Воспоминания жителей острова Кижи о Великой Отечественной войне и первых послевоенных годах
Историю делают люди, а пишут историки. Причем, пишут при каждой власти по-разному, желая подстроить ее под сегодняшних вождей. Рядовой же человек, рабочий, крестьянин, интеллигент, не занимающий крупных постов, живя в гуще жизни, вспоминая прожитое, не имеет обыкновения что-то скрывать и приукрашивать. Этим и ценны «народные мемуары», собираемые и записываемые чаще всего учеными: этнографами и фольклористами.
Публикуются они крайне редко и чаще всего в специальных изданиях (журнал «Живая старина», сборник научных статей «Кижский вестник» и др.) «Лицей» начал публиковать крестьянские мемуары благодаря энтузиазму кандидата филологических наук, заведующей отделом фольклора музея «Кижи» Регины Калашниковой (1952 – 2005). Газета продолжает традицию и печатает в этом номере воспоминания жителей острова Кижи, связанные с событиями Великой Отечественной войны и первыми послевоенными годами. Напомним, что с ноября 1941 по июнь 1944 года все Заонежье было оккупировано финнами, союзниками фашистской Германии. Почти все жители деревень Кижского сельсовета, наиболее близко прилегающих к линии фронта были увезены в концлагеря Петрозаводска. Кроме того переселению в лагерь или вглубь оккупированной территории подлежали жители тех деревень, где появлялись партизаны, что и произошло в конце 1942 года с жителями деревни Сибово.
Записано старшим научным сотрудником музея «Кижи» Борисом ГУЩИНЫМ. Публикуется без литературной обработки.
Анастасия Ивановна АНИКИНА (Яковлева), 1931 года рождения, уроженка деревни Сибово (Заонежье) Медвежьегорского района Карелии. Жительница деревни Ямка на острове Кижи:
«До войны я начинала ходить в первый класс в 1939 году в Усть-Яндоме. Папа в этом же году ушел на Финскую и не вернулся. А мама у меня умерла еще в 1937 году. Я жила с бабушкой Екатериной Петровной Ланевой (1881–1964), родом из Конды Бережной и братом, 1932 года рождения. Жила я в интернате. Домой ходили только на выходные, пешком шесть километров до Сибова.
Я еще училась в Усть-Яндомской малокомплектной школе, четырехклассной. В одном доме и школа, и интернат. Сейчас этот дом, дом Пертякова, в Кижи перевезен. Учительница была Мария Трофимовна из Конды Бережной, одна учительница на все классы. Повариха была тоже хорошая, вкусно нас кормила. В школе училась с Алешей Левичевым. Он тоже был из Сибова.
22 июня 1941 года я была в Петрозаводске в гостях у дяди. Меня в этот же день быстро отправили домой на пароходе «Урицкий». Прямо там был митинг. А я на пароходе случайно встретила маминого брата, дядю Федю Полева из деревни Кузнецы. Он ехал в Шуньгу в военкомат. Поинтересовался, дойду ли я до дому из Великой Губы одна. Ответила, что дойду. И бегом в Сибово к бабушке и брату.
Когда папа погиб, нас с братом хотели отдать в Сенную Губу в детский дом. Но наш дядя Михаил Григорьевич Яковлев не дал. А как началась война, его взяли на флот. Он Ленинград оборонял. С войны не вернулся.
В Сибово нас стали готовить к эвакуации. А в ту осень очень рано замерз лед, и мы остались у себя в деревне. У нас еще осталась и золовка, сестра бабушкиного мужа из Ленинграда, Аполлинария Тимофеевна Семенова. Муж у нее богатый был.
У нас на втором этаже солдаты наши жили. Мы как-то утром встали: ни солдат на втором этаже, ни саней на сарае. Уехали ночью. А мы остались. Очень страшно было.
Вскоре на лошадях прискакали финны. Здоровые такие. Мы стали бояться, что у нас было полмешка ржи, и они ее отнимут. Но рожь бабушка спрятала, и они не нашли. Корову финны сразу не отобрали.
Зимой всех кижских увезли в Петрозаводск в лагеря, а наша зона не считалась такой опасной. К нам привезли людей с Вороньего Острова, из Типиниц, Усть-Яндомы. Расселили в наших домах.
Примерно год нас никто не беспокоил. Финны, конечно, наведывались, но не беспокоили. В 1942 году, в конце, срочно понадобилось нас выселить. Отвезли в Медвежьегорский район, в Мягрозеро. Бабушка нашла какую-то полудохлую лошаденку, и мы поехали. У нас вещи были собраны еще до эвакуации. А перед этим бабушка говорит: «Выкопаем яму в подполье и все вещи туда сложим». Выкопали и закопали.
Почему нас выселили? В Липовицах был поп, и тот сказал, что в Сибово появились партизаны. Вот нас и выселили. Мы поехали.
Остановка была в Ламбасручье, а потом приехали в Мягрозеро. Там нас поселили в такой маленький домик, как в Кижах сейчас у Ржанских. (Пожалуй, в настоящее время самый маленький домик на острове Кижи. – Б.Г.) А там уже три семьи. Было очень тесно. Весь пол в сенниках (сенные матрасы). Летом комарья! Спать нельзя было.
Финны выдавали продуктовые талоны на месяц. Работать надо было. А у нас две старушки и двое детей нетрудоспособных. Бабушка в Мягрозере ухитрилась ловить рыбу и продавать ее местным. Получала за это марки, продукты.
Зиму мы пережили тяжело. А весной появился щавель, потом грибы, ягоды. Хозяин взял меня пилить сосны. Двуручной пилой пилили. «Ты сучки карзай, а я колоть буду». «Метровка» финнам нужна была. Дрова, наверное. За то, что я с ним работала, он выдавал бабушке какие-то деньги. Я ходила в магазин и получала месячную продуктовую норму. Норма такая у нас была, что я всю эту норму одна на четверых в мешке приносила. Мука, сахарин, соль. Еще что-то.
А колючей проволоки у нас в Мягрозере не было нигде. В Мягрозере жили местные по фамилии Площадные. Борис Павлович Площадной, муж Зинаиды Андреевны Костовой в Кижах 1960 – 1970-х годов, – из этих Площадных. Они очень бедные были. Даже зимой босиком ходили. Они куда-то уехали зимой и дом нам отдали. А летом снова приехали и нас выгнали.
Мы переселились в курную избу с черной печкой. У меня с глазами стало плохо. Ничего почти не видела. Потом прошло. Финны весной 1944 года собрались уходить. Мы решили пойти пешком с бабушкой на разведку, чтобы выяснить, можно ли уйти домой. Только вышли, патруль остановил: «Нельзя». Я знала несколько слов по-фински и уговорила солдата, чтобы он нас пропустил. Мы дошли до Леликозера, а потом до Великой (Губы). Великую и Конду Бережную не выселяли. А потом вернулись обратно в Мягрозеро. Там нашли мужчину, который согласился отвезти нас в Бережки (Конда Бережная. – Б.Г.) в распутицу.
Мы жили в Бережках, а домой в Сибово нас не пускали. Как-то принесла ягоды финке в Великую Губу, а она мне галетину дала. Уже когда пришли наши, нам сказали, что в Вигово наша корова, а если не будут отдавать, то скажите, мол, что начальство приказало отдать. Хозяйка корову нашу отдала, а теленка себе оставила.
Наконец-то приехали в Сибово, а печки все разобраны внизу. Дом у нас хороший был, в 1920-е годы построен. В горнице нары были сделаны, а на дворе финны держали лошадей. Бабушка говорит: «Ладно, ребята. Не горюйте! Все равно заживем!»
Дядя Андрей Филиппович Климов хорошо сложил печь внизу. А вверху старая голландка была. Побаивались мы ее топить, но приходилось. В доме сохранилась посуда прекрасная: кузнецовский фарфор; секретер, диванчик, лавки широченные. Кое-что потом в Кижи перевезли.
В 1944 году я пошла из Сибово в Великую Губу, чтобы сдавать в 4-й класс экзамен Евдокии Константиновне Калгановой. И мы с Лешей Левичевым продолжили учебу в 4-м классе в Усть-Яндоме.
А с пятого класса мы все учились в Великой Губе. Я окончила семилетку и в 1949 году поступила в Петрозаводское педучилище на физвос. Окончила его в 1953 году и работала там же. Занималась лыжами. Лыжи мне финские подарили «Карху». Так я ходила на этих лыжах, пока не сносила.
В колхозе я не работала, но на колхоз работала. Поясню таким примером. У нас была корова. Так мы должны были обязательно скосить 300 куч сена. Скосить, 240 отдать в колхоз, а 60 оставить себе. Нашей корове 60 надо было. Школьники-не школьники, хоть сколько лет – коси и всё. Последние годы бабушка была парализована, но не пластом лежала, а ковыляла. Клава из Великой Губы, пьянчужка такая, у нее жила и ей помогала. Мой муж, Иван Михайлович, приглашал ее в город, но бабушка отказалась. «Что ты, что ты, Ванюшка!»
А я до пенсии проработала в педучилище».
«Лицей» № 3 2008
