Родословная с Юлией Свинцовой

Бабушка Франциска и Наполеон

«Наполеон на Бородинских высотах» В.Верещагин
В. Верещагин. Наполеон на Бородинских высотах

 

«Никто не верил, что Наполеон осмелится войти в Москву, — писала в своих воспоминаниях Франциска Амелунг . —  Ходили разговоры, что у него около 400 своих оплаченных агентов в лице кондитеров, поваров, парикмахеров, распространяющих тревожные слухи. Болтали, что война это божья кара императору Александру за его грехи, что он слишком слаб, а его генералы предатели».


1812 год останется навсегда знаменательною эпохою в нашей народной жизни.

Равно знаменательна она и в частной жизни того, кто прошёл сквозь неё и её пережил.
П.А. Вяземский

 

Но позвольте мне вырваться из этих воспоминаний.
Франциска Амелунг

 

Моя двоюродная четырежды прабабушка Франциска Амелунг приехала из Гамбурга в Петербург в гости к своей сeстре Юлии в декабре 1811 года. Покинула она нашу страну только спустя семь лет, а значит, Отечественную войну 1812 года пережила вместе с Россией.

Её заметки именно этим и заинтересовали некоторых историков. Франциска была одной из трёх иностранок, оставивших письменные воспоминания об этом событии, и единственной, оказавшейся в это время в российской провинции.

В  конце марта 1812 года она прибыла в местечко Блохино Калужской губернии, где вместе с мужем Максом Тилгером и маленькой дочкой Юлией жила её сестра Эрнестина.

Тилгер с компаньонами арендовали находившуюся в Блохино ткацкую фабрику Мусина-Пушкина. Вложив большие средства, они наладили производство из конопли парусины высокого качества, которая была очень востребована. Казалось, не за горами тот день, когда скопив приличный капитал, можно будет вернуться в дорогой сердцу Тильгера Ульм. Но французская армия сломала эти незатейливые планы.

«Мы черпали сведения только из слухов, которые всегда бывают страшнее истин. Но не только слухи пугали нас, а и  печальная реальность, потому что из Москвы не было ни вестей, ни денег.

Никто не верил, что Наполеон осмелится войти в Москву. Ходили разговоры, что у него около 400 своих оплаченных агентов в лице кондитеров, поваров, парикмахеров, распространяющих тревожные слухи. Болтали, что война это божья кара императору Александру за его грехи, что он слишком слаб, а его генералы предатели. Настроение людей было печальным. Через гувернанток, бонн и модисток, которых хватало в каждом большом доме, Наполеон и его сообщники пытались проложить путь вглубь России и вполне преуспели в невежественной массе.

Я помню катехизис, в предисловии которого подчёркивалось, что гнев Божий лежит на императорской семье, но не стоит отчаиваться, так как спаситель уже стоит у дверей. Он освободит крестьян из рабства, и им остаётся только радоваться этому. Эти и подобные произведения переводились на русский язык и активно распространялись французами, жившими в России.

«Выход из ада Тору и Тюру (богам войны) был открыт», — пишет Франциска.

«Но позвольте мне вырваться из этих воспоминаний», — её мольба спустя даже пять десятков лет.

Тилгер был вынужден часто покидать Блохино в надежде продать выработанный холст, получить хоть какие-то средства, чтобы расплатиться с 300 рабочими (!) и содержать свою семью. Франциска и Эрнестина, беременная следующим ребёнком, оставались дома одни. Опасность им грозила с обеих сторон, но вначале больше с русской.

«Семя бунта, обильно исподтишка посеянное Наполеоном, взошло. С каждым новым утром для нас наступали новые ужасные часы. Здесь застрелен наш сосед-помещик, там подожжён дом, и мы видим поднимающийся вдалеке дым. 

Для нас это время было очень трудным, так как русские называли «немцами»  всех иностранцев, не различая французов, немцев и англичанин. Большую опасность представляли казаки, и в таких случаях у нас не было другого спасения, как бежать в лес». 

Что помогало выстоять, выдержать трудности и неизвестность? На что вообще можно опираться в такие минуты?

«Мы столько раз были окружены, что если бы не уверенность, что Небесный Отец защитит нас, нам пришлось бы впасть в отчаяние.

В такие времена бедствия и ужаса так важно не оставаться одиноким, как сирота, а делиться счастьем и радостью, страданиями и горем с любящим существом».

Ситуация вокруг только накалялась. Рабочие уходили с фабрики, присоединяясь к армии. Трудно было с продуктами.

«Все продажи прекратились, каждый стремился спасти свою жизнь, насколько это было возможно. Не было соли, масла, жиров.  Теперь мы ещё больше осознали, каким благословением был для нас наш сад. У нас уродились прекрасный картофель, корнеплоды, горох, репа и огурцы. Без этого нам пришлось бы умереть с голоду». 

Кстати, огородными работами сёстры Амелунг активно занимались сами. У Франциски уже был такой опыт, а Эрнестине, изучавшей в московском пансионе танцы и французский, были совершенно чужды сельские профессии, но она оказалась на редкость способной ученицей.

Французы продолжали двигаться к Москве, но люди верили, что это часть русского плана.

«Говорилось, что мы, россияне, побеждаем в битвах, а потом отступаем.  Это было правдой, потому что у русских был план войны заманить французов на обширные ледяные поля, где голод и холод должны были их уничтожить».

 

Война — время не только слухов, но и чудес. В Смоленске, например, рассказывает Франциска, икона богородицы, которая стояла над воротами крепости и была очень почитаема людьми, повернулась, чтобы покинуть город, и в её глазах были слёзы. А казачий атаман П. предложил свою красавицу-дочь с миллионным приданым в жёны тому, кто живым или мёртвым доставит Наполеона в Петербург, и это сильно взволновало умы.

В сентябре началось массовое распространение печатного обращения губернатора Ростопчина к населению. В нём говорилось, что люди должны сохранять спокойствие и не покидать город. Губернатор Москвы уверял, что когда французы подойдут к Воробьёвым горам, все силы объединятся, чтобы уничтожить уставшего врага. Но в это уже никто не верил, все были  опечалены.

«Мы решили принять свои меры предосторожности. В полночь, когда все спали, сломали в нашей комнате пол и вырыли в земле глубокую яму. Самые драгоценные вещи  хорошо упаковали  и  спрятали в коробке из-под греческого вина с острова Лесбос. Затем яму аккуратно засыпали, вернули половицы на место, да  так, чтобы никто не догадался, что здесь что-то спрятано. Небольшие ювелирные изделия были вшиты в одежду, которую мы не снимали ни днём, ни ночью. 

Затем пришли ужасные вести о том, что битва за Воробьёвы горы была проиграна русскими — город горел, а враг уже вошел в Москву. Это новость была  для нас подобна  удару  грома.

Петербург, говорили в Блохино, давно уже захвачен врагом, и император Наполеон послал императору Александру как своему «брату» великодушное письмо, в котором предложил ему императорскую корону Сибири.  Это письмо распространялось на русском, французском и немецком языках с целью обмануть бедных, ослеплённых горем людей.

Страдания в нас и вокруг нас росли и множились, а  слухи о зверствах врагов становились все более и более пугающими.  Неподалёку они пригвоздили стариков ногами к полу, требуя сказать, где были спрятаны их деньги. Но бедным нечего было скрывать! 

А моя бедная Эрнестина потеряла своего лучшего друга, француженку с четырьмя взрослыми дочерьми. Они попали в руки казаков, когда направлялись в Москву.

Район Москвы, где жили Тилгер и Мейер, был полностью разрушен. Подвал их дома был оборудован тяжелыми железными дверями. Невозможно было представить, что эти массивные своды могут сгореть, поэтому в нём разместили много товаров и продуктов питания, а для женщин он был убежищем в течение четырех недель с тех пор, как французы заняли город. 

Все верили, что удастся сохранить это здание, но напрасно: оно стало жертвой пламени, как и многие другие. Двое моих племянников, Карл Баллауф и Карл Латтерлох, находились в доме Мейера. Это всё, что о них известно, и бедные родители никогда не смогли узнать о них ничего больше».

 

Удивительно, но совсем из другого источника (Сергей Ярцев, «Амелунги с Покровки») мне стало известно, где находилось это здание — на Покровском бульваре, № 16-18). Ныне он известен как дом Телешова.

Мой четырежды прадед Иоганн Рудольф (Иван Григорьевич) Мейер в 1804 году купил его у графа Фёдора Толстого, а в 1815 году продал то, что от дома осталось после пожара 1812 года — «две крепостные белые земли с тремя каменными обгорелыми корпусами с садом» — купцу Андрею Карзинкину. Писатель Николай Телешов женился на правнучке купца, у него бывали многие знаменитости того времени: Рахманинов, Шаляпин, Бунин, Горький, Андреев, Серафимович, Маяковский, Куприн, Бальмонт, Сологуб, Вересаев, Шмелёв, Чехов, Перов, Левитан, Васнецов, Станиславский.

Сейчас дом является объектом культурного наследия. Несмотря на прежние перестройки сохраняется его внешний вид, внутренние интерьеры, в нём есть музей Телешова и живут потомки Карзинкиных. Там же располагается Московское отделение Всероссийского общества защиты памятников, которое, по традициям нынешнего времени, пытался несколько лет назад выжить частный ресторан…

 

Дом Телешова в Москве, раньше и теперь. На этом месте стоял дом моего четырежды прадеда. Иоганна Рудольфа Мейера.
Дом Телешова в Москве, раньше и теперь. В основе его дом моего четырежды прадеда Иоганна Рудольфа Мейера. www.gallerymemory.ru

Дом Телешова в Москве, раньше и теперь. На этом месте стоял дом моего четырежды прадеда. Иоганна Рудольфа Мейера.

 

Захват Наполеоном Москвы стал обратной точкой отсчёта этой прежде победоносной компании. Через пять недель французы покинули город, но и через месяц после пожара, писал партнёр Тилгера Изарн, он не мог ходить по булыжным мостовым, не сжигая подошвы сапог. Большинство московских торговцев были разорены. Тилгер и его компаньоны потеряли в огне турецкие шали, бриллианты и жемчуга — их московский склад во дворце графа Остермана стал жертвой пламени.

А Франциска и Эрнестина всё ещё находились в Блохино, переживая небывалый холод.

«Мы все укрылись на лежанке (Франциска написала «Leshanka». — Ю.С.). Работать было невозможно, мороз доходил до 34-36 градусов. Хотелось писать, но чернила замёрзли, мысли притупились, а тех, кто был снаружи, — вороны, воробьи — убила стужа».

Но пора было собираться в дорогу: подходил срок родов Эрнестины, и моя четырежды прабабушка Юлия ждала её в Петербурге. Путь лежал через разорённую Москву, и они своими глазами увидели, во что она превратилась.

«Ты не поверишь, какое страшное зрелище предстало перед нами вместо великолепной  Москвы!  Три-четыре мили мы проехали среди обломков и торчащих дымоходов. Наконец, добрались до жилых кварталов, но у бедного Тильгера были большие проблемы — денег не было.

Он  посетил своих бывших друзей, но эти визиты были болезненны и печальны.  Дома были снова заселены и, возможно, стали даже более элегантными, чем раньше, но теперь в них обитали  незнакомые нам люди.  Кто-то бежал, но  многие погибли.  Так, например, во время пожара несколько друзей и знакомых объединились, чтобы нанять большую лодку и спасти побольше вещей, но та перевернулась, и более 100 человек погибли. Мы отыскали лишь немногих своих друзей…»

 

«Возвращение из Петровского дворца», В.Верещагин
В. Верещагин. Возвращение из Петровского дворца

 

Отчего же так зверствовали на этой войне прежде галантные и учтивые французы?

«Страшные лишения, холод и голод, уверял меня мой племянник, г-н Эммерих фон Кребер, присоединившийся к наполеоновской армии как немецкий гусар, приводили всех в такое состояние внутренней ярости и гнева, что они не узнавали себя. Однажды когда Император приблизился к ним в ужасной метели, музыкальный корпус внезапно сыграл французскую народную песню: «Où peut on être mieux qu’au sein de sa famille», «Где может быть лучше, чем в своей семье». Наполеон был глубоко взволнован этим и ускакал галопом, а на щёки слушателей упали горячие слезы».

Зло всегда порождает ответное зло, эта война не стала исключением.

«Ненависть к иностранным захватчикам, а заодно и ко всем иностранцам в России росла с каждым днём. Были такие стихи: «Мать-Земля, не спеши поставить этих варваров на колени: пусть с ними расправятся дикие звери и ледяная зима».

Тем не менее и эта война, как и любая другая, когда-нибудь заканчивается. Франциска и большинство её родных и близких уцелели, мужественно пережив все тяготы и лишения. А в Москве уже началось новое строительство.

«Но губернатор отдал приказ прекратить его, потому что был утверждён  большой план по восстановлению города».

Добавлю  – в восстановлении Москвы большую роль сыграл другой мой предок, двоюродный трижды прадед Егор Герасимович Челиев, изобретатель русского цемента.

 

Изучив ранее не обращавшие на себя внимания в силу личного характера записки моей двоюродной четырежды прабабушки Франциски Амелунг, которой в пору Отечественной войны было 23 года, историки (например, профессор Hartmut Rüß) нашли явные доказательства того, что Наполеон сражался с Россией не только военными, но и активными пропагандистскими методами, намеренно будоражил антифеодальные настроения крестьян, и те поначалу нередко использовали смутное время для мести своим помещикам и не всегда были охвачены патриотическим единодушием, как представлялось ранее.

Хотя бабушка Франциска никогда не встречалась с Наполеоном, её наблюдательность, тяга к писательству, прекрасная память поставили их в этом рассказе в один ряд, отмерив всего семь шагов от меня до его треуголки.

Перевод воспоминаний Франциски Амелунг при незнании языка по мере умения и большого старания сделан автором.

 

В.Фролов. Наполеон в снегу. Серия «Лубок». 2005 г. Холст, масло. 75х60 см.
В. Фролов. Наполеон в снегу. Серия «Лубок». 2005