На эстетику в бюджете денег нет, и так сойдет.

Сойдет для сельской местности, вот-вот.

Кстати, отрезок улицы сразу за Советским мостом в районе кафе «Петрозаводск» теперь называется Французский бульвар. Экскьюзе муа, но при всем бывшем великолепии места атмосфера здесь скорее нижегородская в литературном смысле этого слова, то есть глубоко провинциальная. Облезлые здания, лужи и разбитый асфальт…

Здесь, на улице Правды, некогда жил Юрий Владимирович Линник, полагавший, что наш город находится в междуречье, то есть между Лососинкой и Неглинкой, поэтому не может не повторять матрицу того Междуречья как колыбели культуры и цивилизации в целом. К семидесяти годам он обликом своим сам напоминал разросшееся мировое древо, каждая ветвь которого символизировала отрасль мировой цивилизации.

Юрий Владимирович собрал уникальную коллекцию работ русского авангарда, а еще – коллекцию редких бабочек и ракушек, богатейшую библиотеку. Он хотел создать в Петрозаводск Полимусейон, культурный и художественный, чтобы Петрозаводск оправдал свое междуречье. Очень стыдно и неприятно было смотреть, как Юрий Владимирович на различных мероприятиях торговал брошюрами, изданными на собственные деньги. Стыдно не за него, а за г. Петрозаводск в целом, потому что при всем своем человеческом неудобстве, странностях и закидонах Линник был ученым мирового, а не местного междуреченского разлива.

Теперь это мировое древо вырвано с корнем. Мечта о Полимусейоне так и не сбылась, а богатейшие коллекции Линника уехали в Коломну в музей современного искусства. Там они нужны, а у нас нет. Мы лучше будем обустраивать музей военной истории Карелии в Беломорске. На него деньги есть. Нет, музей в Беломорске тоже нужен, однако он не сомасштабен Полимусейну, который власти Карелии откровенно про…, простите мой французский.

И ведь по сути никто не вздрогнул. И как будто стало даже хорошо, что теперь не надо заморачиваться с этими картинками, ракушками и бабочками. Да и самим Линником, который будто бы всем мешал своей завихренной идеей Полимусейона в Новых Васюках.

В общем, невеселая в этот раз вышла прогулка. Напоследок вспомнился Шарль Лонсевиль, раз уж мы заговорили о французах. Не так давно я перечитала повесть Паустовского и с некоторым удивлением обнаружила – с высоты житейского опыта, – что француза погубила отнюдь не горячка и не реакционные власти нашего городка, а сама его атмосфера, не терпящая ни свежих веяний, ни французских изысков.

Фото Яны Жемойтелите