Случайная встреча в Санкт-Петербурге напомнила автору письма о времени, когда в Петрозаводске она видела на сцене приму карельского балета.
9 мая этого года мы с мужем решили пойти на балет в Мариинский театр. По случаю Дня Победы давали «Барышню и хулиган» и «Ленинградскую симфонию» Шостаковича — ностальгические балеты 60-х! И еще «В ночи» — неизвестный у нас балет Джерома Роббинса на музыку Шопена. В антракте перед «Ленинградской симфонией» мы спустились вниз к выходу и сразу же увидели трех балерин, оживленно обсуждающих увиденное — по осанке, жестам, движениям ошибиться было невозможно. Двоих я узнала сразу: Габриэла Комлева и Любовь Кунакова. Третью я никак не могла вспомнить, хотя лицо и линия говорящих рук были откуда-то очень знакомы.
— Ну, все, дорогие мои, мне пора на поезд!
Они расцеловались:
— Наташенька, пока, дорогая! Привет Петрозаводску!
Ну, да, да, конечно! Петрозаводск. Наталья Гальцина!
{hsimage|"Лебединое озеро". Наталья Гальцина и К. Коптев||||}
В конце 70-х, учась в петрозаводском филиале Ленинградской консерватории, «проходя Чайковского», мы, студенты, решили сходить в Музыкальный театр на спектакль «Лебединое озеро». Шли с определенной долей скептицизма: мы же почти все из столиц, обучаемся на «лучших образцах», и вообще — молодежный максимализм!
Меня приятно удивило ровное звучание оркестра (дирижер Лео Балло), что большая редкость в периферийных театрах. Первый акт просмотрели, не очень вникая, что происходит на сцене, хотя был вполне приличный Шут (фамилию память не сохранила). Но вот во втором акте появилась балерина, и все преобразилось! Мы постепенно прекратили шушукаться между собой, следя за каждым движением девушки-лебедя, а когда она вышла на каденцию арфы и началось знаменитое Адажио — эта грустная песня зачарованной любви — что-то произошло в атмосфере зрительного зала — он просто исчез, и каждый остался один на один с Лебедем и своими переживаниями. И лишь когда закрылся занавес, мы «вернулись» в зал и поняли, что сейчас будет антракт. Я не могла объяснить себе этого феномена.
— Да ты обрати внимание — она не пропускает ни одного звука партитуры, ни одной мелодической линии. И это не следование за музыкой, не ее имитация — это воплощение самой музыки. Ее тело полифонично! — это Сергей Тетерин, скрипач, поклонник Натальи Гальциной, старающийся не пропускать ни одного ее спектакля, объяснил мне то, что сама я не смогла тогда сформулировать.
А когда в третьем акте на сцену вихрем ворвалась Одиллия-Гальцина, сердце как-то сладостно забилось, и опять чудо — исчезло все вокруг, и только колдовские чары Одиллии царили надо всем! Это уже потом вспоминались отдельные моменты дуэта, вариаций, блистательное фуэте, причем фуэте не исполненное, а станцованное!
Позже я пошла на «Жизель», на которую пригласили из Кировского театра прекрасную балерину Елену Евтееву. Наталья Гальцина танцевала в этом спектакле Мирту. Первый акт прошел хорошо, но как-то ровно, хотя публика тепло принимала гостью. Но вот начался второй акт, и то чудо, которое я испытала тогда на «Лебедином», повторилось! Начиная с самого первого выхода Мирты-Гальциной с ее феноменальным па де буре, которого я не видела ни у кого, сцена наполнилась необъяснимой аурой. Мирта двигалась по диагонали почти незримо, и это была не застывшая фигура, пытающаяся сохранить равновесие, а живая, одухотворенная статика, несмотря на заданность поведения повелительницы мертвого царства. Становилось даже как-то не по себе. А когда в коде Гальцина исполняла круг, да еще с мощными двойными со де басками (мужскими движениями, которые женщины не исполняют), зал взорвался аплодисментами — сдержаться не было сил, хотя это и разрушало атмосферу спектакля. (Как потом рассказали артисты, находившиеся за кулисами рядом с Еленой Евтеевой, она произнесла: «Зачем пригласили меня, когда здесь такая балерина?»)
Впервые я увидела Наталью Гальцину не на сцене, а в жизни, при трагических обстоятельствах.
У меня возникли проблемы со здоровьем, и поскольку я не была прописана в Петрозаводске, знакомые устроили мне консультацию у профессора в ведомственной, вполне прилично оборудованной больнице Беломорско-Онежского пароходства. Рано утром я уже сидела у кабинета и ждала. Дверь как-то в два приема открылась, и вышла Наталья Гальцина — я ее сразу узнала, хотя она была очень бледна, и прекрасные черты ее лица искажала нестерпимая боль. Подойдя к молоденькой дежурной сестре-практикантке, она тихо сказала:
— Спасибо тебе, Верочка! — и порывисто, почти бегом скрылась за дверью в конце коридора.
— Это Наталья Гальцина? — зачем-то спросила я у сестрички.
— Да, да, — она всхлипнула.
— А что случилось?
И тут ее прорвало — ей необходимо было выговориться, чтобы снять стресс:
— Только что умерла ее мама! Полина Ивановна приехала в Петрозаводск на присвоение Наталье Гальциной Почетного звания «Заслуженный артист РСФСР» к двадцатипятилетнему юбилею Музыкального театра. Но то ли местные чиновники не вовремя отослали документы в Москву, то ли они заблудились где-то в коридорах Министерства культуры уже в Москве, но к дате, к ноябрю, документы не прибыли. Не пришли они и к Новому году. Полина Ивановна заболела — ей поставили диагноз грипп. Но ей становилось все хуже. Знакомые врачи посоветовали Наталье положить маму в нашу больницу, где бы она могла пройти обследование, и условия у нас хорошие. Был диагностирован рак. Полина Ивановна всю жизнь проработала на покраске кораблей и долго работала в Северодвинске на ремонте атомных подводных лодок. У нас ей была выделена отдельная палата, где она провела последний месяц своей жизни с любимой дочерью. Наталья утром помогала маме помыться, покушать и бежала на два часа в театр на урок или репетицию, возвращалась в палату до вечернего спектакля или репетиции, после на ночь опять в палату. И так почти месяц! В это очень трудно поверить! Мы переживали всей больницей за них! Последние три дня Полина Ивановна уже еду не принимала, и когда знакомый накануне вечером принес купленную где-то по большому блату черную икру, и Полина Ивановна чуть-чуть пригубила ее, Наталья была просто счастлива — появился проблеск надежды (хотя просто очень хотелось в это верить). Ближе к утру Наталья попросила меня сделать маме очередной обезболивающий укол. Когда через некоторое время я заглянула в палату, Наталья сидела на кровати очень прямо, с остановившимся взором, держа на коленях голову мамы, разглаживая ее седые волосы…
Девушка расплакалась…
Мне захотелось побежать за Натальей, сказать ей… что можно сказать в таких случаях?.. Я как-то обмякла и даже забыла, зачем пришла сюда.
Был понедельник. На вторник у меня был куплен билет на «Дон Кихот» (как потом оказалось, профессор, к которому я пришла на консультацию, тоже собирался на спектакль — он был поклонником таланта Натальи Гальциной). Во вторник спектакль был отменен — Наталья Гальцина повезла маму хоронить в родной Нижний Новгород (тогда — Горький), а в газете был опубликован Указ Президиума Верховного Совета РСФСР о присвоении Почетного звания «Заслуженный артист РСФСР» солистке балета Петрозаводского музыкального театра Гальциной Наталье Васильевне — указ, подписанный в день смерти ее мамы!
В конце апреля 1990 года в Петрозаводске проходила очередная конференция, на которую была приглашена и я. В консерватории обращала на себя внимание необычная для того времени афиша: «Бенефис Натальи Гальциной». Само слово «бенефис» было из какого-то другого времени: оно обозначает спектакль в честь какого-либо актера, сборы от которого идут на благотворительные цели. Для Петрозаводска это было более чем непривычно. Значит, на самом деле в стране начались перемены. Билеты разошлись мгновенно, и были назначены еще два дополнительных спектакля. Пропустить такое событие я, конечно, не могла. Уже войдя в театр, чувствовалась неординарность происходящего: в фойе большая прекрасная фотовыставка «Наталья Гальцина в фотографиях Леонида Глинки». Фотомастер — сам артист балета, тонко чувствующий, когда нажать на спуск фотоаппарата, чтобы ухватить самое главное, самое характерное, чтобы движения на фото не закаменели, а остались живыми, частью истории карельского балета; выставка, связанная с творчеством бенефициантки; скульптурный портрет артистки, выполненный Вальтером Сойни; тут же продавались фотографии Натальи Гальциной в ролях.
Одну фотографию мне удалось купить — их расхватали моментально — это Гальцина в роли Чертовки в спектакле «Сотворение мира» А. Петрова, излучающая какой-то притягательный свет: на нее хочется смотреть и смотреть. Я ее храню до сих пор. Специально для бенефиса была отпечатана программка с впечатляющим перечнем основных спектаклей, станцованных Натальей Гальциной, концертных номеров, поставленных для нее — все это предвосхищало что-то необычное.
Уже первый одноактный спектакль «Мое «Сампо» поразил прежде всего самой задумкой — станцевать одной исполнительнице все основные женские роли балета «Сампо», этого шедевра петрозаводской сцены, с чего, собственно, и берет начало карельский балет, и уместить все это в одном действии! Дело в том, что первая партия в балете, станцованная Натальей Гальциной всего через неделю после приезда в театр, была партия девы тумана Удутар. За свою карьеру на карельской сцене Наталья станцевала все женские партии этого балета. И вот сейчас она создает свой маленький шедевр, который посвящает основателям карельского балета композитору Гельмеру-Райнеру Синисало и балетмейстеру Игорю Смирнову в знак благодарности! (Тогда Наталья еще не могла знать, что и последняя партия, станцованная ею в родном театре, будет партия Лоухи из того же «Сампо»! Интересно, что обе они были станцованы не на стационарной сцене: первая — в Уфе, последняя — в финском Кухмо.)
И вот первые звуки чарующей музыки «Сампо». Невеста-Гальцина — символ чистоты, северной скромности, почти не поднимая глаз на своего возлюбленного, исполняет танец прощания с подругами, переходящий в свадебный дуэт со своим избранником. Проводы молодых, и через мгновение на сцене Старуха Лоухи: почти невероятно, что это та же исполнительница — настолько отличается пластика тела, острая, агрессивная хореография. Еще мгновение — и перед нами обворожительная красавица — Молодая Лоухи, обольщающая зазевавшегося Лемминкяйнена. И как эмоциональная вершина этого спектакля — Дума и Горе Матери, потерявшей сына! Зал замер… Я вспомнила тот день в больнице и расплакалась. Это был катарсис.
В антракте я случайно оказалась свидетелем того, как знаменитый художник Борис Мессерер, оформивший для бенефиса спектакль «Анна Каренина», оставил автограф на эскизе костюма для Натальи Гальциной, выставленном на выставке в фойе. Я его записала для памяти на своей программке: «Наташа, дорогая! Поздравляю Вас с чувством глубочайшей симпатии и восхищения Вашим талантом! Борис Мессерер 30 IV 1990» Интересно, сохранился ли этот эскиз?
И вот — второе отделение. Одноактный балет «Анна Каренина», поставленный на музыку, обозначенную Родионом Щедриным как «Романтическая музыка для большого симфонического оркестра» с частями:1. Дурное предзнаменование. 2. Любовь Анны. 3. Ложь Анны. 4. Бунт Анны. 5. Сны Анны. 6. Гибель Анны. То есть, из всего романа взята лишь линия Анны — это квинтэссенция полнометражного балета. Хореограф Марк Мнацаканян добавляет к традиционному треугольнику еще сына Карениных — Сережу, что, безусловно, усиливает напряженность отношений, добавляет душевные муки героине. Наэлектризованный зал, музыка, ни на секунду не позволяющая расслабиться, сложнейшая хореография, причем, сложность ее не в нагромождении каких-то движений, а в смысловых, даже философских нагрузках — и все это концентрируется вокруг Анны-Гальциной. Марк Мнацаканян сказал о Наталье: «Гальцина — моя балерина!» Именно в «Анне Карениной» это проявилось в полной мере. Когда замысел и воплощение не входят в конфликт, а как-то дополняют друг друга. Результат ошеломляющий!
И когда кажется, что уже невозможно сказать еще что-то, из первой левой кулисы появляется Анна, влача за собой шлейф, который на протяжении всего спектакля объединял персонажей, разъединял, соединял, закрывал, обнажал, шлейф, который теперь принадлежит только Анне-Гальциной — именно она своей волей освободила всех от него. И торжественно-медленно проходит Анна через всю сцену по диагонали и исчезает в последней правой кулисе под нарастающий стук колес поезда, разрезающего (разрезающего ли?) этот гордиев узел. Как пишет в либретто Марк Мнацаканян: «Жив Каренин. Жив Вронский. Жив Сережа. Живы все. Но нет Анны — и смысла нет».
Где я могла видеть эту проходку? Но уже через мгновение меня осенило: так Наталья Гальцина уходила тогда из больницы!!! Только здесь — как бы в рапиде. У меня вновь перехватило горло…
Уже много много позже этого триумфального вечера я задумалась: когда же последний раз я испытывала такие сильные чувства от спектакля или кинофильма? И не могла вспомнить. А я живу в Санкт-Петербурге, казалось бы, много чего вижу. Значит, что-то мы потеряли? Что? Почему?
{hsimage|Наталья Гальцина ||||}
На программке бенефиса сохранилось высказывание Натальи Гальциной о смысле актерской профессии:
«Искусство артиста — это мгновение, которое никогда не повторяется, оно остается лишь в памяти зрителя, и остается только тогда, когда между зрительным залом и сценой исчезает разделяющее их пространство и возникает духовное единение, которое и есть Театр.
Ради этих мгновений я и живу.
И за такие мгновения я благодарна тебе,
Зритель!»
А я благодарна Вам, Наталья Гальцина, за то, что Вы подарили мне, лично мне — это ведь очень индивидуально — те мгновения, которые и есть высокое искусство!
Фото Леонида Глинки
