Первое интервью всемирно известного американского драматурга российскому изданию
8 октября в Театре драмы РК «Творческая мастерская» состоится долгожданная российская премьера спектакля «Горгоны» по пьесе Дона Нигро. В главных ролях заняты две потрясающие актрисы – заслуженная артистка РФ, народная артистка РК Елена Бычкова и заслуженная артистка РФ Валентина Панина, приглашенная из Санкт-Петербурга специально для участия в этом проекте.
Поразительно, но автор «Горгон» – большой Мастер современности, чьи пьесы более сорока лет идут на лучших театральных площадках мира – практически неизвестен в России. Русскому зрителю и читателю творчество Дона Нигро открылось благодаря замечательному московскому переводчику Виктору Веберу.
А для театра пьесу открыла заведующая литературной частью «Творческой мастерской» Мария Крауклит. Благодаря ее неустанному поиску хорошего литературного материала и знакомству с переводчиком Виктором Вебером в репертуарном портфеле «ТМ» появились «Горгоны».
«Лицей» предлагает читателям одновременно два интервью: большое – с драматургом Доном Нигро (перевод Виктора Вебера), маленькое – с его российским другом и переводчиком Виктором Вебером, который расскажет о чудесной случайности, благодаря которой он познакомился сам и предлагает познакомиться отечественным театралам и почитателям хорошей литературы с творчеством удивительного драматурга.
Первый вопрос Дону Нигро:
– В России о вас практически никто не знает. Пожалуйста, расскажите немного о себе…
– Я рос в маленьких городках холмистой, покрытой лесами сельской глубинки восточного Огайо, а также западнее, и рядом с Фениксом, штат Аризона, в пустыне неподалеку от горы Верблюжья спина. Мой отец был сыном итальянских эмигрантов из гористой местности на юге Италии, мать происходит из шотландско-ирландских поселенцев, которые первыми осваивали восточную часть Огайо. Несколько лет я провел, колеся по стране, репетировал свои пьесы, работал режиссером и актером. Когда мой отец заболел, я вернулся в его дом, построенный в лесах Огайо. А когда он умер, то я решил там остаться. В этом месте мне всегда хорошо писалось, а полет до Нью-Йорка и обратно занимал сорок минут. Мне нравится тамошняя тишина и покой.
– Что привело вас в драматургию?
– Я писал всегда, с самого детства, а до того, как научился писать, устраивал представления с набивными животными, игрушечными ковбоями и игральными картами. Для меня все было живым, обладало индивидуальностью и особой историей. Я писал прозу, стихи – всё, а потом, подростком, собрал свои записи и сжег, потому что довольно критически отнесся к собственным творческим способностям. В двадцать или в двадцать один я понял, что поступил глупо, и начал собирать все написанное, так что теперь меня окружают дневники и рукописи, накопившиеся за сорок с лишним лет. Первую пьесу, которая сохранилась у меня, я начал писать в двадцать один год. Я намеревался написать роман, но затосковал от одиночества и обратился к театру. Я воспринимал его как способ знакомиться с девушками, но в какой-то момент осознал, что могу объединить литературные способности и театральные инстинкты и писать пьесы. Первую из моих пьес поставили, когда мне было двадцать четыре года, и с того момента я драматург. Возможность наблюдать за залом, не отрывающим глаз от сцены, зацепил меня на всю оставшуюся жизнь. А тот факт, что мой жизненный опыт и ощущения могут из текста передаваться через режиссера и актеров зрителям, заставлять их смеяться, плакать, думать, забывать обо всем другом, казался мне – и кажется до сих пор – чудом. И по-прежнему вызывает у меня восторг.
– Расскажите о вашей первой пьесе и ее сценической судьбе.
– Несколько других пьес я начал писать раньше (и большинство со временем дописал до конца), но первой на сцене появилась пьеса «Морской ландшафт с акулами и танцовщицей». Я написал ее в 1973 году, когда мне было двадцать три, и годом позже пьесу поставили. Тогда я посещал курс драматургии Университета Огайо, где преподавал современную литературу и параллельно продолжал учиться сам. В то время я пытался писать большие, сложные сюрреалистические пьесы, крайне запутанные, символические, необычные. Мой учитель, сторонник традиционного театра, усадил меня перед собой и сказал: послушай, для начала напиши мне простую, реалистичную, малонаселенную пьесу, действие которой происходит в настоящем, с простыми декорациями, о том, что ты действительно знаешь. А потом, когда ты это сделаешь, можешь возвращаться ко всем этим сложным безумным пьесам, действие которых скачет во времени и пространстве. Просто покажи нам обоим, что тебе это под силу.
Вот я и написал пьесу о девушке, которая сбилась с пути во время сексуальной революции конца шестидесятых и начала семидесятых годов. Молодой человек выловил ее из океана, не представляя себе, каким кошмаром это ему грозит. Это пьеса на двоих с роскошной женской ролью, и до сих она, наверное, занимает первое место среди моих пьес по числу постановок. Позднее ее показывали на Орегонском шекспировском фестивале. Она опубликована в издательстве «Сэмюель Френч». Недавно Тато Александер перевела пьесу на испанский и гастролировала с ней в Мексике. В этом году пьесу поставили в Буэнос-Айресе. Потом я вернулся к безумным пьесам. Я остаюсь очень эклектическим драматургом и пишу пьесы в самых разных стилях и традициях.
– Что побудило вас к созданию эпического цикла пьес о вашем родном штате Огайо?
– Я составлял генеалогическое древо семьи моей матери, предки которой одними из первых прибыли на территорию современного штата Огайо. У этого древа, среди прочего, шотландские, ирландские, английские, валлийские, фламандские, голландские, французские, швейцарские и индейские корни. Меня буквально зачаровали некоторые прямо-таки готические истории, на которые я наткнулся. Истории эти начали превращаться в пьесы, потом я принялся связывать их между собой, уходя все дальше и дальше вглубь времен. В итоге эти все более сложные и взаимосвязанные пьесы образовали Пендрагоновский цикл, в котором я, получая безмерное удовольствие, следовал за персонажами от детства через юность и зрелость до глубокой старости, продвигаясь при этом по событиям американской и мировой истории.
Персонажей теперь так много, что большущий, толстенный блокнот полностью заполнен их биографиями, с датами рождения, важнейших событий жизни и смерти всех этих вымышленных людей, а также их родственными связями. Это невероятно интересная работа, и я ее постоянно продолжаю. Я люблю лабиринты и воспринимаю полное собрание моих пьес как один огромный лабиринт, в который можно войти в любой пьесе, а потом через связанных друг с другом персонажей и темы найти путь в любую другую.
– Почему вы взялись за цикл пьес о русских писателях – Пушкине, Гоголе, Чехове?
– Я люблю русскую литературу. Как и американская литература, она тесно связана с европейской, но при этом и обособлена, в обеих литературах – как американской, так и русской, – напряжение, вызванное долгом перед европейской литературой и особой природой собственной культуры является мощной движущей силой. Разница в том, что русская культура существовала уже тысячи лет до того, как подверглась активному воздействию Западной Европы. Американская культура гораздо моложе.
Я люблю американскую литературу, но за исключением нескольких авторов, таких как Фолкнер и Элиот, она не оказывает на меня такого глубокого воздействия, как русская. Я написал пьесу о Льве Толстом, которая называлась «Рыбак у озера тьмы», и с этого все началось. Со временем начал формироваться длинный цикл пьес, в котором я предлагал взглянуть на различные периоды русской истории через жизни великих писателей, Пушкина и Гоголя, Толстого и Чехова, Мандельштама и Пастернака. Когда я встретился с замечательной актрисой Татьяной Кот, она познакомила меня с творчеством Цветаевой и Ахматовой, и я написал эти роли для нее в пьесе-монологе «Марина» и в куда более населенной пьесе «Вечера в кафе «Бродячая собака», с Блоком, Белым, Маяковским, Мейерхольдом, Станиславским и другими. Работа над этими пьесами приносила мне безмерное удовольствие.
– У вас много исторических пьес, действие которых разворачивается в Италии в эпоху Ренессанса. Это и «Макиавелли», и «Паоло и Франческа», и «Дон Джованни». Чем вас привлекает этот, безусловно, интересный период человеческой истории?
– Со стороны отца мои родственники – итальянцы, и к ним я питаю самые теплые чувства. Я люблю итальянскую литературу, и она связывает меня с другой половиной моей семьи. Я работаю еще над несколькими итальянскими пьесами и надеюсь их закончить. Это тоже удовольствие, пусть и чуть другое.
– Вы не только пишете пьесы, но и преподаете в университетах. Чем для вас является преподавательская деятельность?
– На протяжении двадцати лет я с некоторыми перерывами преподавал в нескольких университетах, потому что денег, которые я зарабатывал как драматург, еще не хватало на оплату всех моих расходов. Мне нравилось обучать студентов, я получал истинное наслаждение, раскрывая им притягательность театра, литературы, писательства. Учительство – это прежде все возможно пробудить в студентах интерес к тому, что тебе дорого. А как только этот интерес проснулся, они учат себя сами. Я всегда видел свою задачу в том, чтобы заинтересовать их. И студентов мне не хватает.
– У вас множество театральных премий. Есть ли среди них особенно для вас дорогие?
– Моя любимая премия досталась не мне. Это премия за лучшую женскую роль, которую получила Татьяна Кот за пьесу «Марина». Она сыграла превосходно.
– Ваши пьесы ставят по всему миру. Вы бываете на премьерах в других странах?
– Пару раз я побывал в Европе, но никогда не видел поставленные там мои пьесы. В молодости я столько путешествовал, что теперь предпочитаю оставаться дома и писать. Мне надо еще так много сделать.
– Доводилось ли вам бывать в России? Что вам известно о наших театрах? Есть ли у вас контакты с российскими актерами и режиссерами?
– Я никогда не был в России и практически не знаком с представителями ее театрального мира, за исключением моего друга Виктора Вебера, который переводит мои пьесы на русский язык, и Татьяны, которая сейчас работает в Нью-Йорке. Я считаю, театры, которые ставят мои пьесы в самых разных странах, в Словении, Польше, Иране, Германии, Мексике, по всему миру, перебрасывают мостики через государственные границы. Лев Толстой говорил, что искусство связывает людей. Я нахожу, что это тот самый случай. Мне нравится, что мои пьесы появляются на сценах театров других стран. Я с удовольствием общаюсь с людьми, которые знакомят зрителей с моей работой. Это очень приятно.
– «Горгоны» – первая ваша пьеса, которую ставят в России. Ваши пожелания постановщику и исполнительницам?
– Я очень рад, что «Горгоны» будут поставлены в Петрозаводске. И хочу поблагодарить всех, кто принимал в этом участие, за их усилия. Я надеюсь, что от работы над этой пьесы у вас останутся самые радостные впечатления.
– Над чем вы сейчас работаете?
– Сейчас я пытаюсь закончить пьесу о Достоевском, которая станет центральной в Русском цикле, если только я смогу всё сделать правильно. Это так трудно. Он был невероятно сложной личностью. Так что, пока вы уходите в мир американских фильмов, я с головой ушел в мир жизни Достоевского и его книг.
Виктор Вебер: «В пьесе хватает даже странички, чтобы понять, что ты встретился с Мастером…»
– Как вы познакомились с творчеством Дона Нигро?
– Во всем виноват Его Величество Случай. Весной 2014 года роман малоизвестного английского писателя (а ведь зарекался – не переводи ихних Пупкиных) Пола Пилкингтона (на русском он вышел в издательстве ЭКСМО под названием «Умри, если любишь») просто отвратил меня от прозы. Театр и, соответственно, драматургию, я любил всегда. Поэтому набрал в поисковике одной социальной сети для профессионалов слово «playwright», по-нашему – драматург. Поисковик предложил мне большой выбор, но в числе первых – Дона Нигро. Я ему написал, и у нас сразу установились доверительные отношения. С тех пор я постоянно читаю и перевожу его пьесы. Они такие разные!
– Сколько и какие его произведения Дона Нигро вы уже перевели?
– Счет пошел уже на второй десяток, пожалуй, перечислять все пьесы в рамках короткого интервью смысла нет. Каждой надо уделить полстраницы, настолько они интересные. Скажу пару слов лишь об одной пьесе «Звериные истории». Она состоит из одиннадцати мини-пьес, на одного, двух, трех актеров, где герои – животные (мышка, летучая мышь, утконос, коровы…) и рассказ ведется от их лица. Вряд ли кто из зрителей не узнает себя хотя бы в одном из персонажей. Пьеса потрясающая. По моему глубокому убеждению, у нее российская душа.
– Чем конкретно вас привлекла пьеса «Горгоны» как переводчика?
– «Горгоны» – первая пьеса Дона Нигро, которую я и прочитал, и перевел. Так вышло, что в то самое время, когда мы познакомились, в одном из театров у меня попросили пьесу для возрастной актрисы. Я переадресовал этот вопрос Дону, и он прислал мне «Горгон». В пьесах, как и в беллетристике, хватает даже странички, чтобы понять, что ты встретился с Мастером. «Горгоны» написаны блестяще, а смотреться пьеса будет еще лучше, потому что к мастерству автора добавятся мастерство режиссера и актрис. И язык, и реплики, и сюжет – всё на высшем уровне. Получить такую пьесу и не перевести – просто грех.
Для справки: Вебер Виктор Анатольевич – профессиональный переводчик, публикуется с 1980 года, постоянный переводчик Стивена Кинга, с 2014 года переводит главным образом пьесы – американские, английские, канадские.
