О телесериале «Таинственная страсть»
На прошлой неделе на Первом канале закончился показ многосерийного фильма «Таинственная страсть» по одноименному роману Василия Аксенова – о близком ему круге поэтов-шестидесятников. Прототипы главных героев Яна Тушинского и Роба Эра – Евгений Евтушенко и Роберт Рождественский – имеют прямое отношение к Карелии. Рождественский учился в Петрозаводском университете, а Евтушенко называют «наш карельский зять», имея в виду, что он взял себе в жены чудесную карельскую девушку Машу. Посещали также Петрозаводск Булат Окуджава (Кукуш Октава), Белла Ахмадулина (Нэлла Аххо) и Юрий Нагибин (Марк Аврелов). Последний оказывал творческую поддержку карельскому писателю Борису Кравченко.
Сегодня об этом фильме, точнее, в связи с ним размышляет Галина Акбулатова.
***
Не сотвори себе кумира… – гласит библейская мудрость. Но ведь творим – ежеминутно и ежесекундно. Потому что без кумира жизнь теряет свою остроту и сладость: не на кого равняться, не к кому тянуться…
Кумирами моего поколения были те, кого мы узнавали по именам – Белла, Женя, Андрей, Роберт… Яркие, харизматичные, талантливые… Хотя сегодня мы можем сказать, что были и тогда поэты сильнее талантом, но по яркости и харизматичности им не было равных.
Их называли «шестидесятниками», «творцами оттепели», и у них был свой круг. В нем они варились и договаривались: «…давайте говорить друг другу комплименты…» «Возьмемся за руки… чтоб не пропасть поодиночке…»
И вот они перед нами – молодые и на закате (первые фильмы сериала сопровождались диалогами с восьмидесятилетним Евтушенко). Кого-то уже нет в живых. И когда я слушала документального Евтушенко, его рассказ о том, как он видел западную кинозвезду, танцующую голой на столе, мне невольно пришли на ум строки пермского поэта Татьяны Геркуз-Кузьминой (1952 – 1997): «Поэту надо вовремя уйти, пока его запомнили красивым…»
Может, шестидесятники задержались? А впрочем, что я знаю о них…
В студенческие годы я видела и слышала их – в Коммунистической аудитории журфака МГУ на Моховой, у памятника Маяковскому, на Таганке и в «Современнике»… Писала курсовую по «Апельсинам из Марокко» Аксенова…
Они не скрывали, что были западниками, и это всячески подчеркивается в сериале: заграничная фарца, присутствие героев на показах парижской моды, уверенность, что «Голоса», которые они слушают по ночам, всегда говорят правду, общение с иностранкой Мари Эжен, своего рода курьером поэтов-шестидесятников в западный мир…
Все звездные персонажи, за исключением положительного Роберта Эра и трудоголика Марка Аврелова, показаны в фильме как своего рода мажоры шестидесятых: одеты по последней парижской моде, разъезжают в личных авто (в 60-е это роскошь) и проводят свой бесконечный досуг за виски с шампанским под бархатные французские мелодии и антисоветский треп.
Неизвестно, было ли задумано специально это разоблачение или случилось естественным образом, но оно не могло не коснуться и актеров, создающих образы шестидесятников. Так впервые для меня талантливая Чулпан Хаматова предстала не только как хорошая, но и как посредственная актриса (перед началом каждой серии рекламщики назойливо подчеркивали, что ее Нэлла – это именно Белла. Белла Ахмадулина). Мне могут возразить – там же нечего играть… Но, может быть, не стоило браться, подвергать сомнению высокую репутацию.
Кстати Нэлла могла бы стать самой драматической фигурой в фильме. Нежность, хрупкость, женственность… и пустота окружения. По сути, вся ее жизнь – ближайший круг, алкоголь, богемные тусовки, влюбленности и случайные связи – это бегство от пустоты. Однако для такого проникновения в роль, нужен другой сценарий. Этот же скользит по поверхности и далек от реальности. Поэзия Ахмадулиной, ее знаменитое «По улице моей который год…» не спасала положение, а лишь подчеркивала пропасть между поэтом и подражанием поэту. Демонстрация же интимнейшего – «из какого сора растут стихи» – была заранее обречена на провал, так как показать это невозможно.
В облике Ахмадулиной, в ее манере читать стихи было что-то от театра, но этот театр был сугубо ахмадулинский, и его невозможно было повторить.
Я помню выступление Беллы Ахатовны в Петрозаводске. Вышла на сцену девочка-женщина в узких брючках-лосинах, длинных, выше колен сапогах, черном свитере, на пальце – огромный сверкающий перстень. «Какая пошлость», – сказала сидящая рядом дама. Дама, наверное, ждала Ахматову, а приехала «актриса». Но когда «актриса» своим хрустальным голоском стала читать стихи, зал пал, в том числе и эта дама.
Да что дама, если пал сам мэтр Набоков, которого Ахмадулина посетила в Монтрё незадолго до его кончины в 1977-м. Правда, он пал не перед ее стихами, а перед ней самой – такой женственной, такой обаятельной и такой успешной: прекрасно, по-европейски одета, много издается, путешествует по Европе, читает лекции в Америке… При том гражданка самой закрытой и самой тоталитарной страны… Можно понять некоторое внутреннее волнение знаменитого писателя при этой встрече. Ведь выходило, что он, по сути, зря приговорил себя к многолетнему затворничеству, вне питающих соками родных корней. Оказывается, можно жить, и хорошо жить, и там, в СССР…
Он спросил гостью: «Может, мне не стоило уезжать из России?»
Присутствующая на встрече мудрая Вера Слоним, супруга писателя, снизила градус напряжения присущей ей иронией: уж она-то знала, что Набокову в отличие от советской писательницы так бы не повезло. Не тот характер. Не то воспитание.
В фильме герои-шестидесятники вроде бы без конца конфликтуют с КГБ. На самом деле находятся в вечной связке, что демонстрируют доверительные отношения Ваксона (прототип Василий Аксенов) и подполковника КГБ Сергея Круглова. Причем, гэбэшник здесь намного интеллигентнее, мягче, уступчивее, чем писатель. И мне даже легче представить в роли гэбешника не толерантного да еще больного туберкулезом офицера, а грубого, часто несправедливого Ваксона (с какой злобой тычет он в лицо ручкой своей юной беременной жене, которой к тому же постоянно изменяет).
Ваксон постоянно провоцирует расположенного к нему гэбэшника, вызывает того на конфликт. Не потому ли, что знает – его имя уже на слуху на Западе, в крайнем случае могут выслать из страны, чего, кажется, Ваксон своими выходками и добивается. Так в фильме.
А в жизни, как следует из диалогов Евгения Евтушенко, звездные поэты путешествовали по всему миру, о чем интервьюер Соломон Волков, упоминая о пребывании поэта на Кубе во время Карибского кризиса, говорит с подтекстом: мол, Евтушенко всегда находился в нужном месте и в нужное время…
Я же замечу: без санкции КГБ заграничные поездки для большинства советских граждан были в то время невозможны. По крайней мере когда мой муж, художник, захотел в семидесятые съездить по путевке, то есть за свой счет, в Рим (мечта каждого советского художника!), то после полугодовой волокиты, заполнения анкет, написания автобиографий и характеристик ему было отказано без объяснения причин. Хотя он был вполне законопослушным гражданином. Но тем и не был интересен власти. Власть в то время делала ставку на несколько ярких личностей, известных в западном мире не только как художники, но и как борцы с тоталитарным режимом (в известных, конечно, пределах). Разрешая творцам привлекательные для них загранпоездки, власть использовала их как своего рода крышу советской псевдодемократии: вот, мол, и у нас есть свобода – и слова, и передвижения…
Нэллы, Ваксоны, Яны… могли подписывать письма в защиту друзей-диссидентов, выражать солидарность пражской весне… Но они не сделали одного – не выразили солидарность собственному народу в его крайне тяжелом состоянии, как это случилось в 1962 году в Новочеркасске, где состоялся массовый расстрел взбунтовавшихся рабочих, и о чем герои-шестидесятники слышали по западным «голосам». Ни один из звездной пятерки не написал тогда строк, подобных тем, какие написала в свое, гораздо более тяжелое и зависимое, чем шестидесятые, время великая Анна Ахматова: «…Я была тогда с моим народом, там, где мой народ, к несчастью, был…»
И вот здесь мы, наконец, приближаемся к разгадке «таинственной страсти». Она, конечно же, не в том, что чужой звездный муж испытывает страсть к чужой звездной жене, как пытаются нас в том уверить создатели сериала. «Таинственная страсть» – это одержимость своим призванием писателя, художника, ученого… да любого, кто посвятит призванию жизнь. Но такого ответа, разумеется, нет и не могло быть в показанном нам фильме.
