В Оксфордском университете обсудили русскую литературу последних 20 лет. На конференции выступила преподаватель филфака КГПА Инна Минеева.
Этой осенью преподаватель кафедры литературы Карельской педагогической академии Инна Николаевна Минеева приняла участие в Международной конференции «Decadence or Renaissance? Russian Literature since 1991», которая проходила в Колледже св. Антония Оксфордского университета, на базе которого создан Центр по изучению политики, истории, культуры России и Евразии. Своими впечатлениями об этом научном мероприятии Инна Николаевна поделилась с Валерией Бюлер.
– Главный организатор конференции – известный литературный переводчик, директор программы «Русский мир» Колледжа св. Антония Оливер Реди в call for papers (информация анонсировалась в России на сайте журнала «Новое литературное обозрение» http://www.nlobooks.ru/node/1850) наметил основные ее темы. Надо сказать, что для мирового академического сообщества они являются самыми дискуссионными, по-своему неожиданными, порой даже провокационными. Каковы основные достижения в прозе и поэзии в России и за ее пределами после распада СССР? Какие тенденции были самыми инновационными за последние двадцать лет? Каков статус элитарной и массовой литературы? Какова роль литературных критиков, переводчиков и издателей? Каким образом влияет на литературный процесс политика «толстых» журналов, интернета, коммерческих центров? Что же представляет собой литература сейчас и какое место она занимает в современном мире?
Любой человек, размышляющий о времени и о себе, к ним прислушивается. Ведь литература постсоветского периода одновременно простая и сложная, однообразная и пестрая, локальная и транскультурная, для всех и «не для всех». Она не поддается какому-либо однозначному определению и оценкам и тем более не терпит никакой иерархии, как это было, например, до распада СССР. На самом деле, мы живем в уникальное переходное время рубежа XX–XXI веков. Литература находится в поисках самоопределения, понятие «гуманизм» претерпевает трансформации, а гуманитарные науки формируют свое будущее.
Долгое время муссирующиеся на круглых столах, страницах журналов фразы о плохом качестве литературы или сетования по поводу того, что никто ничего не читает, себя изживают. Они уже не совсем точно отражают реалии нашей жизни. Проблемы, безусловно, есть. Их никто не отрицает. Но все же. А как же Александр Чудаков и его роман «Ложится мгла на старые ступени», который активно читается? А как же Андрей Аствацатуров, автор романов «Люди в голом» и «Скунскамера», который собирает большие аудитории на творческих вечерах, писательских фестивалях и конференциях? Обсуждая эти проблемы со студентами или друзьями, я вижу, что современный человек очень даже критичен и разборчив в выборе книг. К этому тоже надо прийти. Выбор читателя может меняться, вкус совершенствоваться.
– Какой доклад, на ваш взгляд, был самым интересным?
– В конференции в качестве докладчиков принимали участие около тридцати исследователей из Великобритании, Италии, Канады, России, США, Швеции. Зарегистрированных гостей более ста. Доклады охватывали литературу русскую и эмигрантскую, поэзию и прозу политическую и постмодернистскую, женскую и автобиографическую, а также проблемы перевода. Каждый доклад был интересен по-своему. В Оксфорде произошла встреча разных научных школ и культур. Для проживающего в России специалиста и оценивающего литературу «изнутри» всегда полезен взгляд со стороны. То, что порой я не замечала «дома», хорошо выстраивалось в виде обобщений в докладах зарубежных коллег. Но было, конечно, и много точек соприкосновения.
Теперь по-иному смотрю на проблему национальной памяти в прозе Ю. Буйды (доклад Uilleam Blacker (Cambridge): Memories of Vanished Others: Yury Buida as a Central European Writer), жанровую специфику романа В. Пелевина «T» (сообщение Nina Kolesnikoff (McMaster, Ontario): Viktor Pelevin’s T: A Postmodern Menippean Satire), на природу речевой стихии в творчестве В. Сорокина и М. Шишкина (доклад Bradley Gorski (Columbia): In Others’ Words: Hosting Third-Party Speech in V. Sorokin’s Goluboe salo and M. Shishkin’s Venerin volos), на феномен исторического предопределения будущего в романах А. Слаповского 2000-х гг. (сообщение Alexander Etkind (Cambridge): Historicizing the Future: Mourning and Warning in the Fiction of Alexei Slapovsky and Others), особенно на проблему взаимоотношения литературы – национальной истории — политики – критики (доклады – Irina Prokhorova (New Literary Observer) The Art of Remembering and Forgetting: Contemporary Russian Literature in Search of Identity; Mark Lipovetsky (Boulder, Colorado) ‘Simplicity’ and ‘Complexity’ in Contemporary Russian Literature; Ilya Kalinin (St Petersburg State University): Matter and Memory: Oil in the Post-Soviet Unconscious).
Отдельно скажу о выступлениях писателей. Были приглашены прозаики и поэты, проживающие в Великобритании и России и пишущие на двух языках (русском и английском): Зиновий Зиник, Владимир Шаров, Михаил Шишкин, Мария Галина, Аркадий Штипель. Это были необычные и яркие выступления. Особенно мне запомнилась публичная беседа Зиновия Зиника, проработавшего долгие годы на BBC, с Михаилом Шишкиным, о том, чувствует ли себя последний эмигрантом и что такое для него эмиграция. Участие в живых диалогах между писателями всегда дарит свежий взгляд на традиционные темы и новые идеи. А мое личное знакомство с Зиновием Зиником, заочное общение с Кириллом Кобриным, творчеству которых я посвятила свой доклад, воспринимаю как подарок судьбы.
– Ваш доклад на конференции касался темы эмиграции в современной русской литературе. Эта тема вообще актуальна для литературы XX века. Как ее воспринимают западные ученые? Есть ли схожие моменты? Почему она актуальна сейчас?
– Да, теме эмиграции была посвящена на конференции отдельная секция (в Оксфорде их называют сессиями или панелями) – «Émigré Literature: New Waves?». Она всегда была актуальной, особенно для русских эмигрантов и их детей. Прежде всего необычна ее судьба в литературе. Еще в 2003 году в Германии на научной конференции «Русская эмиграция в XX веке. Литература – Язык – Культура» ее участники заявили о «конце» русской литературы за рубежом после 1991 г. Главными аргументами сторонников этой концепции стали события политического характера (падение «железного занавеса», открытие российских границ, отсутствие жесткой цензуры и специфической миссии писателя за рубежом). Но разве мы можем отрицать культурную, лингвистическую границу, которую все же писатель пересекает? Разве мы можем отрицать бытие «того» мира? Разве мы можем отрицать институт эмигрантской литературы, который формировался не одно десятилетие и может перестать существовать в одночасье? Вот этой проблеме реабилитации эмигрантского сюжета в русской литературе после 1991 года и был посвящен мой доклад «Emigration as a Theme in Contemporary Russian literature (Z. Zinik and K. Kobrin)». В наши дни наблюдается процесс переосмысления и развития «эмигрантского комплекса» независимо от политической географии. Закономерные метаморфозы претерпевают и понятия интеллектуальная/литературная эмиграция, писатель-эмигрант. Бытие современного писателя, проживающего вне России, определяется не столько политической границей, как раньше, сколько ситуацией межпространства. Межпространство становится основой генерации новой философии эмиграции, новой идентификации писателя и его новой миссии (сближение стран через культуры). Интеграция в другую культуру способствовала появлению художественного метода, нетипичного для литературы метрополии (новая концепция мира, новый тип героя, способы преодоления «чуждости», новая символика и метафорика, введение в текст политического, философского, антропологического дискурсов и т.д.). Прослеживается преемственность между писателями третьей и четвертой волн в осмыслении темы России, советской метафизики, быта и бытия человека на «перекрестке культур».
Прав писатель Зиновий Зиник (в своих романах, эссе, лекционных курсах, прочитанных в университетах Америки и Великобритании, он разработал новую философию эмиграции), говоря об этом. В этом смысле русская литература за рубежом еще только начинается.
Это только одна из причин, объясняющая злободневность данной проблемы «там». На эту тему можно очень долго и много рассуждать.
– И что все-таки: декаданс или ренессанс?
– Это, пожалуй, самый интересный вопрос всей конференции. Участники прочитали доклады. За чашкой чая и в личных беседах все они обсуждались не один день и продолжают обсуждаться в Интернет-пространстве сейчас. У каждого сформировалось собственное мнение на эту проблему.
Так, например, через несколько дней после конференции Оливер Реди в интервью газете «Известия» (http://izvestia.ru/news/536749), отвечая на тот же самый вопрос корреспондента, отметил, что ему «интереснее декаданс, но в положительном ключе». «Очень много книг написано, – считает Оливер Реди, – в 1990-е годы, после распада общества, с меланхолией. Некоторые авторы забыты, некоторые начали другую карьеру, кто-то уже ушел из этого мира. Усталость породила новую стилистику, новую тематику, которые до сих пор недооценены … Хотелось бы, чтобы это возрождение стало возрождением интереса к писателям, заполнившим лакуны литературы 1990-х.».
В целом я согласна с высказанной точкой зрения. Между тем, на мой взгляд, то, что мы сейчас наблюдаем в литературе, – это закономерный процесс со своими потерями и приобретениями. Сегодня и декаданс, и ренессанс переживает не только русская, но и мировая словесность. Наверное, это какая-то всемирная «усталость», которую человечество испытывало и на исходе предыдущего тысячелетия.