Я нахожусь в поствизитном синдроме. Ничего не могу с собой поделать: рассказываю всем о Хайколя. Мне снится Хайколя. Ощущаю себя прозревшим неофитом, восторженным школьником-новичком, новообращенным…
Два последних дня весны и два первых дня лета, проведенные в Хайколя, оказались не просто рубежом сезонов. Они, что называется, разделили жизнь на до и после. Как случилось, что банальный плановый методический семинар для музейных работников, превратился в катарсис, духовное очищение? Вы можете представить, чтобы после подведения итогов семинара директор одного из очень уважаемых районных музеев рыдала на груди у радушной хозяйки Хайколя Ольги Степановой и что-то шептала ей очень откровенное, личное? А потом у меня с этой же Натальей состоялся сокровенный, исповедальный разговор… Хайколя душевно растревожила всех.
Хайколя – остров. Хайколя – озеро. Хайколя – северокарельская деревня, хутор, который погиб, как и 64 ныне мертвых деревень Ухтинского (ныне Калевальского) края. Хайколя – родина великого мудреца и классика карельской литературы Ортье Степанова, дед, прадед и пра-пра… которого были рунопевцами. В 1872 году языковед и этнограф А. Борениус записывал от них руны и назвал Хайколя границей рунопевческого края. Земля рунопевцев впоследствии породила великих писателей: Яакко Ругоева, Ортье Степанова, Пекка Пертту, которых учил в Ухте один и тот учитель – Матвей Пирхонен. Они были одноклассниками! Литературную школу проходили в семинаре великого К.Г. Паустовского. Эта же земля породила писателя Антти Тимонена, поэта Николая Яккола, актрису Виено Кеттунен.
В краю сказителей и рунопевцев, которых записывал Элиас Леннрот, в ХХ веке случались страшные войны За карелов всегда шла борьба. Жизнь у границы обрекала их быть между молотом и наковальней. Я. Ругоев, О. Степанов, П. Пертту, А. Тимонен в Великую Отечественную воевали, и эта война для них, северных карелов, отчасти носила гражданский характер. Например, партизан Яакко Ругоев со своим отрядом получил задание сжечь свою родную деревню Суоярви. Приказ выполнили, и он лично сжег свой дом, чтобы враг не мог в нем переночевать или обогреться. Сжег свой родовой дом, в котором жили поколения сказителей и рунопевцев… Другие деревни погибли в ходе коллективизации или эпохи ликвидации неперспективных деревень, которых приговаривали к смерти в кабинетах начальников. У Ортье Степанова это хорошо показано в романе «Кукушка кукует к холодам», который подарили всем участникам семинара в Хайколя.
Хайколя повезло. Для его спасения нашлись люди. Сын писателя Михаил Степанов и его жена Ольга ударили в набат и создали в Хайколя историко-культурный комплекс: возродили дом Ортье Степанова, создали в нем литературный и этнографический музей. В одном из домов создан музей литературных героев. С участием финских студентов-волонтеров создан гостевой дом с комнатами для жилья и концертным залом. Приведено в порядок родовое кладбище, могила писателя. Есть баня и хозяйственные постройки.
Всего не перечислишь. Рядом прекрасное озеро, можжевеловая поляна, северные, низкорослые деревья и почему-то огромные могучие ели, словно часовые, охраняющие тишину Хайколя. Только птицы тревожат ее. Душевный покой Хайколя после каменных джунглей городов показался нам раем. К чёрту интернет, телевизор, мобильный телефон! Ощущение рая усиливают низко проплывающие облака.
Конечно, был семинар с лейтмотивом «Этнокультурный компонент в деятельности музеев». В Хайколя становишься глубже, мудрее. Обсуждали, как актуализировать этнический элемент в музее. Почему этнографических музеев так мало, а в условиях рыночной вакханалии появляются эпатажные, рассчитанные на шоу, перфомансы и китчевые халтурки? Почему чаще всего они носят бессмысленно иллюстративный характер: ряды самоваров, прялок, псевдонародных кукол… ? И главное – как создать экспозицию с истинно народным СМЫСЛОМ? В Хайколя все дышит смыслом. Его читаешь, ощущаешь. Идет нелегкий процесс смыслодобычи. Степановы прекрасно транслируют смыслы. Действительно, после посещения любого музея люди забудут факты, цифры, события. Остаются навсегда только смыслы! Хоть после Лувра, Прадо, Эрмитажа… Хайколя – эльдорадо смыслов, которые, в отличие от фактов, нельзя передать. Их можно только добыть самостоятельно
Почти целый день мы провели в поселке Калевала. Гостеприимные хозяева показали нам возрождаемый дом Моберга, музей рунопевцев, музей старой типографии. Я рассказал местным краеведам, что мой отец в составе отряда из восьми офицеров и трехсот девушек-минеров в 1950 году разминировал Ухтинский район в окрестностях озера Кис-кис. Отряд шел по этому району уже четвертый раз, но тем не менее извлек 15000 мин. Тут же принято было решение навестить этот район разминирования. Откуда такое кошачье название Кис-кис? Михаил Степанов объясняет с характерной для него улыбкой: «Оно называлось Кийски, что по-фински значит ёрш. Но какой-то военный топограф переименовал его в более легко выговариваемое. Так и значится на всех картах – Большой Кис-кис и Малый Кис-кис».
Глядя на одно из болот, я вспомнил рассказ отца, о том как его контузило: «Наступил на болоте на бревно. Оно поднялось. Отпустил – упало. Раздался взрыв. Всех раскидало. Поднялись и смеемся друг над другом – все в грязи, с меня погон сорвало. Только я оглох на три дня. Потом слух восстановился. Слава богу, что мина взорвалась в болоте. Если бы на суше, никто бы из нас не поднялся…». Когда отцу перевалило за шестьдесят, у него начались страшные боли лицевого нерва. Отвечая на вопросы врача, отец неохотно рассказал эту историю сорокалетней давности. «Так это последствия контузии. Нерв у вас поражен», — вынес вердикт врач. Мины взрывались и через сорок лет. Как-то в лагере минеров закончилась еда. Отец поехал в Ухту, где ему выдали «мясо» — двух живых бычков. Двадцатидвухлетний лейтенант гнал их 14 километров в лагерь минеров. А там возникла проблема: как бычков зарезать? Никто не умел. Но голод не тетка. Справились. Через 66 лет я ехал по этой бычковой грунтовке…
В Калевале для меня произошло еще одно открытие. Степановы шепнули мне на ухо: «Хотите посмотреть дом, в котором в 1962 году у Ортье Степанова жил три дня Юрий Казаков?» Еще бы! Казаков – один из моих любимых писателей-рассказчиков. «Мать была в отъезде. Крепко тут отец и Юрий Павлович попили, ухой побаловались. Отец на карельский манер переименовал его в Юркки, и тому это очень понравилось. Кстати, и меня в Хайколя Михаил Степанов переименовал в Мийхкалли Култавуори.
«Казаков тут послушал сказительниц. Описал все это», — продолжал Михаил Степанов. В Хайколя он показал пачку писем Юрия Казакова к Ортье Степанову. Были и ответные письма, которые, наверное, есть в архиве у классика русской литературы. Литературовед Наталья Шилова писала об этом факте, но о переписке писателей узнала от меня, поднявшего в Петрозаводске хайкольскую волну. Собирается заняться письмами.
Вернувшись домой, я первым делом нашел в интернете рассказ Юрия Казакова «Калевала». «В Кеми мне сказали, что где‑то далеко на западе в глуши Карелии есть будто бы район Калевала и что живут там рунопевцы…» — так начинается повествование. А как тонко он описывает сказительниц Марию Михееву и Татьяну Перттунен! Ортье и Юркки с ними уплыли на один из островов озера Куйто. После наваристой ухи разлеглись на траве. Ортье мигнул Юркки — скоро начнут. И началось: «Раздаются первые звуки ее невыразительного голоса, выговариваются торопливо первые слова, неустойчиво выпевается еще неуловимая на слух мелодия. Да! Она и не поет еще, а говорит речитативом, скоро несется, как ручей в лесу с его разнообразным, высоким и низким бульканьем. Но лицо ее уже преобразилось — глаза сведены в одну точку, пальцы двигаются, скрючиваются и распускаются, голова вздрагивает и откидывается, глаза поднимаются на сосны, на даль озера, но тотчас опускаются. Иногда она повысит голос, нахмурит брови, вскрикнет грозное и поднимает руку, угрожая, но тут же и сникнет, забормочет, раскачиваясь, что‑то жалобное». Этот текст сам как высокая поэзия.
Что сегодня Юрий Казаков сказал бы о стране Калевалы? Разруха, признаки депрессии, заброшенные поля, не поддающиеся описанию дороги… Все это есть. Но есть энтузиасты культуры, болеющая за дело молодежь, есть Степановы.
Конечно, в Хайколя много говорили о будущем. В Хайколя потянулись люди. За год бывает около двух тысяч. И все уезжают духовно заряженными. Но ведь все держится на уже немолодых Степановых. Они совершили духовный и физический подвиг. Но что впереди? Не будут ли заколочены окна в домах Хайколя? Не остынут ли навечно в них очаги? Прервутся ли родовые корни? Вопрос открыт. Его надо решать.
По дороге домой в тетрадке у самодеятельного поэта Микко Култавори появились стихи:
Побывал я в Хайколя прекрасной!
Раздвоилась жизнь на два протока.
Всё, что было до – опять неясно,
Всё, что впереди – во власти рока.
В суету сует я снова возвращаюсь,
Но другим я перед ней предстану.
Объяснить себе я что-то попытаюсь,
И любить озера еще больше стану.
Поэтическая струна звучала в общении участников нашей поездки. Что-то действительно неуловимое, похожее на чувство благодарности, можно было уловить в лицах. Ольга Степанова, начиная семинар, прочла стихи Яакко Ругоева:
Если ты, дружок, забывчив,
Я тебе сейчас напомню.
Даже грубая осока,
Благодарна корню.
Пусть кукушка кукует Хайколя долго-долго и пусть голос ее не стихает.
Фото предоставлены автором публикации
