«Среди сильнейших эстетических впечатлений моей жизни я вспоминаю, как меня поразила — буквально взяла под свой гипноз — книжная графика Виталия Наконечного». Эти слова сказал поэт, философ Юрий Линник ровно 10 лет назад.
Виталий только что отметил свое 75-летие, но это как будто и не про него вовсе: он строен и легок на подъем, молод душой, и не верится, что передо мной сидит умудренный мастер, профессионал, из рук которого вышло более 360 книг. Его книги всегда отличаются своей эстетикой, стилем, подходом, у него есть свои принципы и постулаты обращения с автором и его текстом. Он умеет сделать такую книгу, что с радостью берешь ее в руки. Из последних изданий — «Ровесник Северной Пальмиры» в соавторстве с Сергеем Чиненовым, о которой не написал только ленивый.
Мы беседуем с Виталием о его жизненном пути, поисках, ошибках, находках, убеждениях.
— Знаю, что уже в детстве ты мечтал стать книжным графиком…
— Я вырос в среде художников. Мой отец до войны работал художником во МХАТе, во время войны служил летчиком, был сбит, попал в концлагерь. Потом были побег, Польша, монастырь, партизанский отряд в Белоруссии под руководством легендарного Медведева. А затем работал учителем рисования, черчения и физики в школе, где я учился. Брат тоже был художником.
Мой путь к книжной графике действительно начался в детстве. Сколько себя помню, всегда увлекался природой. Любил встречать рассветы, уходил в поле, падал в пшеницу и завороженно слушал жаворонков, наблюдал за лисой с лисятами. Однажды взял в библиотеке книгу Евгения Спангенберга, известного орнитолога и писателя-натуралиста, которую оформлял художник-анималист Александр Комаров. Эта книга впечатлила меня настолько, что какое-то время я даже хотел стать орнитологом. У меня дома появилось всякое зверье, птички. Раненых зверушек я лечил и выхаживал, жалея до слез, когда подранок умирал. Альбом с зарисовками животных, который я начал вести в шестом классе, сохранился по сей день. Штрих и рисунок в нем были доведены до вполне высокого уровня — теперь я могу это утверждать.
Решил, что стану художником-анималистом, иллюстратором книги, и поступил в Московский полиграфический институт при конкурсе 18 человек на место. Тогда в стране было всего два полиграфических высших учебных заведения. После армии, поскольку служил во Львове, решил там остаться, перевелся и окончил Львовский полиграфический институт имени Ивана Федорова.
— Как судьба занесла тебя в Карелию?
— Еще школьником меня все время неосознанно тянуло в тайгу, в Сибирь, на Север. За все время проживания на Украине я даже ни разу не был на Черном море. Человеческая ментальность в тех краях была мне чужда, хотя я уже работал замдиректора во Львовской картинной галерее. Мне не хотелось ехать после учебы в назначенное место по направлению, поэтому я перевелся на заочное и уехал в поисках места своего будущего обитания.
Петрозаводск привлек мое внимание еще и тем, что здесь было книжное издательство. Летом 1972 года в Карелии стояла неимоверная жара. Окунулся в Онего: небо голубое, тихо, чайки летают, благодать, да еще и издательство в городе. Зашел в издательство. Люди пленили меня своей сдержанностью, вежливостью, вниманием. В них не было чопорности, надменности и шумности южан. Мне здесь всё легло на душу. В результате я обменял квартиру и остался в Петрозаводске. Оканчивая институт, диплом защищал книгой «Сказание о карелах» Яакко Ругоева от Карельского издательства.
— Известно твое высказывание, что 30-летнюю работу в журнале Carelia ты оцениваешь как время стагнации. Почему? Журнал вроде бы выглядел достаточно современно…
— Потому что я работал только над вклейкой и обложкой журнала, не принимая участия в верстке в целом. Особенно это было обидно, когда появилась компьютерная оснастка. У меня как художника компьютера так и не появилось, и все макеты я выклеивал вручную.
В 2002 году параллельно я начал сотрудничать с редактором журнала «Север» Стасом Панкратовым и предложил ему принципиально новый макет журнала. Своего компьютера не было, ездили на Древлянку к Светлане Салдаевой и на ее компьютере создали этот макет. Новое оформление получило республиканскую государственную премию, которую тогда только ввели. В результате я оставил журнал Carelia и перешел в «Север», хотя зарплата в финском журнале была в два раза больше, но на новом месте я по крайней мере мог себя реализовывать как дизайнер.
— Можешь ли ты сказать несколько слов о Станиславе Панкратове?
— Несколькими словами его мощную независимую личность не охватишь. Это гигантская величина! У него были масштабные, глобальные проекты. Для меня он был и отец, и брат, и друг. Он понимал меня как никто другой. Никогда не забуду его участие ко мне. У меня была серьезная проблема с глазом. После получения премии глава республики Сергей Катанандов спросил у Панкратова: «Что я могу сделать для «Севера»? А Панкратов сказал: «Мне ничего не надо, помогите художнику решить его проблему с глазами, помогите ему прооперироваться». Как я могу такое забыть, ведь у него и свои были проблемы со здоровьем! При нем среди других литературно-художественных журналов «Север» был в России лучшим.
— Ты оформил множество книг, в том числе национальных писателей Карелии. Создавая книгу, ты ведь непременно общаешься с автором?
— Конечно! Да, помню, у Яакко Ругоева я был чем-то вроде придворного художника, — смеется Виталий, — только его и оформлял, часто бывал у него дома. Он был человеком порядочным, честным, а бескорыстность его заключалась в том, что он был одержим своей идеей. Помню, как однажды он возмущался, когда из типографии вышла его книга, напечатанная просто ужасно, хотя подготовлена мною была на уровне. Тошно было…
Оформлял книги и для Ортье Степанова. В перестроечные времена вдруг он как-то зашел ко мне в редакцию. «Не знаю, почему к тебе зашел, — говорит, — а у самого слезы на глазах. — Только что партбилет на стол положил». Выглядел он растерянным и как будто раненым.
Последнюю книгу мы делали с Сергеем Чиненовым. Он мой единомышленник: интеллигентный, корректный, у него в характере есть черты, которых мне не хватает, – скрупулезность, собранность, например. Мы в последнее время вообще открылись друг другу, и книга очень сблизила нас.
— Каких принципов в работе с автором и с книгой ты придерживаешься, на что обращаешь внимание, когда берешь в руки любое издание?
— Я очень придирчивый к оформлению, честно скажу. Общепринятое мнение меня мало волнует, у меня всегда есть свое мнение, которое никому не навязываю. Когда сам оформляю книгу, прежде всего обращаю внимание на тематику, на какой возраст она рассчитана, кому адресована. Это важно. Самое главное – проникнуться текстом автора, духом содержания. Тогда формируется зримый, визуальный образ, обдумываешь, как его подать. Важно не себя подавать как художника, а автора книги. Необходимо, чтобы иллюстративный ряд лежал не на поверхности, а выдавал то, что читается между строк, при этом не навязывая образа читателю.
— Мне кажется, твои книги все же узнаются по стилю и вкусу, сдержанности в эстетике… А как в одной семье сосуществуют две такие яркие планеты, как Яна Жемойтелите и Виталий Наконечный? Как появилось ваше издательство «Северное Сияние»?
— Яну я впервые увидел в журнале Punalippu, оформлял первую ее книгу «Люди, которые говорят». Яна очень одаренный человек. Мне нравится, как она пишет, ее стилистика и философия. Вместе какое-то время мы работали в журнале «Север». Создание собственного издательства — это моя идея. Оно появилось в 2010 году. Сейчас должен выйти пятый роман Яны в Москве, но эти книги оформлял уже не я. И у меня к этому оформлению масса претензий.
Наше издательство «Северное Сияние» выпустило, не считая брошюрок, около 40 книг.
— Как, по твоему мнению, время влияет на книгу, ее оформление?
— Очень заметная тенденция: в художественной книге исчезли иллюстрации. Раньше издательство специально заказывало к произведению иллюстрации определенного художника. Сейчас это явление как рудимент отсохло. Я не противлюсь и отношусь к этому с пониманием. Читатель, прочитывая роман, вправе сам создать свой образ. У него возникают собственные размышления, видение и представление о прочитанном. Я против навязывания своего видения, ведь литература дает почву для развития собственного воображения.
— Какие минусы несет наше время?
— Это прежде всего тираж. 300 экземпляров разве тираж? В нашем издательстве «Карелия» не было тиража меньше 10 тысяч, книги распространялись по всему Советскому Союзу, и наши книги знали всюду. Сейчас нет выхода на общий российский рынок, такие возможности имеет только Москва.
И есть еще такая тема, как гонорар. В советское время роман карельского писателя мог кормить три года. В советское время на самый свой большой гонорар за книгу «На Карельском фронте» я купил в Таллинне всю мебель для квартиры и машину. А сейчас писатель часто издает на свои средства и сам же должен продавать свой тираж. Однако, не нами сказано, без литературы и культуры далеко вперед не двинешься. Материальный мир без духовного невозможен.
