Разбирая дело моих предков, никому не известных ярославских дворян Михайловых, перечитала «Путешествие в Арзрум» Александра Сергеевича Пушкина и впервые открыла поэму Фёдора Глинки «Карелия», найдя там так много знакомого мне, родившейся и всю жизнь живущей в этом крае. На очереди «Слово о полку Игореве». Работа над архивным делом и своей родословной в очередной раз показала — все мы родственники и современники, когда бы и где ни жили.
Как жаль, что нам так мало доступны архивные дела! И как важно смотреть их самому, досконально, каждую строчку. Столько удивительного можно найти! Это дело очень большое и полное загадок: полторы сотни выцветших, трудно читаемых, не сшитых друг с другом старинных листов, которые скрупулёзно переписала для меня подруга Ирина Заленская.
Загадка первая
Моё «Слово о полку Игореве»
В деле Михайловых хранится копия с купчей. Самый обычный документ того времени стал для меня потрясением.
«Лета 1765 марта в 22 день поручик Иван Яковлев сын Мусин Пушкин продал он Иван брату своему внучатному коллежскому Асессору Луке Андрееву сыну Михайлову из недвижимого своего имения в Ярославском уезде Верховском стану деревню Гладышеву на реке на Волге без крестьян…а взял он Иван Мусин-Пушкин у него брата ево Луки за выше писанное недвижимое имение и за все вышеписанное денег четыреста рублей».
В купчей ещё трижды повторяется «брату ево Луке». Вот уж тут я забегала, запрыгала! Может, наконец, отыщется моё дальнее родство с Александром Сергеевичем!
Отправилась разбираться, что это за понятие такое, «внучатный (внучатый) брат». Определения об одном и том же разные: родственник по деду (бабушке), сын двоюродной тёти (дяди), а проще — троюродный брат.
Набросала схему, ведь зрительно разбираться легче.
Получается, раз Иван Яковлевич Мусин-Пушкин и мой 5 раз прадед Лука Андреевич Михайлов троюродные братья, то среди их 8 бабушек и дедушек должны быть два родных по крови человека. Но кто именно?
Начала разыскивать тех, кто на этой схеме мне неизвестен. И вот что из этого вышло.
К великому сожалению, не все имена удалось узнать. Например, жены Саввы Яковлевича Мусина-Пушкина нет ни в родословных книгах Долгорукова и Ельчанинова, ни в генеалогических схемах Александра Сергеевича Пушкина, который с Мусиными-Пушкиными в кровном родстве.
Нет нигде и имени жены Андриана (Андрея) Алексеевича Вельяшева. Многие века к женщинам в генеалогии относились не слишком внимательно.
Имя жены Марка Ивановича Михайлова известно из записей Ивана Николаевича Ельчанинова и этого дела. А про жену Андрея Марковича Михайлова в нём записано так: «Настасья Иванова дочь, Надворного Советника Андрея жена Маркова сына Михайлова».
Так что из четырёх известных мне бабушек-дедушек Ивана и Луки никто братом или сестрой друг другу не приходится и пока можно только гадать да кое-что предполагать.
В «Материалах по генеалогии ярославского дворянства» И.Н. Ельчанинова есть такая фраза:
И вот поэтому я думаю, что раз Ивану Яковлевичу Мусину-Пушкину деревенька Загата дошла от Григория Ивановича Ельчанинова, а не куплена была, то очень может быть, что они состояли в родственных отношениях. В то же время Григорию Ивановичу Ельчанинову Лука приходится внучатым племянником. Бабушка Луки, Прасковья Ивановна Михайлова, Григорию сестра. И, возможно, ещё одна сестра Григория и Прасковьи стала женой Саввы Мусина-Пушкина или Андриана Вельяшева. Тогда схема выглядит так, и Александр Сергеевич опять, усмехнувшись, мимо прошёл.
Но это всего лишь предположение, возможны и другие варианты, кажется, их шесть, а загадка так и остается загадкой.
Только в любом случае, раз Иван Яковлевич Мусин-Пушкин и мой 5 раз прадед Лука Михайлов троюродные братья, то сын Ивана Алексей, открывший миру «Слово о полку Игореве», мне приходится пятиюродным 4 раза прадедом. Вот почему «Слово» теперь ко мне имеет самое кровное отношение.
Из дела видно, что Мусины-Пушкины и Михайловы связь друг с другом поддерживали: под одной из купчих свидетельская подпись Семёна Львовича Мусина-Пушкина. А под важным документом об имуществе Михайловых среди других стоит подпись «Действительного Статского Советника Двора Ея Императорского Величества гимназии чужестранных единоверцев Директора и Кавалера Алексея Ивановича Мусина Пушкина». Того самого, что «Слово» нашёл и издал!
Между прочим, тут же и подпись секунд-майора Николая Андреевича Тютчева, дедушки поэта. Так что в деле не только загадки, но и интересные дополнения.
Узнав, что сохранились изображения моих прадедов Луки и его сына Петра Михайловых, приобрела книгу «Ярославские портреты XVIII — XIX веков». Тогда и не подозревала, что найду там своих предков Лихачёвых, а теперь ещё и Мусиных-Пушкиных. Может быть, среди всех 150 изображений альбома окажутся и другие мои родственники? И книга старинных портретов, заботливо отреставрированных в 1970-80 гг., станет для меня просто семейным альбомом.
Так выглядел Иван Яковлевич Мусин-Пушкин, мой четвероюродный 5 раз прадедушка.
Ниже его сын Алексей, коллекционер, археограф, историк, член Российской Академии, президент Академии художеств, собиратель древностей, открывший миру Лаврентьевскую летопись, список «Русской правды», «Поучение Владимира Мономаха», и, конечно, «Слово о полку Игореве».
А это сыновья Алексея. Иван, будущий генерал.
И Владимир Алексеевич Мусин-Пушкин.
Декабрист, муж красавицы Эмилии Шернваль. «Был знаком с А.С. Пушкиным, К.П. Брюлловым, И.В. Гёте». В 1829 году переводится на Кавказ и в течение месяца добирается с Пушкиным от Новочеркасска до Тифлиса. Вместе проехали Ставрополь, Горячие воды, Екатериноград, Владикавказ, любовались Бештау, Машуком и Тереком, Дарьяльским ущельем и Казбеком, что нашло своё отражение в «Путешествии в Арзрум». Встрече с ним поэт был сердечно рад, а кавказскому начальству было предписано установить за обоими строгий полицейский надзор. Здравствуйте и здесь, Александр Сергеевич!
Загадка вторая
Два имени
В деле Михайловых жена Андрея Марковича не раз именуется Настасьей Ивановной. И потому непонятно название документа из недр архива древних актов (РГАДА).
Дата продажи деревеньки совпадает со временем в описанной выше купчей. Ошибки в описях архива встречаются, и вместо Настасьи могли вписать Наталью, но объяснить отчество Яковлевна я не могу. Загадка остаётся загадкой, зато обнаружилось, что у Луки был брат Михаил, моё Дерево растёт!
Загадка третья
Тётка Ирина
В деле есть ещё интересная купчая. Марк Иванович Михайлов, сын дьяка Ивана Поликарповича, дал своей тётке, вдове Ирине Ивановне Бутурлиной, сто рублей денег «на пропитание себе и на росплату долгов», а она за эти деньги «поступилась поместьем в сельце Новосёлки».
Очень надеялась, что сейчас узнаю фамилию матери Марка Михайлова. Если Ирина ему родная тётка, то скорее всего сестра его матери. Потому что отцом Марка был уже известный нам дьяк Иван Поликарпович Михайлов. Его единокровной сестрой Ирина Ивановна Бутурлина быть не может, их отчества не сходятся. Загадку эту решить пока не удалось. Девичьей её фамилии отыскать не смогла, узнать, от кого ей досталась пустошь Настасьино, тоже не получилось. Загадки не так-то быстро сдаются, даже когда кажется, вот-вот, ещё шаг и…
Из дела Михайловых я, наконец, впервые узнала, кто стал супругами детей Луки Андреевича. Мой четырежды прадед Пётр женился на «дворянской после умершего Надворного Советника и Кавалера Фёдора Герасимова дочери девицы Любови», и мне открылись интереснейшие мои предки Политковские (Полетики)! Алексей Лукич в брак вступил «с польскою шляхтянкою, Марьею Кличковскою». Мужем дочери Елизаветы был титулярный советник Нил Андреевич Жеребцов, а дочери Ольги — Фёдор Михайлович Желябужский.
Вот несколько интересных, но нерадостных сведений о Ф.М. Желябужском. Его имя встретила в записках русского поэта, публициста, прозаика Фёдора Николаевича Глинки. За участие в обществах декабристов он был заключён в Петропавловскую крепость, а оттуда сослан в Петрозаводск на должность советника Олонецкого губернского правления. Боролся с мздоимством лекарей, архитектора и прочих чиновников, участвовал в финансовых проверках. Но по словам Глинки, ему мешал прокурор Желябужский, пытавшийся скомпрометировать уехавшего губернатора Фан-дер-Флита.
«Прокурор Желябужский въехал в губернию, как разбойник, и свирепствует, как моровая язва. Получив предписание с Высочайшею Волею, он ставит себя выше всех и всего. Совершенное отвержение законного порядка сопровождает все его действия. …Желябужский при первом появлении привлек к себе всех негодяев; все мерзавцы, примкнув к нему, составили с ним одну смрадную единицу. Чего же можно ожидать от дружины ябедников, клеветников, порочных, кляузных и вечно полупьяных людей?» (30 августа 1827 года)
Это письмо Глинки в Петербург к Тимофею Ефремовичу Фан-дер-Флиту, с которым у него на долгие годы сложились тёплые и дружеские отношения, было обнаружено исследователями в рукописном отделе Института русской литературы.
К слову сказать, о поэме Глинки «Карелия» отзывался сам Александр Сергеевич, отмечая «теплоту чувств» и «свежесть живописи».
Бедна карельская береза;
И в самом мае по утрам
Блистает серебро мороза...
Мертвеет долго все... Но вдруг
Проснулось здесь и там движенье,
Дохнул какой-то теплый дух,
И вмиг свершилось возрожденье:
Помчались лебедей полки,
К приютам ведомым влекомых;
Снуют по соснам пауки;
И тучи, тучи насекомых
В веселом воздухе жужжат;
Взлетает жавронок высоко,
И от черемух аромат
Лиется долго и далеко...
И в тайне диких сих лесов
Живут малиновки семьями:
В тиши бестенных вечеров
Луга, и бор, и дичь бугров
Полны кругом их голосами,
Поют... поют... поют оне
И только с утром замолкают;
Знать, в песне высказать желают,
Что в теплой видели стране,
Где часто провождали зимы;
Или предчувствием томимы,
Что скоро из лесов густых
Дохнет, как смерть неотвратимый,
От беломорских стран пустых
Губитель роскоши и цвета.
Он вмиг, как недуг, все сожмет,
И часто в самой неге лета
Природа смолкнет и замрет!
А в 1937 горестно известном году вышли его воспоминания «О пиитической жизни Пушкина». Везде в этом времени осеняет нас тень Поэта.
А вот теперь загадка, которая разрешилась.
В деле говорится о том, что внук Луки Андреевича, а мне троюродный трижды прадед, Николай Алексеевич Михайлов, в 1827 году женился на дочери поручика Варваре Филимоновой.
«Благовещенская церковь Мышкинского уезда сельца Новоселок. Помещика Майора Алексея Лукина Михайлова сын Николай, проживающий Романо-Борисогле
Отец невесты, Иван Иванович, участник Отечественной войны 1812 года в составе Ярославского ополчения, и её брат Николай Иванович Филимонов были крёстными их детей — своих внуков и племянников.
Обязательно проверяю имена крёстных в интернете, и вот неожиданная находка! Николай Иванович Филимонов, шурин одного их моих Михайловых, очень интересный человек. Получив образование в Демидовском лицее Ярославля, он служил в армии, а после отставки был смотрителем холерного участка, дворянским заседателем, участвовал в переписи населения 1833 года.
Николай Иванович любил театр, писал водевили, ставил спектакли в своей усадьбе, их играли в Ярославле и не только. В Петербурге были поставлены 14 его пьес, а в Москве одна. Он был знаком с Н.А. Некрасовым, в письме обращается к нему на ты, просит сообщить мнение о его произведениях и прощается с поэтом так: «Прощай, мой друг, будь здоров; а главное мое желание, напиши еще такую же блестящую поэтическую картину, как Мороз, и вся читающая Россия скажет тебе большое спасибо».
Последние годы жизни провёл в разорении в родном Дёгтеве и умер в бедности.
Но я не пересказала важного. В молодости, будучи поручиком, в Бронницах на бивуаке он познакомился… с Александром Сергеевичем Пушкиным! И своей сестре Варваре (будущей Михайловой) осенью 1824 писал: «Он знаком с нашим Дороховым и пробыл у нас целый день и доказал, что он так же мил в обществе, как нравится по стихам своим».
Только не подумайте, что мечтаю обязательно оказаться с Александром Сергеевичем в родстве. Ведь когда надо мной навис Пётр Первый, с облегчением вздохнула, докопавшись, что он мне хоть и родственник, да не кровный. Во-первых, это уж слишком, а, во-вторых, ответственно и непредсказуемо, где и как ещё эти гены в моих потомках отзовутся?
Но когда Александр Сергеевич мимо проходит, он и мои предки для меня оживают. Сойдя с портретов и постаментов, становятся ближе, ещё и ещё раз доказывая, что время это такая условность! Они такие же живые, как и мы с вами. Продолжают писать стихи, любить, дружить, ошибаться и бороться с несправедливостью, отделённые от нас совсем тонким стеклом, которое я в очередной раз сдвигаю.
