Я читаю книгу и ощущаю свою личную причастность ко всему бывшему и происходящему на свете.
Георг Кёлер (Georg Ludwig Koeler)
По лугам, по долам растёт где-то трава келерия. А ещё используется в ландшафтном дизайне для создания зелёных горок и островков.
У меня к ней теперь родственное отношение. И узнав, что во многих областях она внесена в Красную книгу, а семена её продаются даже в интернете, первым движением души было – срочно закупить их и пригоршнями рассыпать во дворе и на газонах, чтобы не исчезла та, ради которой трудился «наш замечательный муж» Георг Людвиг Кёлер, и чьим именем она названа.
Знамениты и дед Кёлера, и его отец, и дядя, и сын Юлиус Фредерик Кёлер, мой троюродный трижды прадед, тот самый, что построил город для бразильского императора Педро.
Сам Георг Кёлер под влиянием своего знаменитого дяди, хирурга и офтальмолога Августа Готлиба Рихтера, поступил учиться на медицинский факультет. Он и был врачом, и диссертацию защитил на тему регенерации костной ткани.
Но кроме больных и болезней его интересовал мир растений, которых он изучил и описал великое множество. Систематизировав их, издал на латыни свой труд «Травы», до сих пор переиздающийся. А ещё описал неказистую эту травку, келерию, которая так мне теперь дорога.
И умер, как и полагалось тогда врачу, на боевом посту. Сменил своего предшественника, погибшего во время эпидемии брюшного тифа, и сам не избежал этой печальной участи. Оставил сиротами девятерых детей, из которых младшему едва исполнилось три года, а мою двоюродную четырежды прабабушку Элизу, урождённую Амелунг, вдовой. Самому Георгу Кёлеру, профессору ботаники и медицины, врачу и фармацевту из Майнца было всего 42 года.
Интернет его помнит. Чтит, как одного из выдающихся ботаников своего времени. Не знаю, сохранилась ли его могила, но в любом месте мира, где растёт трава келерия, ему памятник.
Иосиф Игин
Одна из девочек Майер, сестра моей бабушки Муры Тамара, была актрисой театра драмы и комедии в Ленинграде. Перебираю её фото и открытки в разных ролях: красивая статная женщина с необыкновенными глазами. Умерла совсем молодой, оставив маленькую дочку Людмилу. А отец ребёнка ещё один «наш знаменитый муж».
Человек этот хорошо известен – знаменитый карикатурист Игин, его псевдоним создан из настоящего имени Иосифа Гинзбурга. От бабушки достались мне его книги – прекрасные дружеские шаржи и рассказы о замечательных людях, которых он знал лично. Среди них Чуковский, Филиппов, Астангов, Плятт, Таиров, Жаров, Яблочкина, Кассиль, Олеша, Берггольц, Черкасов, Качалов, Андроников, Кукрыниксы… Близким его другом был поэт Михаил Светлов. И это из воспоминаний Игина ставшая ходячей фраза: «Дружба понятие круглосуточное!». Именно ему сказал эти слова автор «Гренады», разбудив звонком глубокой ночью.
Читать рассказы Иосифа Игина большое наслаждение, они позволяют вдохнуть аромат ушедшей эпохи, когда великие были ещё не памятниками, а живыми людьми.
Кроме личности самого художника поразительным для меня в этой истории был такой эпизод.
Мой брат-журналист ко дню рождения великой Фаины Раневской написал тёплую интересную статью. В ней всего одна иллюстрация – портрет актрисы, сделанный Иосифом Игиным. Используя этот шарж, брат и представить себе не мог, что он сделан мужем его двоюродной бабушки! Встретив в биографии своего рода этот рисунок дважды, удивляюсь, как часто соприкасаемся мы с тем, что нам родное, даже не догадываясь об этом. Как будто каждый раз судьба даёт нам возможность вернуться в прошлое, нащупать его связь с настоящим и соединить в целое. И если мы проходим мимо, она неутомимо и настойчиво организует нам новые и новые встречи.
Людмилу, дочь Игина, после смерти матери вырастила её родная тётя Елена Георгиевна Майер. Уже став взрослой, Людмила Иосифовна жила в Москве с отцом и оставила о нём свои воспоминания. Игинская кровь, соединившись с Майеровской, живёт теперь в его внуке Микаиле и маленькой правнучке.
Георг Трей (Georg Treu)
Ещё один персонаж из плеяды «наших замечательных мужей». Происходивший из семьи петербургских немцев, он изучал теологию в Дерпте. Однако судьбой предназначалось ему служить высокому искусству. Ещё в Петербурге был он «вспомогательным научным сотрудником» Эрмитажа, хранителем музея при Академии художеств, но предоставляемые в России возможности его не устраивали. С женой Элизой Амелунг, приходящейся мне четвероюродной прапрабабушкой, переехал в Германию. Именно там он прославится – как историк искусства и археолог, как создатель и директор музея скульптуры Альбертинум в Дрездене.
И ещё удивительный факт, неожиданно связавший Георга Кёлера и Георга Трея: жена Трея приходится Кёлеру родной внучкой!
В Германии Георг Трей сумел претворить в жизнь свой проект – собрать под одной крышей античные памятники и слепки для любования публики и для обучения новых поколений художников. Интересовался Трей и современной скульптурой, одним из первых начал коллекционировать работы Родена. Сам принимал участие в раскопках, сам, как всегда делают настоящие Директора, участвовал в обсуждении и планировании каждой мелочи, каждого зала и вида, вложил в детище часть себя, приобретя память в сердцах потомков, а, значит, бессмертие. Единственный путь, дающий смысл такой быстротечной человеческой жизни.
Много лет прошло с тех пор, во время Второй мировой войны музей сильно пострадал, чуть не погиб он во время недавних наводнений в Европе. И всё-таки не исчез, как не исчезла добрая память о его создателе Георге Трее.
Но не только этим дорог он российскому жителю. В нашей стране тоже был незаурядный человек, мечтавший создать «свой маленький Альбертинум». Имя ему Иван Владимирович Цветаев, отец поэта Марины Цветаевой.
Многолетняя переписка и дружеские связи соединили этих «музейных» отцов. Георг Трей щедро делился своим опытом и советами, многие экспонаты, и ныне украшающие музей в Москве, создавались мастерам из Дрездена. Георг устраивал на лето в Германии дочерей Цветаева, оба они преждевременно потеряли своих жён и выражали друг другу сочувствие и скорбь. Для обоих утешением и смыслом жизни была работа, напряжённый труд для блага других. Переписку в 1913 году оборвала смерть профессора Цветаева. «Глубоко скорблю о старом друге, благородном, самоотверженном человеке. Музей Александра III останется памятником во славу ему», – пришла из Германии телеграмма от Георга Трея.
Несколько лет назад силами продолжающих до сих пор дружить музеев была издана двуязычная русско-немецкая 400-страничная книга, включившая в себя всю 32-летнюю переписку Трея и Цветаева. Я читаю её, рассматриваю обложку с названием «Мой маленький Альбертинум» и ощущаю свою личную причастность ко всему бывшему и происходящему на свете.
Александр Фёдорович Хряков
Вот здесь формулировка «наш муж» не совсем точна. И всё-таки и этот человек имеет отношение к моим предкам, а, значит, и ко мне.
Мой троюродный дед Александр Кирович Котиков был женат на Нине Фёдоровне Хряковой. Её брат известный архитектор, один из четырёх авторов высотного здания Московского государственного университета, за что в 1949 году был удостоен Сталинской премии.
Среди его с соавторами осуществлённых проектов жилой дом общества бывших политкаторжан, зоопарк в Шувалово-Озерках, Дворец Советов в Москве, Большой читальный зал Ленинской библиотеки, стадион в Лужниках и многое другое. Некоторые сделаны совместно с женой, Зоей Осиповной Брод, брат которой был известным геологом-нефтяником, профессором, лауреатом Государственной премии.
Можно себе представить, какие интересные шли разговоры при встрече родственных кланов!
Игорь Алексеевич Батманов
У меня всего одна его фотография, на ней он вместе с сыном, моим троюродным дядей Александром.
Когда-то, в 30-е годы прошлого века, Игорь Алексеевич жил в Ташкенте, был женат на Верочке Котиковой, двоюродной сестре моего деда Павла. Была у них дочь Оксана и сын Александр. Девочка умерла совсем маленькой, кажется, от какой-то нелепости, то ли прививки, то ли кори. А супруги развелись. Увы, обычная история.
А спросив интернет, обомлела! Нет, совсем необычная! Игорь Алексеевич Батманов был академиком Академии Наук Киргизской ССР, тюркологом и дунгановедом, одним из основоположников университетов Средней Азии.
Родился в Луцке в 1906 году, значит, был моложе своей первой жены на три года. С 18 лет работал воспитателем в детском доме, учителем начальной школы, в 1930 году окончил востоковедческий факультет в Киеве, преподавал в Узбекском институте культурного строительства. Пишут, что научной деятельностью начал заниматься, уже живя в Киргизии, но ещё в 1934 году в Ташкенте вышла его книга «Вопросы классификации узбекских говоров», в том же году был напечатан труд «Категория времени сказуемого в турецких языках».
Переехав в Киргизию, он учил и учился, написал основные свои труды – их более 90, воспитал плеяду учеников, помнящих и чтящих его до сих пор, здесь он жил и здесь умер, неоправданно рано, всего лишь в 63 года.
Если бы у меня не было фото, присланного дальними родичами, я всё равно смогла бы представить его по этому описанию в интернете, сделанному одной из учениц: «…профессор, с маленькой, аккуратной рыжеватой бородкой, отдалённо напоминавший артиста Юрия Яковлева. Он преподавал нам введение в языкознание, а в Киргизию попал после разгрома лженаучной теории Яна Мара… барственный Батманов, со своей великолепной иронией, был «последний из могикан». Могикане – это были появившиеся на периферии «научные светила, облечённые степенями и званиями. Это были яркие люди, огромного таланта — на их лекции набивались студенты с параллельных курсов и групп, преподаватели и аспиранты. Вершиной среди них считался славист, профессор Поливанов».
Ну вот, немного и приоткрылась причина переезда профессора Батманова в Киргизию. Он хорошо знал Поливанова, именно по предложению Игоря Алексеевича тот был приглашён на работу в киргизский институт культурного строительства наркомом просвещения Кыргызстана. Они вместе занимались вопросами языкового строительства – созданием письменности, порой были в чём-то не согласны друг с другом, имели разные точки зрения на некоторые вопросы языка. Поливанову, человеку уникальному, была уготована худшая судьба – арестован в 1938 году и расстрелян как японский шпион.
Игорь Алексеевич написал множество работ: о древних тюркских диалектах, таласских памятниках письменности, о грамматике киргизского языка, его фонетике и северных диалектах, употреблении в нём падежей и методике преподавания в русскоязычных учебных заведениях. Занимался сравнительным языкознанием. И русско-кыргызский словарь создан при его участии.
Из перекликающихся обрывочных строк, найденных в интернете в чьих-то совершенно разных воспоминаниях, формируется портрет этого неординарного человека.
«Часто приходил, беседовал с сотрудниками, оказывал им необходимую помощь», «предложил устроить защиту моей диссертации у них в институте и был оппонентом», «эту огромную работу (по разработке грамматики кыргызского языка и созданию пособий) проделали такие выдающиеся ученые как Арабаев, Тыныстанов, Батманов, Поливанов, Карасаев, Юдахин», «многогранность его исследовательской деятельности и широкий диапазон исследований», «будучи добросовестным ученым, Игорь Алексеевич вступал подчас в противоречие с самим собой, отбрасывая ошибочную догму».
Его называют пионером, «весь свой талант, знания, энергию посвятившим исследованию киргизского языкознания, созданию научной грамматики киргизского языка и фундаментальных лексикографических трудов, лекции которого по языковедческим курсам оставили глубокий след в памяти всех его слушателей».
Эжен Оливье (Eugene Olivier)
Эжен Оливье учился на медицинском факультете Лозанны в конце XIX века. Однако тяжёлый туберкулёзный процесс едва не оборвал его жизнь. Вероятно, победе над ним доктор Оливье обязан и моей троюродной прабабушке, врачу Шарлотте фон Майер-Оливье, навсегда покинувшей Россию ради больного возлюбленного. Болезнь на время отступила, но вынудила его оставить хирургию и бороться с палочкой Коха не только, как со своим личным врагом. Супругам Оливье кантон Во в Швейцарии благодарен за укрощение чахотки благодаря объединению сил врачей и Союза женщин, принятию законов о защите детей и борьбе с туберкулёзом на федеральном уровне, созданию принципиально новой системы предупреждения этого заболевания и его осложнений.
Последние десятилетия жизни доктор Оливье занимался историей медицины, написал множество книг, проведя собственные исследования на эту тему. На закате своих дней он трудился над материалами о Шарлотте Карловне, которой был обязан многим. Спасённый женой, он пережил её на десять лет. В ответах на письма друзей, поздравивших его с 80-летием, строчки об окончании работы над этой книгой.
Его слова справедливы: «Возможно, годы спустя кто-нибудь пробежится по этим страницам и заинтересуется ими, сравнивая описанную картину со своим временем. Он легко обнаружит много отличий, поскольку я твёрдо уверен, что наступит день, когда туберкулёз станет пустячным недугом. Но увидит и большое сходство, потому что человек почти не изменился».
С чем бы мы ни боролись сегодня, человек не меняется в главном – во все времена ему нужны поддержка, тепло и любовь. Это и смогли дать друг другу к всеобщей пользе мои бабушки, прабабушки и «наши знаменитые мужья».
В их достижениях нота моих предков, в моём родословии их имена, в общих детях продолжение нашей с вами истории, общей истории всего человечества, где так всё переплетено, что только диву даёшься, да удивляться никогда не устаёшь!
