Нина Бабич живет в Сортавале. Пишет: «Люблю перечитывать русскую классику и открывать в ней новые грани, а также люблю жизнь и людей».
***
– Несостоятельность идей нигилизма, символическая смерть Базарова, одинокие фигуры старичков на сельском кладбище. Как учителям литературы удаётся убедить учеников в авторском замысле? Лилечка уверяет, что роман изменил сознание целого поколения. Неужели не обойтись без ненужного пафоса?! Почему мы должны склоняться перед авторитетами и принимать на веру художественную правду классики?
Пытаясь оспорить всех и всё, молодой человек, едва разнимая веки, дочитывал роман Тургенева. А под дачной тахтой напоминал о себе «Настройщик» Мейсона. Это странное путешествие героя в Бирму волновало, невольно выдавало потайные уголки души юноши.
– Базаров – человек самолюбивый, отрицающий духовный опыт, одним словом, нигилист. Как он мог изменить своим принципам, хотя, нет, принципы у Павла Петровича, материалистическим взглядам учёного после встречи с эгоистичной Одинцовой?
Юноша потянулся к светильнику, когда из книги выпало письмо – открытка с видами Ласточкиного гнезда. Читать? Конечно, как только вернулось ощущение реальной жизни.
– Да, это не старенький романтик писал.
Двойная художественная карточка за 15 копеек наглядно представляла целостную картину замка и советскую жизнь второй половины прошлого века.
«Здравствуй, Катюша! Не обижайся, что сразу не написал. В столовую часа полтора простоишь. Встаём рано, в шесть часов, иначе мест на пляже не найти, и загораем, пока не сядет солнце. Климат здесь отличный».
А мысли уже блуждали вдоль Южного берега Крыма с возвышающимся над морем Ласточкиным гнездом, готовым в любой миг сорваться и взлететь в поднебесье.
– И это всё романтизм, чепуха, художество? – спорил уже сам с собой молодой человек.
Чёрное море дразнило своей глубиной и пугало настолько, насколько способна детская фантазия, память иных сфер. Невольный свидетель нашей жизни. С причудами памяти не все справляются, одни её лелеют, другие страшатся, только не подросток, уверенный в завтрашнем дне. Открытка вызвала неподдельный интерес.
«Да, знаешь, здесь есть плащи как у тебя, сарафан, может, купить, как ты думаешь? Есть сапоги-чулки, туфли на платформе. Я бы купил, если бы знал, что тебе будет впору. На Оленьку курточки с капюшоном и брюками за 25 рублей (на барахолке), не знаю, покупать или не стоит. В общем, вещей много хороших».
С того крымского лета прошло больше тридцати лет. Оленька, Ольга Михайловна, снова собирается с мужем в Крым, утёсы и скалы которого хранят в памяти тысячи лиц, одно из которых едва ли не копия её самой. В прошлом осталась поездка в Германию.
– Разве тебя это не занимает? – не унималась мама, расхваливая замок.
– Значит, нет во мне художественного смысла. Нойшванштайн меня заинтересовал с точки зрения архитектуры, – небрежно отвечал сын.
– Как можно обходиться без художественного вкуса?
– А зачем? Важнее, почему Ласточкино гнездо – образец средневековых замков Германии?
– Я сейчас не о влиянии Запада на Россию с тобой говорю.
– Да, понимаю, искусство, а ещё русская литература самая духовная в мире…
Со стен старой дачи заглядывают вам в лица близкие и чужие люди, герои сказок, много пейзажей и, конечно, Крымский берег.
В письме нет впечатлений от замка, художник поскупился на изобразительность слова. Думал ли он об одиноко оставленной женщине в их доме?
– Я нахожу, что ты стал излишне самоуверенным, внук.
– Не обо мне сейчас. Дед, почему после крымского лета ваша с бабушкой жизнь сильно изменилась? В твоём жизненном чемодане образовалась пустота?
– Похвально. Тургенева читаешь? Да, видно, чем-то не тем чемодан набили.
– Читаю, не в пустоте же существовать. А если серьёзно?
– Любопытство, любовь к покою, эгоизм – всё это и сбило меня тогда с толку.
– Ты ведь не о бабушке?
– Как ни странно, о себе.
Вот и поговорили. От сна и следа не осталось.
«Буду здесь до 31, квартиру снял по 1.30 в день. Завтра пойдём заказывать билеты, говорят, что на Мурманск прямых рейсов уже нет. Поэтому не знаю, заеду к Оленьке или нет. Как здесь ни хорошо, уже надоело, очень скучаю по Оленьке и по тебе. Крепко целую, твой Михаил. У Ласточкина гнезда были вчера».
Михаила не стало спустя десять лет после памятного крымского лета. Бестолковая русская головушка пропала ни за что. «Дуньте на умирающую лампаду, и она погаснет». Милые старички. Бабушка Катя готовит любимому внуку кашу и читает: надо же память удерживать в разумных пределах.
– Бабуля, опять Донцовой зачитываешься? Каша-то не подгорит?
– В ней есть свой особый вкус.
– Вкус каши?
– Денис, о вкусах, как ты знаешь, не спорят, а романы Донцовой меня успокаивают.
– Да, я и не спорю. Давай завтракать.
Взгляд бабушки скользнул по акварельному рисунку, созданному явно по памяти. О чём она сейчас думает? У неё своя правда жизни, как и то, что всякий человек сам себя воспитать должен, если верить Тургеневу и жизни.
А Ласточкино гнездо так и парит между небом и морем.
Условия участия в конкурсе «Сестра таланта»
