«Белая мебель, белые костюмы актеров. Белый цвет – цвет смерти. Да, как люди они уже неживые. Мертва их семья. Отношения давно превратились в летающие сухие хлопья».
Национальный театр Карелии показал премьерный спектакль по пьесе финского автора Сиркку Пелтола «В сапоге у бабки играл фокстрот».
Этот спектакль родился благодаря тому, что его постановщик и сценограф Кирилл Заборихин был выбран проектом «Театральный разъезд – VI» и получил право осуществить постановку в одном из регионов. Пьеса уже показывалась в МХТ как экспериментальная.
В фокусе – семья, супруги (артисты Ксения Ширякина и Глеб Германов), их дети (Лада Карпова и Андрей Шошкин). За кухонным столом во время завтрака создается иллюзия благополучия. Правда, движения супругов напоминают роботов. Диалоги за завтраком сопровождаются летающими хлопьями. Актеры «дуют» ими друг в друга. Их диалоги пусты, фальшивы, как сухие хлопья, как псевдоеда. Со временем всё пространство и сами актеры оказываются в этих хлопьях, синонимах мыльных пузырей. Конечно, этот удачный ход – элемент театрального абсурдизма. Жанровое разнообразие полифонично. На сцене разыгрывается и комедия, и трагедия, и фарс, и драма.
Стеклянные стены этой кухни-квартиры играют роль экранов. Они могут быть и пуленепробиваемыми, и очень хрупкими. Сценограф словно в стеклянную колбу поместил своих «насекомых» и дает зрителю понаблюдать за ними как под микроскопом.
Диалоги героев прерываются немотивированными гормональными всплесками, а в этот момент хлопьеметание усиливается. Взрывные сцены иногда переходят в апатичное валяние актеров по сцене. Темпоритм работает на идею. Спектакль — фейерверк смыслоутраты. Все утрачивает смысл: семья, школа, любовь… Все превращается в фальшь, ложь, лицемерие, фейк, циничный фарс.
В музыкальном оформлении звучат слова: «Катятся камни… скоро будет цунами». Цунами накрыло нас давно. Пьесе почти двадцать лет. Дочь большую часть времени в наушниках, она уже никого не слышит, иногда импульсивно кричит. В наши дни по сцене бродили бы уже не люди, а андроиды, сетевые хомячки, сетевые рабы, уткнувшиеся в экраны своих гаджетов. Явилось цунами расчеловечивания, дегуманизации, утраты смысла. «Все прогрессы реакционны, если рушится человек!» – давно прокричал Андрей Вознесенский. Визит учительницы, а потом и полицейского (Наталья Алатало) взрывает благополучие этой псевдосемьи. Учитель в монологе об издевательствах в школе выглядит абсолютным неврастеником. О, сколько их наяву! Только теперь издевательства стали более изощренными. Девочка все время говорит о контрольной работе… Дети издеваются над школой потому, что там издеваются над ними. В монологах актеры иногда переходят на русский язык. Это преодолевает финскую локальность. Проблематика касается всех.
Белая мебель, белые костюмы актеров. Белый цвет – цвет смерти. Да, как люди они уже неживые. Мертва их семья. Отношения давно превратились в летающие сухие хлопья. Попытка дочери убежать из этого семейного кокона безуспешна. Но у нее появляются два алых банта как два фонарика надежды
Каждый зритель ощутил свою сопричастность к заявленной теме. Хотя публика разделилась на принявших и не принявших форму и содержание действия. Кто-то не хочет абсурда на сцене. Его и так в жизни много. Кто-то приходит в театр за яркими впечатлениями вечного праздника. Спектакль непростой. Была опасность, что эмоциональная глухота персонажей проникнет в зал и приведет к сложностям у зрителей. Однако этого не произошло. Монологическая речь актеров на хорошем уровне. Режиссеру вообще удалось создать ансамбль единомышленников. Это чувствовалось.
Весь спектакль семья хочет навестить бабушку. С предвкушением рассуждают, как поздравят с восьмидесятилетием свою бабку, которая их так любила. Не успели. Просуетились, слишком долго собирались. «Она умерла!» — диким воплем кричит отец. Умерла чуткость, забота, любовь. Все осталось в детстве, в другом времени. На стеклянных стенах показываются детские фотографии самих актеров.
Кстати, сами актеры, играющие семью, примерно одного возраста. Но условность абсолютно преодолена. Веришь, что это отец и мать, а это их дети.
Театр пригласил консультантом-педагогом свою бывшую актрису, живущую ныне в Хельсинки Райли Коскела. Она буквально жила предпремьерные дни в театре, и ей удалось поставить актерам хороший финский язык. Да еще пьеса написана на тамперском диалекте.
Однако, хочется напомнить, что русскоязычные зрители привыкли, что в этом театре озвучивали спектакли прекрасные синхронисты: Лилия Турубаева, Лидия Толстова. От синхронной речи многое зависит. Это надо делать не формально, а на хорошем русском языке, по-актерски…
После спектакля вспомнилась картина Франсиско Гойя «Сон разума». В спектакле есть длинная сцена, в которой родители пытаются поставить детей на ноги. Она метафорична. Дети падают, валятся с ног. Уснули или уже духовно мертвы? Но вначале духовно уснули родители. «Сон разума порождает чудовищ». Жаль, что Гойя не жил в эпоху сухих хлопьев. Они придали бы его картине еще более глубокий смысл.
