Из цикла «Они из будущего»
Олег Гальченко беседует со студенткой Дарьей Староверовой о том, каким остался в памяти первосентябрьский день, об учителях, оставивших по себе разную память, о травле в классе и о том, чего больше всего не хватает современной школе.
Страшно сказать, как давно это было. Ровно сорок лет назад! Раннее сентябрьское утро и я, невыспавшийся, заранее испуганный чем-то неведомым, ждущим меня впереди, бреду на первый в своей жизни урок. В новенькой синей школьной форме, с совсем недавно купленным ранцем за плечами, в котором подпрыгивают на каждом шагу и подскакивают ещё непрочитанные учебники и девственно чистые тетради в клеточку и линеечку… И громкая музыка из школьных окон, и первый в жизни звонок, кажущийся невероятно громким и сердитым, и знакомство с будущими одноклассниками, и многое-многое другое, что было впервые. Начиналась какая-то новая жизнь, какая-то новая игра, правила которой ещё только предстояло мне понять…
Тогда я чувствовал неописуемую гордость от того, что стал первоклассником. Сейчас же гляжу вслед стайкам нынешних первоклассников, стекающимся в первый день очередного учебного года к близлежащей школе, без зависти и ностальгии. Я ведь знаю, что праздники быстро заканчиваются, а в наступающих вслед за ними буднях может быть не так уж много радостных моментов. А вот любопытство испытываю жгучее. Ведь должна же школа XXI века чем-то отличаться от нашей советской, а люди, населяющие её, от нас и наших многострадальных учителей, несомненно, намучившихся с нами, но всё-таки кое-чему нас научивших!
Именно об этом сегодня нам и расскажет наша гостья из будущего Даша Староверова. Её последний школьный звонок прозвенел всего два года назад. И воспоминания о детстве ещё достаточно свежи, а след, оставшийся в душе от тех времён, кажется ещё достаточно болезненным…
– Даша, для начала попробуйте мысленно перенестись на некоторое количество лет назад и представьте: вот просыпаетесь вы рано утром 1 сентября, сразу вспоминаете, что сегодня снова в школу, и… Какие чувства переживаете? Ужас? Радость? Или ещё что-то?
– Всё зависит от того, какой по счету учебный год идёт. Когда я училась в начальной школе, почти каждое утро воспринималось как нечто хорошее, поскольку мне очень нравилось учиться. К тому же с каждым годом появлялись новые предметы, что подогревало интерес к учебе. То ли в третьем, то ли в четвёртом классе у нас появилась история, и это был один из моих любимых предметов. Поэтому все дни, когда у нас в расписании стояла история, казались мне праздником. Позднее же каждое школьное утро стало восприниматься скорее как трагедия, которую как-то надо пережить.
– А ещё трагедия в том, что лето кончилось, каникулы кончились, а ты так ничего и не успел!..
– Окончание каникул воспринималось как самый настоящий повод для обиды. Ведь было же такое замечательное лето, ты гуляла с друзьями во дворе, играла в прятки – и тут на тебе!.. Уже осень, уже холодно и тебе надо залезать в школьный сарафан!
– Но день, когда вы пошли в первый раз в первый класс, стал для вас всё-таки праздником?
– Я не очень хорошо помню свой первый школьный день и больше знаю о нём, честно говоря, из рассказов мамы. Единственное, что я помню, так это то, что у меня было много надежд на школу, поскольку мне казалось, что я наконец-то стала уже достаточно взрослой, ведь школа – это что-то серьёзное по сравнению с детским садом. А маме из того 1 сентября больше всего запомнился момент, когда всем выдали мороженое, я спрашивала, можно мне или нет, а все остальные мамочки смотрели на неё и поражались такому воспитанию.
Вообще, куда ярче мне запомнился совсем другой день. В последний год, когда я ещё ходила в садик, и пришло время выбирать будущую школу, мы с мамой выбрали 13-й лицей. Но для того, чтобы в него попасть, надо было пройти что-то вроде небольшого вступительного испытания. Со мной разговаривали, задавали всякие вопросы, и одно из заданий состояло в том, чтобы переделать предложение из двух существительных в предложение из прилагательного и существительного. И я очень сильно зависла на словосочетании «таз из меди», не догадавшись, что правильный ответ – «медный таз». Я думала, что провалилась, но всё обошлось и в школу меня всё равно взяли.
– Я тоже в своё время проходил что-то вроде экзамена. Запомнилось, как мне пришлось составлять связный рассказ по трём картинкам. Я с этим легко справился, ибо уже много читал и сам пробовал сочинять какие-то истории. А вот когда из паззлов пришлось составлять изображение некоего предмета, с технической-то стороной дела я справился, а вот сказать, что на картинке цветочная ваза, не смог. У нас ведь дома не было цветов, и я просто не знал, как это называется! А в результате меня вместо подготовительного нулевого класса чуть было сразу не отправили в первый и лишь в последний момент почему-то передумали… Вернёмся к вашему первому школьному дню! Ведь 1 сентября 2004 года вошло в историю благодаря тому, что весь мир узнал название маленького осетинского городка Беслан. Вы были в курсе происходивших там трагических событий?
– Да, мы с бабушкой в течение нескольких дней, когда я приходила из школы, сидели перед телевизором и смотрели выпуски новостей о том, как развивалась ситуация в Беслане. Было очень больно и страшно, что нечто настолько ужасное происходит с такими же ребятами, как я сама. Для меня, как и для многих других первоклассников, первое сентября было праздником с громкой музыкой, шариками и поздравлениями, а для кого-то этот день стал последним. Да и те, кому удалось выжить, получили такую душевную травму, с которой не всякий человек смог бы справиться…
– О первой учительнице иногда говорят, что она «почти вторая мама». В вашем случае это было бы справедливо?
– Это было бы оскорблением для моей мамы!
– А для учительницы?
– Для неё было бы слишком большой похвалой.
– Но среди ваших учителей были такие, которым вы всю жизнь будете благодарны?
– Удивительно, но да – такие учителя были. Это были чаще всего учителя литературы и русского языка. В начальной школе у меня была замечательная учительница истории Яковлева Ирина Яковлевна. Она была довольно-таки строгим преподавателем, но тем, как она рассказывала об истории, можно было заслушаться. Благодаря ей я и полюбила её предмет. Я очень благодарна Тамаре Николаевне, которая преподавала литературу в 8-9 классах в бывшей 37-й гимназии, которая сейчас Ломоносовская. Она стала первой, кто начал меня вытаскивать на всякие литературные конкурсы, связанные как с моими стихами, так и с чтением стихов других авторов на публике. Если бы не она, я бы, наверное, не стала бы связывать определённую часть своей жизни с чтецким мастерством, да и со стихами вообще.
Есть ещё одна учительница, о которой обязательно стоит сказать. Когда я перевелась в вечернюю школу в середине десятого класса, моей классной руководительницей стала учительница русского языка и литературы Бреккиева Светлана Модестовна. И она меня очаровала тем, как она нам рассказывала о литературе, как она исполняла нам отрывки из произведений. Мне очень-очень нравилось ее слушать. И как классный руководитель она была замечательной. Светлана Модестовна тоже повлияла на выбор если не профессии, то той сферы, в которой мне хотелось бы реализовываться в дальнейшем.
– Вам приходилось участвовать в школьной самодеятельности, читать стихи или участвовать в постановках?
– Было дело несколько раз. В начальной школе мы ставили сказку про козла, я там играла бабку, и мы с этой постановкой выступали перед более младшими классами, которые были в восторге. Это было очень смешно. Потом в пятом классе мы ставили сказку на английским языке на Новый год. Тоже неплохой опыт. Плюс к этому нас тогда заставляли на разных мероприятиях всех вместе песни петь. А еще я выступала на двух последних звонках и читала свои стихи. Не могу судить, насколько успешными были эти выступления, но это опять же был полезный опыт.
– Вам не приходилось оказываться объектом всеобщей травли?
– По сравнению со случаями, о которых мне приходилось читать или слышать, мне, конечно, повезло. Но и мне очень сильно доставалось от некоторых одноклассников. Были те, кто издевались надо мной, в какие-то моменты драться приходилось – это было ещё в начальной школе. Ну а в средней школе меня доводили до того, что я приходила домой и просто рыдала по несколько часов. В общем, мне было не очень весело в школе!
– Мне тоже. Хотя сейчас я своим врагам скорее благодарен, ибо быть изгоем — не трагедия, а большая удача. Когда ты точно знаешь, что коллектив тебя не примет ни на каких условиях, ты освобождаешься от любых моральных обязательств перед обществом. Ты не обязан стараться ему во что бы то ни было понравиться, соблюдать общепринятые нормы поведения, разделять общую моду, общие представления о доброе и зле… То есть для сильного человека это первый шаг к настоящей свободе. Но в чём были причины ваших конфликтов?
– В начальной школе часто цеплялись к моей фамилии, находя её очень смешной. Из-за этого было много производных и прозвищ. Хотя, возможно, причина крылась не только в фамилии, но и в чём-то ещё. Понятно, что я просто не вписывалась по каким-то параметрам, но по каким именно – тот еще вопрос.
– Время от времени депутаты и чиновники высказывают такую идею – хорошо бы, мол, ввести раздельное обучение мальчиков и девочек подобно тому, как это было в дореволюционных гимназиях и какое-то время даже в советские годы. Как, по-вашему, подобное новшество пошло бы на пользу или нет?
– Скорее, нет. Обучение в общих школах, где есть и мальчики, и девочки помогает им адаптироваться друг к другу, научиться выстраивать хорошие отношения – дружеские, романтические или ещё какие-то. Если бы всех опять стали разделять, появилось бы еще больше сложностей во взаимодействии между представителями разных полов, проблема неравенства встала бы еще острее, и это далеко не все проблемы, которые могли бы возникнуть после подобного решения. Ни к чему хорошему это бы не привело.
– Скажите, а были у вас предметы абсолютно дурацкие или бесполезные?
– Если не считать физкультуры, которой лучше бы не было, все остальные предметы мне либо нравились, либо просто вполне устраивали. Ну, например, мне никогда не казались особо полезными музыка и рисование, но сама возможность порисовать и попеть где-то между решениями сложных задач мне нравилась. Черчение вот я терпеть не могла, и это был предмет, с которым у меня дела абсолютно не ладились, который воспринимался как каторга.
– Учебники-то у вас все были хорошие? Нам иногда попадались такие, что читаешь — и понимаешь, что автор никогда не учился сам в школе и не общался с детьми. С особым ужасом вспоминается «Геометрия» под редакцией некоего Погорелова, которую даже в прессе ругали, но критика так и осталась без ответа.
– У нас были на удивление хорошие учебники, в которых явных неадекватностей не попадалось. Разве что в девятом-десятом классах у нас были учебники для углубленного изучения обществознания авторства Боголюбова. И вот там встречались такие предложения, которые несколько раз прочитаешь и не можешь понять смысл. С точки зрения грамматики русского языка в них всё было верно, но мысли при этом формулировались так, что твой мозг вырывался через черепную коробку и отправлялся на волю, не желая иметь с этим дела. Конечно, если прочитать весь текст, то можно понять, о чем речь и что имеется в виду, но эти предложения просто вымораживали.
– Но с литературой-то вам повезло!
– Да, хотя решающую роль в формировании моих читательских вкусов все равно сыграла моя бабушка, которая, собственно, учила меня читать и писать. Когда я была ребёнком, я дико ненавидела художественную литературу, зато любила научную и зачитывалась энциклопедиями. А бабушка заставляла меня читать ещё и художественные произведения, и спустя какое-то количество лет я полюбила и их.
– Наша учительница литературы Антонина Адамовна могла нас увлечь преподаваемым нам материалом так, что однажды прямо на уроке две мои одноклассницы даже поссорились не на шутку из-за того, что одной больше нравился Болконский, а другой Пьер Безухов. У вас такое было возможно?
– Нет, хотя определенную любовь к классической литературе нам всё же прививали. Нам пытались дать кое-какие представления и о различных жанрах и поэтических формах, в том числе нестандартных. Например, однажды у нас было задание написать хокку. Это стихотворение из трёх строк, где в первой строке пять слогов, во второй семь и в третьей пять. Помню, как мы с мамой сидели целый вечер, придумывали, о чём написать. Было сложно не столько воплотить задумку, сколько придумать тему. Были идеи и про рыбок в пруду, которые хлебушка ждут, и ещё что-то…
– «О чём писать – на то не наша воля!» — как справедливо заметил когда-то Николай Рубцов. Скажите, а чего, по-вашему, больше всего не хватает современной школе?
– Индивидуального подхода.
– Но индивидуальный подход – это же один из основополагающих принципов педагогики, которому учат во всех вузах!
– Мало ли чему учат… На практике ничего подобного нет, в большинстве случаев к ученикам не относятся с должным вниманием. Всегда есть ученики-исключения, отличающиеся от общей массы. Но вместо того чтобы попытаться понять, в чём состоит их исключительность и как с ними иметь дело, учителя игнорируют это и пытаются запихнуть ученика в общий котёл – пусть там варится, а что получится в результате – не наше дело! Например, если в начальной школе ребёнок постоянно крутится, что-то делает руками, плохо слушает материал, на него сразу начинают кричать. Хотя в этом возрасте проявляются заболевания, вроде синдрома дефицита внимания, например, и проблемы с концентрацией могут быть как раз в нем. Конечно, это не значит, что каждый гиперактивный ребенок болен, но это как минимум отличный повод для того, чтобы учителя были более внимательны. Плюс еще бывают ситуации, когда педагоги считают, что отчитывать ученика перед всем классом – это отличная идея. Помню, как у нас каждый урок русского начинался с того, что отчитывали моего одноклассника Сашу за ошибки в диктанте и домашних заданиях, используя при этом очень грубые выражения. Не знаю, что творилось в этот момент с Сашей, но подобное поведение явно не способствовало улучшению познаний или вообще хоть чему-то хорошему и полезному.
– У меня было немало претензий к школе, в которой я учился. Помню, как меня бесило, что иные педагоги были не в ладах с нормами русского языка и позволяли себе фразы, типа: «Раздевайте пОльта и идите в класс!» Но в те времена на подобной колхозной фене изъяснялись даже члены Политбюро ЦК КПСС. Главной же бедой и тогдашней, и нынешней системы образования я считаю то, что она не учит детей правильно отвечать на те вызовы, которые бросает нам современный мир. Что я имею в виду? Наши учителя говорили нам немало правильных вещей. Однако они были представителями старшего поколения – одни начинали карьеру в 50-х, другие застали даже довоенный период. И все их высокие истины имели отношение скорее к тому миру, в котором жили герои книжек, типа «Витя Малеев в школе и дома». А жизнь вокруг нас стала сложнее, циничнее, жёстче. Эрудиты и отличники уже не обязательно становились авторитетами в среде сверстников — в отличие от мажоров, имеющих доступ к импортным шмоткам. В лозунги, звучавшие с высоких трибун, уже никто всерьез не верил. А на блестящую карьеру во взрослой жизни мог скорее рассчитывать не ударник и рационализатор, а подхалим. Мы всё это чувствовали и слишком рано перестали верить учителям, слишком рано начали приспосабливаться к окружающей пошлости. И, увы, неплохо приспособились… Ну, а в целом, как вы оцениваете свой период жизни, пришедшийся на школьные годы?
– Пожалуй, те одиннадцать лет, что я провела в стенах школы, для меня пока что остаются самым сложным периодом в жизни. Пока я училась в школе, у меня, как и у вас, светлые возвышенные принципы из книжек раскалывались на части при встрече с суровой реальностью, и хорошо было видно, как на самом деле выстраивается иерархия людей в обществе и как надо себя вести, чтобы занять хоть какую-то нишу, чтобы не огребать потом за то, что ты не вписываешься.
Не знаю, насколько полученный опыт помог всем моим бывшим одноклассникам в их новой жизни, но лично мне все пережитое помогло стать более человечной, более внимательной к проблемам, с которыми сталкиваются окружающие меня люди, а еще это помогло мне понять, что часть решения проблемы заключается в том, чтобы начать говорить об этой проблеме и что порой нет ничего важнее поддержки. Так что если этот материал читает тот, над кем издевались или издеваются в школе, знайте, что вы не одни. Сколько бы противных слов о вас ни говорили, это не значит, что с вами что-то не так. Вероятно, сейчас вам кажется, что эти издевательства никогда не закончатся, но, знайте, что все пройдет, вы окончите школу, и перед вами будет весь мир, в котором вы можете стать кем угодно и никто не посмеет вам помешать. И, самое главное, помните, что нет ничего постыдного в том, чтобы просить о помощи, когда она вам нужна.
