Евгения Зимина – переводчик и преподаватель. Живет в Костроме. Она стала победителем Третьего конкурса короткого рассказа «Сестра таланта» с рассказом «Ангел».
***
Каменный Сусанин в сквере снисходительно смотрит на туристов, покупающих картины и сувениры. Падает крупный мокрый снег, но это не смущает ни уткнувшихся в навигаторы гостей города, ни местных художников, пытающихся привлечь внимание к своим «Осенним берёзам», «Видам Костромы в дождливую погоду» и глиняным колокольчикам. Проталкиваясь через толпу, я слышу знакомый голос с южным акцентом, который не исчез и через почти тридцать лет жизни на волжских берегах.
– Не падай в обморок! Я твою «любимую» картину продал!
– Расим, кто хоть позарился на «шедевр»? – спрашиваю я.
– Туристы, кто же ещё.
«Шедевр» изображал зимний лес и мужика, навстречу которому из-за сугроба вылезал неправдоподобно огромных размеров медведь. Меж собой мы звали картину «Иван Сусанин убивает медведя, чтоб дать врагам беспрепятственно пройти в лес и утонуть в болоте», и я вечно её критиковала.
– Таких мишек не бывает. Посмотри, он здесь с маршрутку величиной! И толстый. А зимой только шатуны ходят, они тощие. И как мужик в лес без лыж забрался, по таким-то сугробам?
Но вот «шедевр» куплен кем-то, кого не смутили ни размеры медведя, ни прочие недочеты.
– Раньше иностранцы такое брали, «русский медведь», мол. Сейчас москвичи: «жизнь в глубинке», говорят.
Мы смеёмся.
– У меня сегодня день удачный – ещё пару натюрмортов взяли, цветы там, виноград. В кавказском стиле. Но это наши купили.
«Наши», понятно, это азербайджанцы.
– Накрылся нам Стамбул, – говорит Расим после того, как я в шутливо-высокопарном тоне поздравляю его с коммерческим успехом.
Мы оба мечтаем поехать в Стамбул. Я – на три дня, посмотреть дворцы, мечети с круглыми куполами и тонкими минаретами, полюбоваться Босфором, о котором так вдохновенно писал Орхан Памук, и уехать с мыслью, что красота, конечно, потрясающая, но лучше ёлок и берёзок ничего нет. Он – поработать год-другой:
– Я бы акварели писал, дворец Топкапы, или какого-нибудь пашу на охоте. Вышел бы на берег Босфора, где туристов полно, а тут ты идёшь. На три дня приехала. И говоришь: «Расим, картина-то неправильная. Зачем паша на охоту в халате поехал? Он же им за ветки цепляться будет. И оленей таких не бывает». А я бы сказал: «Да я вчера две таких продал. Русские купили. «Восточный колорит, мол».
И мы снова смеёмся.
– А теперь я туда – ни ногой. Пока они перед нашими не извинятся. – «Наши», понятно, это уже россияне. – А они, похоже, не собираются. И буду я тут мёрзнуть. Как зима – так кашляю.
– А почему ты в Баку не поедешь, если тебе тут холодно?
Он долго думает.
– Я уже так давно в России. И по паспорту россиянин! Друзья все здесь. Сослуживцы бывшие. Я, наверное, уже больше не бакинец. Как ни приеду в Баку, меня там иностранцем считают.
… Он не был иностранцем, когда приехал сюда. Стал художником, но писать картины на руинах огромной страны не смог и пошёл работать в милицию. А когда вышел на пенсию, вернулся в сквер в центре города и стал выставлять многочисленные пейзажи, натюрморты и портреты, которые написал в свободное от погонь за преступниками время.
– Значит, ты уже совсем костромич!
–Не знаю. Я тут … для всех разный. Для тебя, например, костромич. А для некоторых – «понаехал». – И снова молчит; по лицу пробегают тени скрытых воспоминаний, но потом он решительно кивает головой, отгоняя эмоции, и добавляет:
– Да ну его, этот Стамбул! Там я тоже бы иностранцем был! И с погодой у них в последнее время не очень-то. В этом году даже снег шёл.
Да, неласковая в этом году погода на берегах Босфора.
А Расим продолжает:
– Кстати, знаешь, что на Рождество было, прямо вот здесь, над сквером, над Сусаниным? На закате небо стало розовым, фиолетовым, таким …нездешним, и солнечные лучи сложились в крест! Бог явил великое чудо!
– Бог? – скептически спрашиваю я. Расим насмешливо улыбается.
– Ты думаешь, мне следовало бы сказать «Аллах»? Бог один. Это люди разные. И по-разному понимают Бога. Но тогда, в Рождество, это было неважно: все ахали и фотографировали. И я, и другие художники, и туристы. Китайцев много было. У них, наверное, тоже свой бог. А кто-то в Бога не верит, скажет, физика, мол. А крест в небе от людей не зависит.
Китайцев и сегодня много. Подходят, покупают ещё две картины.
– Везунчик, – говорит маленький замёрзший художник, чьи пейзажи, кажется, тоже окоченели и загрустили. – Вот гляньте, – обращается он ко мне. – Те же картинки, что и у всех, а он вон как расторговался! Восточная магия, не иначе.
Конечно, магия. Картины только на первый взгляд те же: храмы, Волга, снежный лес. Только вот в облике церкви нет-нет, да и проглянет круглый купол, а фиолетовые тени на нарисованном снегу станут золотисто-розовыми, как стены домов старого Баку. И в стального цвета волжской воде на холсте вдруг проступит ясный мазок, по-южному бирюзовый, словно воды Босфора.
Условия участия в конкурсе короткого рассказа «Сестра таланта»
